Афанасий Коптелов - Точка опоры

• Название: Точка опоры
• Автор: Афанасий Коптелов
• Жанр: История

---

- Как видишь, Митя уже стал неплохим конспиратором. Книгу для него поищи, а напишем вместе.

Второй лист - от Фридриха Ленгника. Давний друг по сибирской ссылке спешил сообщить о крестьянских волнениях:

"Ходит слух, что на юге солдаты отказались стрелять в крестьян: в Полтаве крестьяне вынесли иконы и поставили их между собой и солдатами".

- Ты обратила внимание? Солдаты отказались стрелять! - вырвались у Владимира Ильича восторженные слова, но он тут же остановил себя: Ничего... Читай, читай. Не буду мешать. После поговорим.

Взял третье письмо. Агент из Кореиза советовал посылать "Искру" Льву Толстому, находящемуся в Крыму на леченье.

Если сам писатель не снизойдет до нее, то она будет попадать в руки ее сторонников.

"Интересно. Когда поправится, вдруг да снизойдет..."

А вот новая весточка от Ивана Радченко. Самый подвижный, деятельный и бесстрашный из летучих агентов наладил путь через Финляндию и просит немедленно послать "товара" пудов пять.

"Ай да Аркадий!.. Вот молодец!"

Радченко открыл путь, какого еще не бывало, - прямо в рабочий Питер! И в такое время, когда провалились старые пути. Этот, похоже, из надежных надежный. А новинки пойдут почтой в Публичную библиотеку Владимиру Васильевичу Стасову. Почетному члену Академии наук. Единственный адресат с таким титулом! Оказывается, старик с нами! От него все попадет в руки его племянницы Елены Дмитриевны Стасовой, своего человека в Петербургском комитете, утонченного знатока конспирации.

На всякий случай Радченко добавил, что Стасова, по кличке Жулик, останется в Питере его наследницей.

"Тревожится за себя... А ему-то необходимо сохраниться. Во что бы то ни стало..."

Надежда читала уже вторую колонку. "Самодержавие народа...", "Всеобщее, равное и прямое избирательное право...", "Признание права на самоопределение за всеми нациями..." - все предложено Володей. И добрых два десятка пунктов тоже написаны им. Об основах программы он думал и в тюрьме, и в сибирской ссылке, и в мюнхенские месяцы "Искры".

Как учительница, она с особым вниманием вчитывалась в строки о школе:

"Отделение церкви от государства и школы от церкви.

Даровое и обязательное общее и профессиональное образование для всех детей обоего пола до 16-ти лет. Снабжение бедных детей пищей, одеждой и учебными пособиями за счет государства".

Конечно, надо все даром, все за счет государства. В особенности тем детям, родители которых живут в каморках да в закутках фабричных казарм. А в деревнях таким, как шушенский Минька. Против этих пунктов и на съезде, надо думать, никто не возразит. Это же явится одним из громадных завоеваний пролетарской революции.

Той порой Владимир Ильич окинул быстрым взглядом сообщение Нижегородского комитета. Что, что такое? Волнение в Сормове в день Первого мая! Это же самое важное. Непременно в номер.

И начал читать медленно, как всегда перед сдачей в набор. "В пять часов вечера толпа рабочих направилась к заводской конторе и уничтожила там разные бумаги". Вот это напрасно. Бумаги могут пригодиться как вещественные доказательства безудержной эксплуатации рабочих, им место в архивах. "То же произошло и в канцелярии пристава". Не побоялись разгромить! Значит, терпение кончилось, гнев достиг предела. Такой момент не следует упускать. Нигде. Ни на одном заводе. Ни на одной фабрике. Всюду возглавлять вовремя, стихийное восстание превращать в целенаправленное. Не упускать момента. И волжане не упустили его. "На место происшествия явилась толпа сознательных рабочих". Почему же "толпа"? Явно не то слово. Если сознательные, то у них не может не быть элемента организованности. Да, вот их призыв: "Мы должны другими путями добиваться уничтожения теперешних несправедливых порядков". Верно! Только недостаточно энергично. А кто это говорит? Заглянул в конец письма. Петр Заломов! Так это же...

Повернул голову к жене:

- Ты, Надюша, помнишь, Булочка рассказывала о Заломове? Вероятно, тот самый.

- Да. Знамя заранее готовил...

- Тут и о знаменах пишут!.. Извини, оторвал тебя...

И продолжал читать: "После этого, сплотившись с толпой, сознательные товарищи направились по Большой улице с пением революционных песен и с красными знаменами..." Молодцы! Сумели использовать стихийное возмущение, подчинили своей воле! "Народ сплошной толпой стоял по обе стороны улицы... Некоторые, слыша пение, не могли удержаться от слез". Ясно, в пролетарских районах уже заждались красных знамен.

Перевернул листок. "Были вызваны солдаты. Демонстранты вплотную подошли к ним... Солдаты начали разгонять прикладами. Безоружные рабочие должны были уступить. Только один товарищ остался до конца, не выпуская из рук знамени. "Я не трус и не побегу, - крикнул он, высоко поднимая знамя. - Долой самодержавие! Да здравствует политическая свобода!" Какая отвага! Какая стойкость! И правильно пишут нижегородцы: "Кто из вас, товарищи, не преклонится перед мужеством этого человека..."

- Надюша, еще раз извини, но я не могу не повторить этих слов: "Не боясь солдатских штыков, твердо остался на своем посту".

- Арестовали его. Там, во втором письме, сказано... И одновременно схвачено еще человек двадцать...

- Наши герои не одиночки! - Владимир Ильич твердо опустил руку на письмо. - В Поволжье жив бунтарский дух! Старая закваска. Еще со времен Степана Разина и Емельяна Пугачева. Но дрожжи новые и цели ясные. А пример сормовцев воодушевит весь рабочий класс России. Сегодня вышли только со знаменами - проба сил! Завтра выйдут с оружием в руках. Мы накануне нового этапа революционного движения.

Вошел метранпаж. Владимир Ильич отдал ему подписанную полосу.

Оставшись снова вдвоем, Ульяновы еще долго разговаривали о поволжанах, о подвиге Петра Заломова, который навсегда останется в памяти народа, но не могли предположить, что через пять лет, читая горьковский роман, они узнают его в образе Павла Власова.

7

Не ждал от Плеханова таких резких замечаний. Хотя его раздражительность и не была новостью...

...В прошлом году рукопись статьи "Гонители земства и Аннибалы либерализма", в которой критиковал Струве за его политическое жонглерство, соредакторы читали полтора месяца! Плеханов, Аксельрод и Засулич потребовали "смягчений": не надо, видите ли, обижать буржуазных либералов. Им хотелось, чтобы и он, Ульянов, жонглеров да изменников гладил по шерстке, но он этого не может делать. И не будет.

Однако он прислушался к замечаниям, касающимся определенных фраз, и все смягчил, но принципиальные положения статьи сохранил и общий тон оставил прежним. Ведь в полемике с бывшим легальным марксистом, переметнувшимся к буржуазии, нельзя поступаться ничем. Даже при настойчивом воздействии Плеханова.

Та статья увидела свет в журнале "Заря". А вот судьба новой статьи оказалась исключительно трудной. В половине апреля рукопись аграрной программы русской социал-демократии соредакторы "Искры" и "Зари" обсуждали в Цюрихе. Юлий записал их замечания, прислал в Лондон. Там было к чему прислушаться. Тотчас же сел за стол, внес поправки, переписал все заново и отправил в Швейцарию на второе чтение.

Сейчас вернулась эта статья. Перелистав ее, удивился до крайности: оборотные стороны всех страниц исписаны раздраженной рукой Плеханова. И до того небрежно и пренебрежительно, что даже новый текст не сличен с первоначальным, будто и не было авторских поправок. А тон замечаний такой оскорбительный, что невольно напрашивалась мысль - почтенный соредактор заранее поставил своей целью показать, что совместная работа дальше невозможна.

Владимир Ильич встал, походил по комнате, мысленно спрашивая себя: "Что его разозлило так? Что?.. Статья не давала для этого ни малейшего повода. В ней нет и намека на полемику с ним". Позвал Надежду.

- Полюбуйся, что тут понаписал Плеханов, - указал глазами на статью.

Пока Надежда читала, продолжал ходить, обдумывая, как бы ответить поспокойнее. Непременно на каждое несправедливое замечание. А их два с половиной десятка. И только одно, касающееся отдельного слова, приемлемое.

А самое возмутительное то, что каждое второе замечание Плеханов сопровождает словами: "Ставлю на голоса". Такого еще не бывало! Раздраженный соредактор превзошел самого себя! И почти под каждой такой фразой выведено трясущейся старческой рукой: "Присоединяюсь. П. А.". Аксельрод известен: давно присоединяется! Но не бывало, чтобы к таким явным и нарочитым придиркам...

Что же дальше? Двое "ставят на голоса". Вера Ивановна безоговорочно присоединится к ним. Половина редакции! И не известно, в какую сторону колебнется Потресов. А Юлий? Устоит ли против этой тройки? Чего доброго, они могут развалить с таким трудом начатое дело, для партии необходимое, как жизнь. И это накануне подготовки к съезду! А из-за чего? Из-за дьявольского самолюбия!

Перевернув последний лист, Надежда подняла глаза, полные горького недоумения.