Владимир Першанин - Штрафник из танковой роты

• Название: Штрафник из танковой роты
• Автор: Владимир Першанин
• Жанр: О войне
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48062-3

Он на фронте с 1941 года. Он один выжил из целого танкового батальона. Он потерял сотни друзей, сам шесть раз был подбит, ранен, горел в танке - но всегда возвращался в строй.

Страшной осенью 42-го, когда решалась судьба Сталинграда, он попал под жернова беспощадного приказа № 227 («Ни шагу назад!»). В танковых войсках не было штрафных рот, но были свои штрафники - те, кому давали самые погибельные, самые невыполнимые, смертельно опасные задания. И теперь он - один из таких смертников. Он отправляется в безнадежный танковый рейд по вражеским тылам - чтобы смыть свою несуществующую вину кровью…

---

Три гаубицы с закругленными вверху щитами стояли в ряд в орудийных окопах. Одна еще вела в горячке огонь по нашим позициям, а две лихорадочно разворачивались. Тихомиров снес трехдюймовым фугасом ближнюю гаубицу. Мы с Федором стреляли бронебойной болванкой, да еще с ходу. Конечно, промахнулись. Сколько метров оставалось до орудийных окопов? А главное, сколько времени требовалось немецким артиллеристам, чтобы довернуть в нашу сторону толстые стволы с набалдашниками? Эти штуковины своими пудовыми снарядами разнесут нас в клочья.

Снаряд, уже осколочный, рванул метрах в пяти от колеса гаубицы. Второй взорвался под стволом, встряхнув тяжелый корпус. Снаряды сыпались градом. Мы так и не попали в гаубицу, но пулеметные очереди смахивали артиллеристов, а потом кто-то все же всадил снаряд прямо в щит. Шпень, перевалив через бруствер, раздавил гаубичные станины вместе с двумя артиллеристами, шевелящимися между ними.

— Суки… сволочи фашистские!

Танк уткнулся в крутую стенку окопа. Федя приказал мне быть наготове возле пушки, сам высунулся в люк. Шпень крутнулся, нашел пологий выезд из капонира, но увидел двух немцев, забившихся в узкий окопчик. На экипаж полагались два нагана, но ни командиру танка, ни механику их не выдали. Имелся только пулемет и гранаты Ф-1. Шпень остановил танк, а Федя крикнул мне:

— Бей из пулемета!

Пулемет до немцев не доставал, они были в мертвом пространстве. Я забыл про гранаты и лупил длинными очередями поверх голов артиллеристов. Скорчившись, они прикрывались ладонями и локтями, как от дождя. У меня кончился диск, и я торопливо вставлял запасной. Немцы с запозданием вымахнули из окопа. Один, поопытнее, перекатился через ров. Второй, пригибаясь, бежал. Очередь догнала его, он взмахнул руками и исчез.

Если с тремя гаубицами мы справились с налета, без потерь, то дальше началась мясорубка. Задергался, потеряв ход Т-26 Ивана Войтика. Двигатель выдержал три-четыре километра ходу, а теперь скрежетал так, что слышно было сквозь стрельбу. Гаубиц поблизости я не видел. Только пулеметное гнездо и двойной окоп с минометами. Т-26 остановился, не доехав до окопа метров двадцать, и открыл огонь из пулемета. Куда он стрелял, я не видел, но зато отчетливо разглядел, как снаряд рикошетом задел цилиндрическую башню старого Т-26 и сорвал с креплений.

В смятой, лопнувшей от удара башне зияла щель толщиной с руку. Откинулся люк, и показалась голова командира танка. Упираясь локтем в край люка, он с трудом перебросил тело наверх. Там же Войтик? Жив ли он? Но времени разбираться не было. По нам в лоб бил станковый пулемет, вылетело несколько гранат. Мы раздавили пулеметное гнездо и неслись в сторону минометного окопа. Оттуда выскакивали солдаты. Кажется, я успел прошить одного очередью, но увидел повернутую в нашу сторону гаубицу. Это был второй взвод немецкой батареи — три такие же гаубицы, но уже готовые встретить нас.

— Стой! — крикнул я Прокофию, собираясь стрелять.

Шпень вместо этого крутнулся и дал газ. Крутой вираж спас танк и всех нас. Попал бы я в гаубицу — неизвестно. А тяжелый снаряд пронесся так близко, что воздушная волна хлопнула по броне, словно огромным деревянным чурбаком. Недостаток немецких гаубиц, как и наших отечественных, — сравнительно долгое раздельное заряжание. Чтобы забить снаряд, а затем гильзу и прицелиться, требуется 8-10 секунд. Я знал это, когда Федор Садчиков ловил гаубицу в прицел, а Прокофий Шпень приостановился.

— Быстрее!

Наша пушчонка с ее полуторакилограммовым снарядом не подвела. Возможно, это был первый удачный выстрел. Фугасный снаряд пробил щит и взорвался, раскидав расчет. Оставшиеся две гаубицы ударили одновременно. Мчавшаяся впереди «тридцатьчетверка» старшего лейтенанта Тихомирова получила снаряд в лоб. Башню перекосило, танк остановился. Вторая гаубица ударила командира первого взвода. Фугас разорвался, сминая броню над пушкой, а орудие свернуло набок.

Князьков, Федор Садчиков и еще один танк лихорадочно били по гаубицам. Следующий залп гаубицы дадут через десять секунд. Преимущество «сорокапяток» заключалось в том, что мы могли выпустить за это время по три снаряда. Даже если плохо слушаются руки — по два. В любом случае преимущество у нас пока имелось. Если не промахнемся. У одной гаубицы оторвало колесо, отбросило в сторону наводчика. Чей-то снаряд, смахнув верхушку бруствера, взорвался в глубине орудийного окопа. Кто-то сгоряча пустил бронебойную болванку. Маленькая круглая дырка в краю щита, и крик смертельно раненного человека. Одна из гаубиц одновременно со взрывом, ударившим прямо под щитом, все же успела выпустить пудовый фугас. Прицел сбило, но снаряд взорвался рядом с танком нашего взводного Князькова, распоров осколками броню и выбив вместе с куском гусеницы ведущее колесо.

Неужели убили Пашку? Нашего лучшего студента, будущего ученого и самого близкого мне человека? Но я не мог даже оглянуться. Оставшиеся танки шли вперед, и нас догоняли десантники. Немецкий бронетранспортер пятился, прячась за дерево. Он поджидал, когда мы подставим борт под его крупнокалиберный пулемет. На расстоянии сотни шагов он пропорет нас бронебойными пулями или издырявит сверху вниз тонкую крышку трансмиссии.

Я развернул башню, и Федор выстрелил на ходу. Снаряд пробил самый верх бронированного корпуса, а бронетранспортер ударил по нам сразу из двух пулеметов: крупнокалиберного и обычного МГ-34. Пули хлестали по броне с такой силой, что я невольно сжался. Брызнула разбитая фара, закричал Шпень:

— Он нас прикончит!

Одна из десятков пуль влетела в смотровую щель. Мы выстрелили снова. Попали, нет? Бронетранспортер с ревом несся прочь. Третий снаряд ударил в задний борт. Взрыва мы не услыхали, значит, врезали бронебойным. В любом случае кому-то из сидящих в открытой коробке не поздоровилось. Мы влетели на поляну вместе с «бэтэшкой» третьего взвода. Грузовик ломился сквозь кусты, уходя от нас. Тебя-то мы не упустим!

Осколочный снаряд разнес угол дощатого борта. Вместе с обломками досок взлетел разлохмаченный в клочья брезентовый верх. Выпустили еще два снаряда, один за другим. Взорвался и вспыхнул двигатель. Мелькали фигуры разбегающихся немцев. Я выпустил вслед весь магазин, кого-то свалил, но большинство фрицев скрылись в кустах.

Откинув люки, высунули головы. Грузовик горел, как копна сухого сена. В проломе кузова лежало тело, свесив вниз руки и голову. Еще один труп в луже горящего бензина корчило огнем. Задним ходом Прокофий выбрался из зарослей. Может, бой уже кончился? Треснул винтовочный выстрел. Пуля звякнула по щиту, заставив нас мгновенно нырнуть вниз. Мы ответили на выстрел двумя снарядами и пулеметной очередью. Набирая ход, протаранили полевую кухню, лошади, почти с человеческим криком, в страхе неслись прочь, таща на одном колесе кухню, откуда толчками выливалось густое варево.

— Танки!

Это крикнул Федор или подумал я? Где-то должны быть сволочные фашистские танки, которых мы разнесем с ходу. Но танков мы не увидели, а из-за поворота на большой скорости вывернулся легкий вездеход и пронесся мимо нас. Я с опозданием выпустил остаток диска, наверное, попал, но вездеход, не снижая скорости, исчез за следующим поворотом.

Бой затихал, хотя еще хлопали редкие выстрелы. Федор приказал механику заглушить мотор. Минуты три мы вслушивались. Осторожно двинулись дальше. Увидели БТ-5 из второго взвода. Из люка нам помахал сержант, командир танка. Второму взводу крепко не повезло в первом бою. Сгорели сразу два танка из трех, зато оставшийся БТ-5 благополучно пережил сегодняшнюю заварушку.

— Никого не видно? — спросил я.

Сержант покачал головой. Наверное, ошарашенные боем, мы не поняли друг друга. Немцы отступали, прикрываясь минометным огнем. Мы увидели несколько машин километрах в двух и выпустили в них с десяток снарядов. Азарт боя нас не отпускал. Тем более вокруг сновали наши десантники и приближались пехотные цепи полка. Мы радостно кричали, приветствуя бойцов, размахивали над головами шлемами. Но вскоре настроение у нас изменилось.

От первой роты 171-го отдельного танкового батальона осталось всего три танка. По одному в каждом из взводов. Пройдет время, и я буду спокойно смотреть на батальон, в котором остаются после боев по пять-шесть машин, а три уцелевших танка в роте будут казаться целым подразделением. Но два первых боя, после которых уцелели три танка из десяти, ошеломили нас.

Погиб командир роты Тихомиров, хороший, смелый человек. Наша гордость, «тридцатьчетверка», горела, а башня, отброшенная взрывом боезапаса, валялась рядом. От БТ-7 командира первого взвода после прямого попадания гаубичного снаряда осталась сплющенная башня и дымящийся корпус. Из экипажа никто не уцелел. «Бэтэшку» нашего взводного, с развороченными колесами и сорванной гусеницей, завалило набок. Погиб механик-водитель. Лейтенант Князьков и Паша Закутный отделались контузиями и синяками.