Виталий Гладкий - Приключения-91

• Название: Приключения-91
• Автор: Виталий Гладкий
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1991

Сборник остросюжетных, приключенческих произведений.

---

На водительскую лицензию Борис все же экзамены сдал, получив похожую на визитную карточку с цветной фотографией. Начиналась морока с покушением на лицензию таксиста. Требовалось пройти через тернии новых экзаменов и заплатить новые деньги.

Ах, деньги... С какой ослепительной легкостью они доставались Борису в Стране Советов! И какие деньги! Тысячи и тысячи, Просто из воздуха. И как трудно добывался, выцарапывался каждый серо-зеленый доллар, на который ничего не купишь. Доллар в Америке все равно что десять копеек в России. Правда, колготки здесь стоили этот доллар, но буханка хлеба — уже два... С другой стороны, что такое советские рубли? — успокаивал себя Боря. Вата... Одновременно он высчитывал. При работе в такси в среднем зарабатывалось две тысячи в месяц. Семьсот долларов — квартира, пятьсот — еда. Одежда — копейки, на сто долларов на распродажах можно принарядиться в пух и прах. Однако все равно не очень-то густо и остается... В Союзе с ватными, но в большом количестве рублями Боре жилось лучше. И куда как праздно. Стоп, возражал он сам себе. А экология? А жизнь среди серых людей и серых зданий? Беготня за дефицитом? Идиотские законы, «нельзя» на каждом шагу? Пусть таксистом, пусть нищим среди изобилия, но ведь жить богатым среди нищих удручающе скучно. И опасно! А здесь все стремились к богатству. В общем, стабильность американской семьи Борю привлекала. Привлекала кооперативная квартира жены, невольная каждодневная практика в английском языке, к браку принуждал и зверствующий СПИД, да и просто устал он, набегался...

Зарегистрировали брак в Сити-Холл, в Манхэттене, неподалеку от знаменитого Бруклинского моста, с которого, по словам Маяковского, безработные бросались в Гудзон вниз головой. Протекала под Бруклинским мостом, правда, Ист-Ривер, так что насчет Гудзона поэт дал маху.

Свадьба прошла скромно, среди англоязычных родственников невесты Риты, отметивших прекрасный аппетит жениха, проявленный им за столом. После свадьбы потянулись семейные будни. Рита, служащая банка, напирала на активное зарабатывание Борисом серо-зеленых денег. Боря соглашался, но арендовал желтую машину на два дня в неделю, не более, опасаясь, что текучка труда засосет. Боре не давали покоя прошлые сверхдоходы. Ну почему, почему здесь их никоим образом невозможно извлечь? А ведь летают некоторые на собственных самолетах развлечься на Гавайи, а тут вертись по вонючему Нью-Йорку и лижи задницы за три-четыре доллара чаевых, может, и скопишь на поездку к этим Гавайям в общественном транспорте...

Неизвестные и хитрые механизмы работали здесь на ниве извлечения сверхприбылей, и освоить механизм дано было лишь американцам с их американским языком, воспитанием, образованием и опытом, а Борю угораздило родиться в Воронеже, прожить жизнь в Союзе, а здесь уже доживать, в труде добывая хлеб свой... А так не хотелось, ну не хотелось — и баста!

Не один Боря страдал этаким образом, но единострадальцы своей солидарностью успокоения не приносили.

— Я решал в министерстве вопросы, — ныл на Брайтоне один из них. — Я с премьером за руку... А тут? Таксистом вшивым устроиться не могу!

Этот страдалец, равно как Боря, был из вновь прибывших. А ветераны? С десятилетним, а то и с двадцатилетним стажем? Те говорили иное. Да, трудно, да, несладко, но надо перетерпеть.

И действительно, неплохо устроились многие ветераны. Свои магазины, кафе, рестораны, автомастерские и заправки... Их мир был миром сытых, иной средой, куда Борю и ему подобных не очень-то допускали, подобно тому, как в армии не допускают «старички» в свою компанию даже ближайший по сроку призыв, а уж что говорить о среде офицеров и генералов? Впрочем, генералы американской жизни на Брайтоне не появлялись, да и вообще в среде эмигрантов из СССР отсутствовали. Но миллионер на Брайтоне — не редкость, и почему бы миллионером не стать, как справедливо размышлял Боря, расправляя и убирая в бумажник три зеленых десятки, заработанные на переноске тяжестей с первого этажа на второй у соседа-кубинца.

Жил теперь Боря в Бронксе, в приличной его части, но тянулся в далекий Бруклин постоянно — там было общение, соотечественники. Тянулся к уютному Брайтону с его серой дощатой набережной, океаном, овощными лавчонками, грохочущим над домами сабвеем и вывесками на русском языке... Там, в американском Бронксе преобладала идеология покорного служения офисам и домашним очагам; здесь, в маленькой Одессе, перенесенной на берег Атлантики, витал дух некой романтики и мыслили категориями, Америке неизвестными. И звучало над океаном ностальгическое, но и задорное с порывами ветра из шального динамика:

Здесь нету моря Черного, но есть залив Гудзона,
А вместо Дерибасовской по Брайтону пройдем,
Здесь в магазинах ты найдешь от водки до лимона,
Здесь также нет ОБХСС, но мы переживем...

Для жизни одессита все здесь создано природой,
Здесь деловому человеку — сказочная даль,
Здесь вместо Дюка Ришелье есть статуя Свободы,
А вместо красной «Лондонской» здесь есть «Националь»...

Никакой сказочной дали в своей судьбе прагматичный Борис покуда не разглядел. Такси, мелкая халтура — от переноски тяжелых предметов до бетонирования дорожек на участках с частными домами в Бронксе, репетиторство математики со школьниками из русскоязычных семей — этим и ограничивалось. Вместе с тем зрели идеи масштабного свойства. К примеру, прилепился ариец Боря к синагоге как общественник. Люди в синагогу ходили разные, в том числе богатые старики и старушки, и Боря пытался втереться в доверие в надежде если не на наследство, то уж на полезный контакт. Словоохотливый и общительный, он вскоре раскланивался на Брайтоне едва ли не с каждым встречным. Но толку? Создайся такая ситуация в Москве, был бы уже Боря при работе легкой и денежной, стыкуя спрос и предложение в кругу своего общения, греб бы барыши и жил припеваючи, но здесь подобное не проходило. На работу никто никого не устраивал, разве на второстепенную, все искали источник дохода самостоятельно, а любой спрос удовлетворялся в считанные минуты по утвержденным расценкам, вне всяких знакомств. Однако Боря не унывал, синагогу не оставлял, хотя бы потому, что там бесплатно кормили — уже экономия! Приспособился Боря также к мелкому личному бизнесу, приезжая в гостиницу для вновь прибывших эмигрантов и скупая у них по дешевке золотишко и камушки, не брезговал даже матрешками, имея, соответственно, с каждой сделки наварец. Товар сбывался на Брайтоне бухарскому еврею Иосифу, одинаково плохо говорившему и по-английски, и по-русски, однако толк в ювелирных изделиях разумевшему. В основном Иосиф оперировал тремя фразами:

«Что я могу сделать?»

«Ты прав».

«Это не секрет».

Боря, обладавший куда более богатым словарным запасом, тихо завидовал своему новому компаньону — темному, как насекомое (определение Бори), однако весьма состоятельному.

— Вот, — говорил Боря, передавая Иосифу очередное колечко, завезенное эмигрантской контрабандой. — Золотишка тут тьфу...

— Это не секрет, — поддакивал Иосиф, рассматривая кольцо и доставая из кассы магазина двадцатку. — Ты прав.

— Это все? — удивлялся Боря. — Прибавь еще пять...

— Что я могу сделать?! — удивлялся, в свою очередь, Иосиф, бросая Боре кольцо и демонстрируя презрительной мимикой, что иной цены товар не заслуживает.

— Хорошо, хорошо, — говорил Боря, возвращая Иосифу кольцо и убирая двадцатку в карман. — Согласен. Ты прав.

— Это не секрет, — разводил руками Иосиф.

Доходным делом, как Борис уяснил, была купля-продажа бриллиантов свыше карата, но таковые камни из Страны Советов вывезли ранее, и ныне на рынке они появлялись редко. Вместе с тем несколько таких камушков у Бори имелось, но там — в Союзе, на хранении у Миши Аверина, вместе с некоторым количеством валюты. Существовала и дача в Малаховке, но как одно, так и другое пребывало за тридевять земель, а часовые покинутой родины стояли серьезной преградой на пути реализации данной собственности.

Владелец фирмы из Нью-Джерси, имеющий офис в Москве, Бориной дачей заинтересовался.

— Малаховка! — убеждал его Боря. — Рай! Дом как у Суворова! Стоит как свечка! Пятьдесят тысяч долларов, вот письмо к моему другу Мише, он устроит переоформление! Такой домишко здесь, на Манхэттен Бич, миллион весит!

Фирмач саркастически улыбался, замечая, что Малаховка и Манхэттен Бич — очень разные регионы планеты, во-первых; во-вторых, пятьдесят тысяч долларов — это миллион хотя и жалких рублишек, но жить с миллионом в СеСеСеРе можно ого-го!

— Ты прав, — соглашался Боря. — Это не секрет. Но что я могу сделать? Дай хотя бы десятку...

— Пять тысяч, — отрезал фирмач. — И то, когда посмотрю твой дом Суворова. — Фирмач прекрасно знал русский.

С фирмачом Боря отправил приятелю Мише письмо, где выразил беспокойство относительно своих ценностей, предлагал любые совместные предприятия, а также выразил готовность прислать гостевой вызов. Ответ пришел быстро, но ответ расплывчатый: предложение, дескать, перспективное, буду думать. А о заначке не беспокойся, цела.