Елена Романенко - Повседневная жизнь русского средневекового монастыря

• Название: Повседневная жизнь русского средневекового монастыря
• Автор: Елена Романенко
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-235-02437-0

Можно ли приоткрыть завесу тайны над жизнью средневековых русских монастырей? Казалось бы, этот удивительный мир, в котором самое настоящее, потрясающее воображение чудо становилось явлением обыденной, повседневной жизни, давно ушел в небытие, став достоянием истории. Но остались списки древних житий, уцелели стены и башни разрушенных, но возрождающихся ныне обителей, сохранились подлинные вещи, принадлежавшие некогда святым отцам и насельникам многочисленных русских монастырей… В книге, предлагаемой вниманию читателей, предпринята первая в нашей исторической литературе попытка воссоздать подлинный мир средневекового русского монашества во всем его богатстве и многообразии.

---

К числу важных монастырских послушаний относились те, которые были связаны с совершением богослужения. Когда преподобный Корнилий Комельский построил первую церковь в своем монастыре, он поставил в ней служителей: священников и диаконов, чтецов и певцов, екклесиарха и весь чин, как принято в великих лаврах. Священниками в монастыре чаще всего были сами монашествующие — иеромонахи, но иногда, за плату, приглашали священников со стороны. Преподобный Пафнутий Боровский перед смертью просил братию не обижать священников, «держать их честно» и не лишать обещанного вознаграждения — оброка, чтобы не прерывалось богослужение в монастыре (Ключевский. С. 446). У стен Кирилло-Белозерской обители в конце XVI века стояли две избы, где жили белые (то есть немонашествующие) священники и диаконы, которые совершали службы в церкви Святого Иоанна Предтечи малого Иоанновского монастыря (Никольский. Т. 1. Вып. 1. С. 274). Перед совершением богослужения священник всегда приходил к игумену и брал у него благословение.

Екклесиарх, или типик (на Руси его называли уставщиком), вел церковную службу и внимательно следил за тем, чтобы не было никаких нарушений устава. Екклесиарх давал указания пономаре когда зажигать или гасить свечи, иногда сам раздавал их братии. За порядком в храме следил пономарь («кадил овозжигатель»), он зажигал и гасил свечи, лампады, паникадила, звонил в колокол или било, созывая братию на службу, открывал и запирал церковные двери, у него хранились ключи от церкви.

В монастырях существовал особый чин на поставление чтеца и певца; певцов, конечно, было несколько, а в больших монастырях существовали целые хоры, разделенные на два клироса (в 1601 году в Кирилло-Белозерском монастыре было 20 человек головщиков и клирошан). Канонарх во время вечерни возглашал прокимны и вообще руководил церковным пением.

Ряд монахов отвечал за общий порядок в монастыре. В некоторых обителях были будильники; так, например, в уставе Новгородского Хутынского монастыря сказано об обязательности этого послушания. Будильник вставал первым и будил игумена и братию к заутрене. Сначала он шел к келье игумена и, став под окном, произносил: «Благослови и помолися за мя, отче святый». Игумен отвечал ему: «Бог спасет тя». После этого будильник, ударяя в малое било, совершал обход келий, громко восклицая под окном каждой: «Благословите, святые!» Разбудив всех, будильник призывал пономаря, а тот ударял уже в большое било или колокол. В это время все монахи собирались в церкви (Казанский. С. 30–31).

Специально поставленные «назиратели» следили, чтобы никто не выходил за монастырские ворота без благословения, чтобы иноки не стояли без дела и не беседовали; обо всем «назиратели» сообщали игумену. Открывал и закрывал Святые врата, а также наблюдал за входившими в обитель монастырский сторож. В Нило-Сорском скиту сторож выполнял и другие обязанности: следил за скитскими часами, в зимнее время топил печи в притворе церкви, каждый день навещал всех иноков скита и сообщал об их здоровье настоятелю (так как скитские иноки виделись только два раза в неделю за общим богослужением). Если кто-то из монахов заболевал, то сторож служил ему, пока брат не выздоравливал.

Монахи традиционно трудились в пекарнях и поварнях, буквально следуя за словами святого апостола Павла: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3, 10). В общежительных монастырях было так много разных хозяйственных послушаний, что никто не смог бы сказать инокам: «Или без рук вы, почему не работаете, как другие люди?» (Василий Великий) (РГБ. Унд. № 273. Л. 53). Если монахи сами не работали в каких-то службах, то осуществляли общий надзор за ними: житные старцы — за сбором и сохранностью зерна в амбарах, посельские — за сельскохозяйственными работами в вотчинах, конюший — за конюшней, один из старцев следил за сохранностью монастырского леса и т. д. Если у монастырей были промыслы, то старцы подолгу жили вдалеке от обители и несли тяжелое послушание, руководя работой соляных и рыболовецких промыслов. Большие монастыри имели также подворья в крупных городах: в Москве, Ярославле, где также жили монахи, осуществлявшие торговые и иные дела. Старцы и монахи, занятые в определенных службах, назывались служебниками (так же именовались иногда и монастырские слуги, занятые в этих службах). В XVI веке в Волоколамском монастыре и «за монастырем» было 65 служебников, «больших и менших», кроме тех старцев, которые по государеву повелению жили в Москве, а также тех, кого игумен и старцы посылали в разные города по монастырским всяким делам: «сукон купити, и меду, и масла, и рыбы, и всякого обиходу» (Обиходник Иосифова монастыря. XVI в. // Горский. С. 402). Кроме того, монахи могли выполнять разовые поручения игумена: купить что-нибудь, провести межу с соседним монастырем или владением и т. д.

Как реально проходила «служба» на монастырь, рассказывают опять же жития. Ермил Иванов, Павлов сын, принял постриг в Ошевенском монастыре с именем Елисей. Жизнь в обители у него, по всей видимости, была несладкой. А тут еще игумен послал его в село Турчасово, где у монастыря возникла тяжба с неким соперником за одну из деревень. Старец Елисей должен был разрешить этот конфликт в пользу монастыря. Соперник его знал толк в таких делах, был «лаячив» и до того довел старца оскорблениями, что тот, не вытерпев, бросил все, пришел в монастырь и расплакался в своей келье. В слезах он встал перед иконой преподобного Александра Ошевенского и принялся укорять святого: «Я надеялся, что ты поможешь мне. Ты же ввергнул меня в такие напасти. Ни в монастыре, ни вне монастыря я не могу избежать зла. Если ты не пожалеешь меня, то я, не стерпев этих бед, уйду прочь из твоего монастыря и поселюсь Бог знает где» (РГБ. Унд. № 276. Л. 120). Наутро старец ослеп. Осознав свой грех, он просил прощения у преподобного и был исцелен им. Вскоре состоялся суд по поводу спорной деревни, и судьи, как это ни удивительно, справедливо решили дело: они оправдали молчаливого старца, а его красноречивого соперника лишили деревни.

Искушения в монастыре не обходили стороной не только рядовых старцев, но и тех, кто занимал довольно высокие должности. Был в Ошевенском монастыре казначеем старец Варлаам, он отличался мастерством ковать металл («бе ковачь хитр»), а брат его «белец» (то есть мирянин) Григорий сторожил монастырь. Некий Симеон, Алексеев сын, пожертвовал в монастырь серебро на строительство церкви, но вскоре серебро пропало. В краже обвинили старца Варлаама и его брата, игумен «отставил» их от послушаний и посадил в железных оковах в темницу. А около монастыря в это время жил некий «пришелец» — убогий человек, который зарабатывал себе на жизнь тем, что обрабатывал поле у одного крестьянина, но платили ему плохо, и он стал приходить в обитель и выполнять здесь всякую работу. Сговорившись с неким «хромцом», он украл серебро. Началась долгая, почти детективная история по расследованию этого дела. Сюжет развивался столь замысловато, что занял в Житии десяток листов. В конце концов жертвователь Симеон нашел свое серебро, он вызвал из Каргополя сотника, «нарочитых людей», «мучителей» и обвинил перед ними «лукавого хромца» и другого вора — «пришельца», а ни в чем не повинные монахи наконец были оправданы.

В другой раз серебро пропало уже по вине инока, недобросовестно выполнявшего свое послушание. Игумен Ошевенского монастыря поставил инока Закхея приказчиком на монастырском соляном промысле в селе Пияле. Когда настало положенное время, он пришел в обитель, отдал игумену и братии свой отчет и положил заработанное серебро. Но по «научению диавола» утаил семь рублей и спрятал их в своей келье. Этот Закхей водил дружбу с «бельцом» Василием, который пришел в монастырь неизвестно откуда и выполнял портняжные работы для обители («шил порты»). Василий был частым гостем в келье монаха. Узнав о серебре, он украл его и сбежал. Монах Закхей спохватился не сразу, а среди братии уже поползли слухи, что инок утаил деньги. Однажды ночью одному древнему старцу явился во сне преподобный Александр и указал, где находится Василий — похититель денег. Преподобный сказал, что вор долго блуждал, не зная дороги, устал и сейчас отдыхает в соседнем селении. Послали погоню и вернули монастырские деньги.

Но подобные злоупотребления были скорее редкостью, чем правилом в монастырях. Исполняя любое послушание, иноки трудились так, как будто служили Самому Христу. Только такой труд по совести, соединенный с непрестанной молитвой, мог превратить непроходимые болота и лесные дебри Русского Севера в плодоносные пашни, воздвигнуть храмы и крепостные стены, красотой и мощью которых мы любуемся до сих пор. Кирилл Серков — крестьянин монастырского села Шидьяра был создателем уникальной крепости Кирилло-Белозерского монастыря. Он стал главным архитектором Нового города, будучи еще мирским человеком, но в конце строительства постригся в монахи с именем Карион. «Строительство крепости материальной совершалось у него вместе с укреплением крепости духовной» (Рыбин. Имя, как освящение некое. С. 31), и это было законом монастырской жизни.