Франц Фюман - Два рассказа на античные сюжеты

• Название: Два рассказа на античные сюжеты
• Автор: Франц Фюман
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Опубликованы в журнале "Иностранная литература" № 12, 1988

Из рубрики "Авторы этого номера"

...Рассказ «Нефела» взят из сборника «Ухо Дионисия» («Das Ohr des Dionysios». Rostock, Hinstorff Verlag, 1985), рассказ «Гера и Зевс» — из сборника «"Скитания и возвращение Одиссея" и другие рассказы» («Irrfahrt und Heimkehr des Odysseus und andere Erzahlungen». Rostock, Hinstorff Verlag, 1980).

---

Гера поняла, что ей не следовало говорить Зевсу о своей чести: ведь его чести при этом ничто не угрожало. С какой насмешкой он сказал: разве тучка может лишить его чести? И вот теперь он держит руку Нефелы в своей, словно бы в предвкушении любовного наслаждения. Гера испытывала отвращение.

— Пусть всего только тучка, — сказала она, — но ведь люди будут говорить.

Зевс воззрился на нее: о чем это она?

— Иксион станет похваляться перед смертными, что разделил ложе с супругой Зевса, и те, на земле, поверят, ибо откуда им знать правду?

Зевс все еще держал руку Нефелы, но взгляд его был устремлен на Геру, на ее тело.

Она не выдерживала долго его взгляда, словно бы небрежного и вместе с тем намеренно уязвляющего, — взгляда, каким он смотрел только на нее, на ту, в которой всегда чувствовал сопротивляющееся ему достоинство. Хорошо, тучка — его создание; пусть Зевс поступает с ней как хочет; но Гера отомстит его любимцу: горе Иксиону, если только он посмеет заключить эту тучку в объятия! Она уже желала, чтобы он сошелся с Нефелой, и чтобы принял ее за Геру, и чтобы смертные узнали об этом, и чтобы их смех уязвил Зевса; да, теперь она желала этого.

Но оставаться здесь больше не могла.

Его взгляд Гера не выдерживала долго. Она повернулась и пошла на Крит, на Иду, в любимый храм, где она сидела когда-то на троне, а он лежал у ее ног. Зевс не удерживал ее. Нефела сияла от счастья.

Когда пришло время трапезы, Зевс посадил Нефелу на место Геры; ее чувства подсказывали ей, что она должна делать: она знала, что Зевс — Повелитель, и видела, что соперница освободила ей трон. Никто из богов не заметил подмены.

Зевс привел Нефелу в покой, схожий с его опочивальней. Она думала, что он ляжет рядом с ней на ложе, но он сказал смеясь: «Подожди!»

Она осталась ждать.

Зевс снова пригласил Иксиона к себе. Гера узнала об этом от своей посыльной, вороны, и поспешила в Фессалию; ворона летела впереди.

Иксион поднимался на Олимп и видел только ее, Единственную, казавшуюся ослепительной горной вершиной, в сверкании снегов, в сиянии небес, в пене облаков; этот блеск и эта осанка! Он не чувствовал усталости; Зевс влил в него силы, и он с легкостью горного оленя взбирался вверх по кручам и чувствовал: настал его день! Над ним, в вышине, с криком пронесся орел. Во дворце его принял верховный бог; Нефела сидела на месте Геры.

Зачем это делал Зевс? Так ему захотелось. Он играл в неведомую ему прежде игру, которая снова подтверждала его могущество, а то, что Гера была уязвлена, только разжигало его. Он подвел Иксиона к Нефеле, и она поняла, что незнакомец предназначался ей, но она также знала, что за этим незнакомцем стоит Он, Сам, цель ее вожделений, и, угадав, чего добивался от нее Единственный, склонилась, сияя, к Иксиону. В глазах его вспыхнул огонь желания: эта дразнящая плоть, угадываемая под скрывавшими ее одеждами. Они безмолвно сидели рядом, предназначенные друг для друга, и совершали трапезу; боги сконфуженно молчали. Зевс развлекался. Из богов только один Аполлон заметил подмену, и это вызывало у него возмущение.

Но он не вышел из-за стола.

После трапезы получилось так, что Иксион остался наедине с той, кого принимал за супругу Зевса; она привела его в свой покой, и он принял его за опочивальню Державного. Пена облаков. Иксион жаждал утолить свою страсть, Нефела чувствовала, как в ней все сильнее разгорается желание, но оно остается неутолимым; тут даже Пан оказался бы бессилен. Она ощущала — и все острее — только пустоту, разверзнутая бездна могла заглатывать и заглатывать, а Иксион, устремившийся в эту бездну, уже чувствовал счастливое изнеможение.

Потом он заторопился на землю.

Она попросила, цепляясь за него: «Побудь еще!» Но он высвободился. Она сказала умоляющим голосом: «Приходи снова!» Он возразил: «Приходи сама ко мне, в мой дворец, на мое ложе».

Она хотела кивнуть и не посмела: она не знала, угодно ли это Повелителю.

Иксион видел ее горящие глаза, у него мелькнула мысль: может, мне похитить ее, и вдруг ощутил трепет во всех членах — явный признак немощи, полного изнеможения и понял: он дерзнул на то, что ему не по силам.

Но это длилось всего лишь мгновение.

Иксион повернулся и покинул опочивальню. Дворец был объят тишиной, вокруг ни души, только Гермес дожидался у врат, чтобы спустить гостя Повелителя с заоблачных высей. Он обвил его своей рукой, и Иксион почувствовал себя невесомым. Они тихо скользили вниз; два клубящихся облачка. Внизу — Фессалия, дремлющая в вечерних сумерках, и высоко вознесшийся дворец. Иксиону хотелось крикнуть вниз, туда, где раскинулась его земля, что он обладал Герой, прокричать облакам или хотя бы поделиться этим с Гермесом — как бы между прочим, по-приятельски небрежно; но, побоявшись вновь ощутить трепет во всех членах, сдержался, затаил свое счастье в себе.

Гермес улыбался; тихо плыли облака. Иксион сомкнул глаза и увидел ту, что с неба.

Гера тем временем предстала, незримая, перед Дией и дохнула на нее, и от дуновения из уст богини поседевшие волосы Дии тотчас обрели свой прежний блеск и стали черными как ночь, а в чреве ее появился ребенок. Дия испытала блаженство, когда почувствовала, что тяжелеет; она оглядела свой округлившийся живот, это тело, давно томившееся жаждой материнства. После того как она поседела, Иксион не раз еще делил с ней ложе, но то была не любовь, а только нетерпение плоти; она не испытывала радости и, принимая его, уповала на одно — на сына, в котором видела теперь, после гибели отца и охлаждения мужа, последнюю опору. Ощутив в своем чреве дитя, она подбежала к зеркалу и увидела в нем свои волосы, черные и сияющие как прежде, и тут ей открылось, кому она обязана этим чудом; она вознесла руки к небу и стала благодарить Геру, искренне веря, что теперь все в ее супружеской жизни пойдет по-новому.

Иксион пробудился только у Бычьих ворот: тут Гермес оставил его; Иксион прошел через ворота, Бычьи, потом Солнечные, и от неожиданности замер: перед ним стояла Гера, под фатой и в одеждах, покрывавших ее до ступней, даже рук не было видно. И это был не мираж. Она стояла и молчала; за ней — Иксионов дворец, весь в лунном сиянии, сверкающий, как золото ее трона. Она казалась ему сейчас еще более ослепительной, ему подумалось даже, что он, пробудившись, все еще находится в опьянении прекрасного сна. Она так скоро последовала его желанию и теперь стоит, застыв от отчаянной решимости быть с ним, смертным, земным. Внезапно до его сознания дошло: ведь он вкусил нектара и амврозии, и, стало быть, теперь он — бессмертный, как тот, кого она оставила ради…

Иксион не отважился додумать мысль.

Она стояла на гравийной дорожке, на том месте, где провалился в яму и сгорел Деионей. Мягкий настойчивый свет луны. Иксион дрожал, сжигаемый страстью, но он знал, что обессилен, и не решался приблизиться к той, что стояла в ночи, сладостно нашептывающей и дразнящей; он был слишком смущен, чтобы вымолвить слово, был поражен неожиданным открытием, до него слишком медленно доходило, что же с ним произошло — ведь он был земной. Он велел Гере прийти; он хотел попросить ее об этом, а вышло иначе — и он сам содрогнулся от того, что дерзнул на повелительный тон, — и вот она стоит перед ним, повелителем, — супруга Зевса, и полным страсти взором смотрит на него, земного, но уже не смертного; Иксион напряг все свои силы, чтобы выдержать ее взгляд. Он выдержал; но ему уже недостало сил сделать шаг к ней. Гера вдруг выпростала руку — для того, чтобы плотнее прижать одежды к телу; она стояла подобно устрашающему знаку перед бездыханно тихим дворцом, и Иксион видел только ее глаза, горящие и таинственно сверкающие, но тут она неожиданно исчезла.

Он догадался: для нее еще не приготовлено ложе.

Ведь она так быстро за ним последовала.

Он не должен упустить судьбу!

Иксион кинулся в опочивальню Дии; она не спросила, откуда он — что ей за дело до этих рабынь, с которыми он проводил время, будь они земные или с неба; она знала, что Зевс приглашал его к себе на трапезу, но и она приняла милость Геры и теперь чувствовала себя равной ему. Она с нетерпением ждала возгласа изумления, с нетерпением и уже без всякой робости, а Иксион стоял на пороге и думал, куда бы спровадить постылую: к рабам или в царство теней? Дия сгорала от нетерпения: должен же он наконец увидеть, что произошло с ней; или он от радости лишился дара речи? Она произнесла слово, чудное, насмешливое слово, даже полслова, на своем языке, и шагнула к нему. Черные, облитые светом луны волосы, округлившийся живот.

Иксион видел только горящие глаза.

Дия, со свойственной ей непосредственностью, сказала: «Видишь? — и чуть расставила ноги. — Пощупай, я беременна!»

Только тут он увидел, как Дия преобразилась, и нашел лишь одно объяснение: Зевс. Дия не была беременной, всего неделя как у нее прошли месячные, и вдруг нате вам — округлившийся живот и блестящие волосы; Иксион не сомневался: пока он держал в объятиях Геру, ее супруг ласкал на его ложе его жену — Дию, земную, постель за постель, и подтверждение тому — живот.