Алексей Прасолов - Лирика

• Название: Лирика
• Автор: Алексей Прасолов
• Жанр: Поэзия

Прасолов Алексей Тимофеевич родился 13 октября 1930 года в селе Ивановка ныне Россошанского района Воронежской области в крестьянской семье. Отец — Прасолов Тимофей Григорьевич оставил семью, когда Алексею было около пяти лет. Мать — Вера Ивановна — вместе с сыном переехала в село Морозовку того же района. Здесь прошли детство и отрочество поэта, которые выпали на тяжёлое военное и послевоенное время.

В 1947-51 годах учился в Россошанском педагогическом училище. После его окончания преподавал русский язык и литературу в сельской школе.

Первые журналистские заметки и стихи публиковал в Россошанской районной газете, куда возвращался не раз. Со второй половины 50-х годов начинаются скитания по районным газетам области.

Поистине переломным событием в жизни и творчестве поэта стала его встреча 3 сентября 1964 года с Александром Трифоновичем Твардовским. Тогда А. Прасолов написал: «Судьба дала мне встречу с одним лишь поэтом. Но им был Твардовский.»

В 1964 году в «Новом мире» была напечатана подборка из десяти стихотворений мало кому известного воронежского поэта. Этой публикацией Алексей Прасолов уверенно вошёл в русскую поэзию.

В 1966 году почти одновременно были изданы две книги Алексея Прасолова: «Лирика» в Москве, «День и ночь» в Воронеже. В 1967 году принят в Союз писателей СССР.

При жизни поэта в Воронеже в Центрально-Чернозёмном книжном издательстве вышли ещё два поэтических сборника: «Земля и зенит» (1968) и «Во имя твоё» (1971). Его стихи публиковались в альманахах, коллективных сборниках, журналах «Подъём», «Дон», «Юность», «Сибирские огни» и других.

Поэт ушёл из жизни 2 февраля 1972 года, — раньше «предназначенного часа». Установлены мемориальные доски в Воронеже, Россоши, Хохле. Память о поэте Прасолове жива на его родной воронежской земле. Его знает и любит читающая Россия.

---

[1965–1968]

" Многоэтажное стекло "

        Многоэтажное стекло.
        Каркас из белого металла.
        Всё это гранями вошло,
        Дома раздвинуло — и встало.

        В неизмеримый фон зари
        Насквозь впиталось до детали,
        И снизу доверху внутри
        По-рыбьи люди засновали.

        И, этот мир назвав своим,
        Нещедрой данницей восторга
        По этажам по зоревым
        Ты поднялась легко и строго.

        Прошла — любя, прошла — маня,
        Но так тревожно стало снова,
        Когда глядела на меня
        Как бы из времени иного.

[1965–1968]

" Давай погасим свет — пускай одна "

        Давай погасим свет — пускай одна
        Лежит на подоконнике луна.

        Пускай в родное тихое жильё
        Она вернёт спокойствие моё.

        И, лица приподняв, услышим мы,
        Как звуки к нам идут из полутьмы.

        В них нет восторга и печали нет,
        Они — как этот тонкий полусвет.

        А за окном такая глубина,
        Что, может, только музыке дана.

        И перед этой странной глубиной
        Друг друга мы не узнаём с тобой.

[1965–1968]

" Весь день как будто жду кого-то "

        Весь день как будто жду кого-то.
        Пора, пора!
        Вон пыль собакой под ворота
        И — со двора.

        С такою пылью только давний
        И скорый друг.
        Минута встречи — всё отдай ей
        Сполна и вдруг.

        Звенело золотом нам слово
        И серебром,
        Так чем поделимся мы снова,
        Каким добром?

        Входи скорей, не стал я нищим,
        Хоть знал семь бед,
        А что потеряно — отыщем,
        Как вспыхнет свет.

        Не будет света — вздуем мигом
        Огонь в ночи.
        Ты только мимо, мимо, мимо
        Не проскочи.

[1965–1968]

" Зажми свою свежую рану, "

        Зажми свою свежую рану,
        Пусть кровь одиноко не свищет,
        Она, как душа в нашем теле,
        Смертельного выхода ищет.

        В глаза ли глубокие гляну —
        Живое в них дышит сознанье,
        Что рана — твое обретенье,
        А с ним ты сильнее страданья.

        И словно отысканный выход —
        В душе отступившая смута,
        И, ясная в трепете боли,
        Начальная светит минута.

        А мы осененно и тихо
        Столпились, чего-то не смея:
        В животном предчувствии доли
        Нетронутым рана страшнее.

1969

" Как ветки листьями облепит, "

А. Т. Т

        Как ветки листьями облепит,
        Растают зимние слова,
        И всюду слышен клейкий лепет —
        Весны безгрешная молва.

        И сколько раз дано мне встретить
        На старых ветках юных их —
        Еще не полных, но согретых,
        Всегда холодных, но живых?

        Меняй же, мир, свои одежды,
        Свои летучие цвета,
        Но осени меня, как прежде,
        Наивной зеленью листа.

        Под шум и лепет затоскую,
        Как станет горько одному,
        Уйду — и всю молву людскую —
        Какая б ни была — приму.

1970

" И вышла мачта чёрная — крестом "

        И вышла мачта чёрная — крестом,
        На барже камень, сваленный холмом,
        И от всего, что плыло мне навстречу,
        Не исходило человечьей речи.

        И к берегам, где меркли огоньки,
        Вода ночная в ужасе бросалась,
        А после долго посреди реки
        Сама с собой с разбегу целовалась.

        Сгустилась темь. Костёр совсем потух.
        Иными стали зрение и слух.
        Давно уж на реке и над рекою
        Всё улеглось. А что-то нет покоя.

29 августа 1970

" В час, как дождик короткий и празднично чистый "

        В час, как дождик короткий и празднично чистый
        Чем-то душу наполнит,
        Молодая упругость рябиновой кисти
        О тебе мне напомнит.

        Не постиг я, каким создала твоё сердце природа,
        Но всегда мне казалось,
        Что сродни ему зрелость неполного раннего плода
        И стыдливая завязь.

        А моё ведь иное — в нём поровну мрака и света.
        И порой, что ни делай,
        Для него в этом мире как будто два цвета —
        Только чёрный и белый.

        Не зови нищетой — это грани враждующих истин.
        С ними горше и легче.
        Ты поймёшь это всё, когда рук обессиленных кисти
        Мне уронишь на плечи.

20 августа 1970

" Осень лето смятое хоронит "

        Осень лето смятое хоронит
        Под листвой горючей.
        Что он значит, хоровод вороний,
        Перед белой тучей?

        Воронье распластанно мелькает,
        Как подобье праха, —
        Радуясь, ненастье ль накликает
        Иль кричит от страха?

        А внизу дома стеснили поле,
        Вознеслись над бором.
        Ты кричишь, кричишь не оттого ли,
        Бесприютный ворон?

        Где просёлок? Где пустырь в бурьяне?
        Нет пустого метра.
        Режут ветер каменные грани,
        Режут на два ветра.

        Из какого века, я не знаю,
        Из-под тучи белой
        К ночи наземь пали эти стаи
        Рвано, обгорело.

1971

НА РЕКЕ

        Воткнулись вглубь верхушки сосен,
        Под ними млеют облака,
        И стадо медленно проносит
        По ним пятнистые бока.

        И всадник, жаром истомленный,
        По стремя ярко освещен
        Там, где разлился фон зеленый,
        И черен там, где белый фон.

        А я курю неторопливо
        И не хочу пускаться вплавь
        Туда, где льется это диво
        И перевертывает явь.

1971

" И осень бесконечно длится, "

        И осень бесконечно длится,
        И дымом отдает асфальт,
        И эти сорванные листья
        В дорожном вихре нарасхват.

        Пестрят вокруг в холодном жженье
        Во рву, на ветровом стекле, —
        И, словно жизни продолженье,
        Их маета по всей земле.

        Но вдруг заметишь, как над нами
        Ненарушимую, одну
        Деревья бережно ветвями
        Пронизывают тишину.

        И поднимают выше, выше,
        Как емкий купол,
        Чтобы смог
        Ты в странной четкости расслышать
        И шум, и гул, и чей-то вздох.

1971

" Листа несорванного дрожь, "

        Листа несорванного дрожь,
        И забытье травинок тощих,
        И надо всем еще не дождь,
        А еле слышный мелкий дождик.

        Сольются капли на листе,
        И вот, почувствовав их тяжесть,
        Рожденный там, на высоте,
        Он замертво на землю ляжет.

        Но все произойдет не вдруг:
        Еще — от трепета до тленья —
        Он совершит прощальный круг
        Замедленно — как в удивленье.

        А дождик с четырех сторон
        Уже облег и лес и поле
        Так мягко, словно хочет он,
        Чтоб неизбежное — без боли.

1971