Афанасий Коптелов - Точка опоры

• Название: Точка опоры
• Автор: Афанасий Коптелов
• Жанр: История

---

Не подозревая ничего недоброго в таких дотошных расспросах, Вера рассказала и об отдыхе Ульяновых в Бретани, и о том, что Елизарова с матерью должна была вернуться в Россию, и что Владимир Ильич волнуется, удалось ли им благополучно миновать пограничный пункт. Анна Егоровна сделала вид, что все принимает близко к сердцу, и обещала через надежных людей навести справки о Марии Александровне и Анне Ильиничне. Потом принялась упрекать: плохо работают транспортеры - москвичи все лето не видели ни "Искры", ни "Зари" и о брошюре Ленина "Что делать?" знают только понаслышке. Москва буквально голодает без искровской литературы. Пусть гостья напишет об этом, поторопит. Пусть скорее отправляют сюда транспорт.

Вера спросила, как ей отыскать Старуху.

- Ох! - Анна Егоровна скорбно закатила глаза. - Наша прежняя Старуха уже коротает дни в Сибири, а к молодой я сама еще не знаю путей. Но все разведаю и денька через два скажу тебе, милочка моя, - погладила руку гостьи потной ладонью, - как найти новую Старуху. Я понимаю, как это важно для "Искры", - им же там нужно все знать о своих соратниках, товарищах по святому делу.

Последние слова Вере показались слащавыми, но она была склонна извинить это заботливой собеседнице, так участливо встречающей посланцев "Искры". Не зря Носков дал явку к ней, уж у него-то глаз острый и наметанный, он не ошибается в людях.

- А если, не дай бог, кого-нибудь из наших схватят ироды, ты сразу ко мне, - сказала на прощанье Анна Егоровна. - Я помогу облегчить пребывание в тюрьме. Через Красный Крест.

Проводив гостью, она задумчиво уронила руки на стол. Что ей делать? Завтра воскресенье, день неприсутственный. Да и нельзя ей даже близко проходить возле "присутствия". А очередная встреча с полковником Ратко, занявшим место Сергея Васильевича, состоится только через два дня. За это время делегатка "Искры" бог знает что может натворить. Чего доброго, повидается с такими злодеями, о каких Охрана и понятия еще не имеет; самостоятельно найдет путь к Старухе, на след которой филеры еще не напали. А самое главное - нужно предупредить, чтобы ей, назвавшейся Юлией Лепешинской, позволили погулять по Москве, а потом взять голубушку где-нибудь подальше от нее, Анны Серебряковой, чтобы по-прежнему не пало на нее ни малейшей тени. И ниточку для проследок надо дать похитрее...

А Вера Васильевна 15 (2) сентября отправила в редакцию "Искры" через Берлин свое первое, довольно горестное сообщение:

"Чувствую, что страшно виновата перед Вами, но абсолютно не имела возможности писать, так что не очень ругайте за мое молчание. Я здесь всего три дня, нет, четвертый, и из них 3 праздника были, что для меня очень скверно; надеюсь, что сегодня вечером или завтра найду себе собственный угол и смогу распоряжаться сама своей особой. Проклятый город, бегаю с утра до вечера, и все без толку. Всего хорошего.

Н а т а ш а".

Но письмо побывало в "черном кабинете", где с него сняли копию.

Вера напишет еще двадцать писем, отправит их не только через Берлин, но и через Нюрнберг, Лейпциг и Льеж, но восемнадцать из них предварительно будут прочтены жандармами и только два прорвутся в Лондон незамеченными.

Через несколько дней Серебрякова дала ниточку для начала проследок, и в охранке завели "Дневник наблюдений за Ю. Н. Лепешинской". Филеры стали ходить за ней по пятам, оставаясь незамеченными. 8 октября они записали:

"Лепешинская в 5 часов 10 минут дня вышла из дома Курагиной... На Арбатской площади села на извозчика, поехала к Страстному монастырю, где была утеряна. Спустя 35 минут она пришла в дом князя Горчакова по проезду Страстного бульвара, в квартиру No 5, в коей проживают..." Первой из жильцов этой квартиры филеры назвали зубного врача Клару Борисовну Розенберг...

Карета остановилась у Страстного монастыря, обнесенного кирпичной стеной, серой от времени и кое-где поросшей лишайником. Со стороны проезда Страстного бульвара она была многократно залеплена разноцветными листками объявлений, написанных тушью и цветными карандашами. Провожатый шел возле стены, присматривался к объявлениям, пока в нижнем правом углу одного из листков не заметил крошечный синий полумесяц; успокоенный, вернулся к карете и шепнул Горькому:

- Можно ехать.

У подъезда помог "больному" выбраться из кареты, а кучеру сказал, чтобы тот ожидал в сторонке, возле монастырской стены.

После условного звонка дверь открыла сама дантистка, успевшая снять белый халат, молодая женщина с подстриженными и слегка завитыми волосами, улыбнулась с нарочитым удивлением:

- О-о, какой больной!.. А у меня уже приемные часы кончились.

- Вот и хорошо, - прогудел Горький, оттягивая теплый платок от уголка рта.

- Значит, от одного моего вида зуб перестал болеть! - рассмеялась дантистка. - Дайте-ка я вам помогу освободиться. Ну и закутали же вас! Можно сказать, перестарались.

Тем временем в переднюю вышел Теодорович; здороваясь, невнятно назвал свою кличку и чуть слышно добавил:

- Здесь вполне безопасно. А на всякий случай есть черный ход. Мы все в сборе. Все горят нетерпением видеть вас.

- Что же на меня смотреть? Я не балерина! - пробурчал Горький: отстраняясь от услуг, снял пальто и, повернувшись к вешалке, покосился на две фуражки и две простенькие шляпки. - Кто же это все, позвольте спросить? Я приехал к Наташе и к ее подруге.

- Здесь еще Старуха...

- Вон что! - Горький погладил пышные усы. - И до Старухи весть дошла! Так и быть, не возражаю.

Дантистка исчезла в глубине квартиры. Теодорович провел Горького к ее кабинету, а сам вернулся в переднюю, на свой пост.

Навстречу вышла круглоглазая, пышноволосая женщина в строгом темно-синем жакете, похожая на учительницу, назвалась Наташей. За ней стояла сероглазая девушка в белой блузке, с копной светлых, почти льняных волос. Горький понял - это Зайчик. А в глубине кабинета сверкнул стеклами пенсне молодой человек, вероятнее всего - студент, с черными усиками и курчавой бородкой. "Настоящая или приклеенная?" - спросил себя Алексей Максимович, глядя на розовые юношеские щеки.

- Старуха, - назвался тот, пытаясь стиснуть крепкую руку писателя.

- Рука у Старухи сильная! - отметил Горький и, озорновато улыбнувшись, спросил: - А двухпудовой гирей креститься можете?

- Не пробовал...

- У нас на Волге крестятся. Силы, знаете, добавляет.

Молодой человек, кашлянув, выпрямился, как солдат перед офицером; пенсне свалилось с его тощего прямого носа, повисло на шнурке, он прицепил его на прежнее место и, еще раз кашлянув, заговорил сбивчиво, словно ему что-то мешало в горле:

- Дорогой Алексей Максимович, меня просили... Нет, мне поручили товарищи от них... От социал-демократов... Одним словом, от Московского комитета... Мы все вас любим и ждем...

- Это куда же вы меня ждете? - спросил Горький, недовольно кашлянув. - Я ведь только писатель. Речи говорить не люблю и не умею.

- И я, извините, не оратор. Я больше насчет прокламаций...

- Сами пишете или распространяете?

- Больше последнее. А Московский комитет поручил приветствовать...

- Не надо. Не ладо славословий, - замахал руками Горький. - Давайте лучше сядем.

У Глаши горели глаза, и ей хотелось похлопать ладошками: "Как он славно осадил! От пустых речей проку нет".

Молодой человек, окончательно смутившись, сел на стул в уголке зубоврачебного кабинета и провел по лбу носовым платком. Горький выждал, пока сели женщины, и опустился на стул спиной к высокому креслу бормашины и, всматриваясь в молодого человека, уверил себя: "И усы, и бородка у него настоящие. И у того в передней вроде настоящие".

Горький представлял себе, как нелегко и непросто после бесчисленных арестов, после зубатовского развращения отсталых рабочих воссоздать Московский комитет, но он не мог не упрекнуть молодого человека после его неловких выспренних слов:

- Позвольте вас спросить, товарищ Старуха, почему у вас в Москве целое лето нет "Искры"?

- Нам почему-то не доставили...

- А вы сидели и ждали, когда вам поднесут на блюдечке? Непорядок.

Про себя отметил: "Наши комитетчики посильнее и посмелее, особенно сормовские. С рабочей закалкой". И продолжал:

- Волгари собирались поучиться у вас. А вы Москву оставляете без "Искры". Вам не доставили, а вы молчите. Не съездили за ней. Вы лишились будем считать, временно - Грача, так надо же так действовать, чтобы охранники и жандармы содрогнулись: грачата в Москве расплодились!

"Поделом Старухе! - Глаша, чтобы нечаянно не ударить в ладоши, зажала руки между колен. - Мы с Наташей больше недели бегали по всей Москве, пока отыскали его. Даже Анна Егоровна и та не могла помочь. Одни явки испортились, к другим пароля не знаем. Чуть не провалились сами".

- Мы работаем недавно. И мы наверстаем... Даю слово от всего комитета.

- Вот это хо-ро-шо! Питеру да Москве пора стать запевалами.

- Здесь работать очень трудно...