Всеволод Крестовский - Тамара Бендавид

• Название: Тамара Бендавид
• Автор: Всеволод Крестовский
• Издательство: Камея
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-88146-016-2 (Т.1)

В.В. Крестовский (1840–1895) — замечательный русский писатель, автор широко известного романа «Петербургские трущобы». Трилогия «Тьма Египетская», опубликованная в конце 80-х годов XIX в., долгое время считалась тенденциозной и не издавалась в советское время.

Драматические события жизни главной героини Тамары Бендавид, наследницы богатой еврейской семьи, принявшей христианство ради возлюбленного и обманутой им, разворачиваются на фоне исторических событий в России 70-х годов прошлого века, изображенных автором с подлинным знанием материала. Живой образный язык, захватывающий сюжет вызывают глубокий интерес у читателя, которому самому предстоит сделать вывод о «тенденциозности» романа.

---

— К вашим услугам, — слегка поклонился граф.

— Я читала в консистории ваше прошение, — продолжала она, — и, признаюсь вам, только удивлялась его… как бы это вам сказать? — его безосновательности. — Pardon mais cest une frivolite absolue — и если вы только с этим выступите против меня, то я вас поздравляю! — Там нет ни одного, сколько-нибудь серьезного, довода. В прошлый раз вы намекнули мне, правда, на мои письма, — но ведь письма не доказательство! — заметила Ольга, с пренебрежительною усмешкой, как о вещи совершенно жалкой и ничтожной. — Не знаю, известно ли вам, но я могу вас уверить, что консисторскии суд, по закону, не примет их ни в какое внимание.

Слова эти в устах Ольги истинно поразили Каржоля. — «Ага! подумалось ему, — стало быть, уже успела переговорить со специалистами!»— Но он, не теряя своего апломба, многозначительно заявил ей, что принятие или не принятие во внимание будет зависеть от того, как поведется дело, и что его адвокат, напротив, находит в этих письмах самое существенное подспорье.

— Не знаю, что находит ваш адвокат, но знаю, чего требует закон, а этого вам доказать не удастся.

— Вы полагаете? — иронически спросил граф, вспомнив кстати идею Красноперова об аванложах Мариинского театра.

— Я говорю вам это со слов такого авторитета, как Миропольцев, — внушительно пояснила Ольга. — Надеюсь, это немножко повыше ваших адвокатов.

— Н-ну, как знать! Одно — теория, другое — практика, — усомнился граф, делая многозначительную мину.

— Во всяком случае, посильнее! — подчеркнула она. — И за плечами такого человека я остаюсь совершенно спокойна. При его связях и влиянии, ваши адвокаты могут в двадцать четыре часа очень далеко улететь из Петербурга, да и не одни адвокаты!., и потому мне не страшна никакая консистория. Конечно, вы можете сделать мне этим процессом скандал, но не более, да и то еще — смотрите, как бы не промахнуться!

— Ольга Орестовна, не будемте ссориться и пугать друг друга, — начал вдруг Каржоль, переменив свой несколько сухой и натянутый тон на более простой и искренний. — Вы знаете, что развод мне необходим, и я, Coutе que coule, должен его добиться. Позвольте же поэтому предложить вам такие условия, которые будут безобидны для нас обоих. Я понимаю, что для женщины порядочной и тяжело, и некрасиво фигурировать в таком деле в качестве обвиняемой стороны, — что ж, я готов избавить вас от этого. Согласитесь на мои условия и начинайте сами процесс против меня, — я возьму вину на себя, проделаю всю гнусную комедию, какая в этих случаях требуется, и мы будем разведены без скандала; вы останетесь при вашем настоящем имени, графинею Каржоль де Нотрек, и получите полное право выйти замуж за кого вам угодно и когда угодно.

— Но ведь тогда вы уже лишитесь права жениться, — возразила Ольга. — Какой же вам расчет?

— О, об этом не беспокойтесь! — ответил он самым уверенным тоном. — Через неделю после развода и я женюсь преспокойнейшим образом, — ведь вы же, надеюсь, не станете преследовать меня за это судом? — Я говорил и с московскими специалистами, и со своим адвокатом; все они единогласно утверждают, что это вполне возможно, если заинтересованная сторона не возражает, а заинтересованною стороной являетесь тут только вы одна; они говорят, что консисторская практика сплошь и рядом знает такие примеры и обыкновенно глядит сквозь пальцы, коль скоро заинтересованная сторона молчит. Итак, начинайте сами, я готов сделать вам эту уступку.

— Благодарю вас, — с легкой иронией поклонилась Ольга. — Вы готовы, но я, вот видите-ли, не готова к положению разводки и вовсе не желаю его.

— Однако же это необходимо! Cest une necessite absolue! — я не шучу, — так и подумайте же, не выгоднее ли вам воспользоваться всеми преимуществами нападающей стороны, чем нести все последствия обвиненной?

— Нет, граф, никакой необходимости я в этом не вижу, да и вам от души советую бросить это пустое дело: обожжетесь!

— С такими доказательствами, как у меня в кармане, — уверенно похлопал он себя по левому боку, — не обожгусь, сударыня!

— Это вы все насчет писем-то? — засмеялась она.

— А хотя бы и так! — похвалился он вызывающим тоном.

— Полноте, я уже сказала вам, что они никакого значения не имеют.

— Предоставьте мне это лучше знать, Ольга Орестовна.

— Да притом же я уверена, — продолжала она, не без умысла вызнать, при себе ли у него эти письма, — я уверена, что все это только одни «страшные слова», — своего рода «жупель», которым вы пытаетесь запугать меня, для того, чтобы я, во избежание скандала, скорее сдалась на ваши условия, а в действительности у вас никаких писем нет, да и быть не может, — откуда вам взять их?

— Представьте, что есть, Ольга Орестовна, — есть, и с этим сокровищем я даже никогда не расстаюсь, так при себе и ношу его, из опасения, чтоб как-нибудь не пропало.

— Слова, слова и слова! — махнула она рукой. — И этим словам я не верю.

— Ан поверите!.. Придется поверить, да жаль, что поздно будет.

Ольга отрицательно покачала головой.

— Ну, чем же уверить вас? Хотите, покажу, пожалуй?

— Не покажете, граф, потому что показать вам нечего.

— Вы так думаете? — Ну, так взгляните же и уверьтесь!

И видя, что она точно бы поддразнивает его и потому желая в свой черед подразнить и ее, он достал из бокового кармана изящныи бумажник и показал его Ольге, но только издали — «а то, неравно еще, как бы не вырвала».

— Вам знакома эта вещица? — с улыбкой спросил он. — Узнаете?

Ольга вгляделась и действительно узнала бумажник, подаренный ею Аполлону, но по наружности осталась совершенно равнодушна, что отчасти даже удивило графа, — «как! неужели никакого впечатления?!»

— Ну-с, а это изящное произведение узнаете? — продолжал он, раскрыв бумажник и показывая внутреннюю его сторону, где была вставлена известная карточка Ольги. — Я могу нам напомнить даже надпись, которую вы собственноручно изволили сделать на обороте: «А mon bien-aime Pouptchik ta fidele Olga en souvenir du 17 octobre 1876». — Довольно с вас этого? Теперь убедились? — спросил он в заключение торжествующим тоном и поспешил отправить бумажник обратно в свой боковой карман, и даже застегнулся для пущей уверенности.

— И все-таки, я повторяю вам то же, что и прежде, — спокойно и уверенно начала после этого Ольга, — бросьте это пустое дело, обожжетесь!

— Да откуда, наконец, у вас такая непоколебимая уверенность? — воскликнул Каржоль с удивлением и даже досадуя в душе, что весь эксперимент его с бумажником не произвел решительно никакого эффекта. А он так рассчитывал именно на этот эффект, и для того даже нарочно захватил свое «сокровище» с собою.

— Моя уверенность, — продолжала она тем же невозмутимо спокойным тоном, глядя ему прямо в глаза, — моя уверенность основана, по-первых, на том, что у меня больше средств, чем у вас, и потому я могу перекупить всех ваших адвокатов; во-вторых, на том, что за мною стоят слишком сильные и высокопоставленные люди, с которыми бороться вам не по плечу, а в-третьих, стоит лишь мне захотеть, — и вы завтра же будете высланы из Петербурга с жандармами. Не угодно ли начинать тогда процесс из какого-нибудь Холмогорска?

— Ну, теперь уже вы начинаете, кажется, грозить мне «жупелом», — небрежно усмехнулся граф, хотя у самого внутри немножко-таки екнуло, — «а чем, мол, черт не шутит!»— С жандармами высылают людей не так легко, как кажется, — продолжал он, — а меня к тому же и не за что. Что же касается до высокопоставленных людей, то они тут, полагаю, не причем и в семейное дело путаться не станут, а что до моих средств, то ведь вы в моем кармане не считали и, наконец, не все адвокаты продажны.

— А, если так, оставайтесь при вашей уверенности, и посмотрим, чья возьмет! — тоном холодной и несколько загадочной угрозы заметила Ольга.

— Ну, послушайте, будемте говорить, как друзья! — предложил ей вдруг Каржоль решительным и самым искренним образом. — Скажите откровенно, что вы хотите за развод?.. Дайте мне возможность жениться на Тамаре, и я охотно выдам вам за это формальное обязательство на себя — ну, во сколько вы желали бы?.. Хотите сто тысяч? Я вам через час привезу вексель.

— Слишком дешево цените, граф, мою репутацию, — улыбнулась Ольга.

— Ну, виноват, хотите двести?.. Двести тысяч, — ведь это куш, предел мечтаний стольких обладателей выигрышных билетов!.. Подумайте!.. И за такой пустяк, как поднять против меня дело, где вы уже нисколько не рискуете своею репутацией!.. Ольга Орестовна, — совсем уже дружески и даже задушевно продолжал он, протягивая ей обе руки, — ударимте по рукам на двухстах и останемтесь друзьями!.. Я выдам вам два векселя по сто тысяч, сроком на полтора года, и по окончании процесса за Тамарино наследство вы сейчас же получите эти деньги. Согласны?

— Вы, граф, однако, продаете шкуру медведя, еще не убив его, — напомнила она не в меру увлекшемуся собеседнику. — Позвольте же вас уверить, что вам никогда — понимаете ли, — никогда не убить его! Повторяю еще раз, Тамара не пойдет за вас.