Всеволод Крестовский - Тамара Бендавид

• Название: Тамара Бендавид
• Автор: Всеволод Крестовский
• Издательство: Камея
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-88146-016-2 (Т.1)

В.В. Крестовский (1840–1895) — замечательный русский писатель, автор широко известного романа «Петербургские трущобы». Трилогия «Тьма Египетская», опубликованная в конце 80-х годов XIX в., долгое время считалась тенденциозной и не издавалась в советское время.

Драматические события жизни главной героини Тамары Бендавид, наследницы богатой еврейской семьи, принявшей христианство ради возлюбленного и обманутой им, разворачиваются на фоне исторических событий в России 70-х годов прошлого века, изображенных автором с подлинным знанием материала. Живой образный язык, захватывающий сюжет вызывают глубокий интерес у читателя, которому самому предстоит сделать вывод о «тенденциозности» романа.

---

— Любили? — горько усмехнулась девушка на его возглас. — Это, однако, не мешает вам любить и разных Мариуц в то же время, — потеря, стало быть, не особенно велика для вас.

При имени Мариуцы Каржоль вдруг вздрогнул, и лицо его вспыхнуло краской смущения. — «Как! неужели она и про Мариуцу знает?!»— Этого последнего удара граф никак уже не чаял, и он поневоле заставил его в душе сознаться самому себе, что отношения его к Мариуце, про которые он как-то совсем позабыл теперь, не придавая им особенного значения, делают его, пожалуй, несколько виноватым перед Тамарой, но не на столько, однако, чтобы он никогда уже не мог подняться ни в ее, ни в своих собственных глазах, потому что Мариуца, в сущности, совершенно пустяк и не стоит даже серьезного разговора.

— Не презирайте меня, по крайней мере! — продолжал он в том же патетическом роде, но уже упавшим голосом. — Время, быть может, оправдает меня и докажет вам, что я не так виноват, как кажется, — я только несчастен… Сами обстоятельства так слагались, а я… Неудачник я, — вот в чем вина моя!..

Он невольно расчувствовался при этом сам над собою, и на глазах его вдруг показались крупные слезы.

— Да, я несчастен, Тамара, глубоко несчастен, верьте мне хоть в этом!.. Хоть этим слезам моим поверьте — они искренни! — говорил он, чувствуя себя в самом деле несчастным, незаслуженно гонимым человеком, у которого все, все уже отнято и все потеряно.

— Не презирать вас, ни помнить на вас зла я не стану, — продолжала девушка. — Я помню, что, благодаря вам, стала христианкой, хотя, конечно, вы сами не могли предвидеть, к чему оно приведет… Но, во всяком случае, спасибо вам за это и… на этом и кончимте!

— Нет! дайте мне возможность оправдаться перед вами! — с новым жаром воскликнул Каржоль. — Позвольте мне хоть написать к вам! Умоляю вас!..

— Лишнее, граф, — я ни в чем не обвиняю вас больше. Поблагодарите лучше Бога, что все кончилось так, как теперь: оно лучше и для вас, и для меня, поверьте!.. Одно скажу: постарайтесь поскорее вычеркнуть меня из вашей памяти, как и я, в свой черед, постараюсь забыть вас. Прощайте!

И Тамара, пожав еще раз руку Ольги, удалилась из гостиной, по-видимому, так же спокойно, как и вошла в нее.

XLIII. ПРЕЛИМИНАРЫ И КАПИТУЛЯЦИИ

Вслед за ней и Каржоль взялся было за шляпу.

— Куда же вы, граф?.. Останьтесь, мне еще надо поговорить с вами, — довольно любезно предложила ему Ольга.

— О чем говорить нам больше! — с горькой усмешкой пожал он плечами.

— Как знать. — Может быть, до чего-нибудь и договоримся, — отчасти загадочно улыбнулась она, опускаясь в кресло. — Присядьте и постарайтесь спокойно выслушать и взвесить то, что я скажу вам.

Он молча покорился ее предложению и сел, все с тем же удрученно усталым, апатичным видом, который, казалось, говорил: все равно уж, как ни бей, больнее не ударишь!

— Надеюсь, — начала Ольга, — теперь вы убедились окончательно, что Тамара для вас потеряна?

— К несчастью! — согласился граф со вздохом.

— А может, и к счастью, напротив. Почем знать! — возразила она с той же загадочной улыбкой. — Вы друг другу не пара, это ясно, и миллионов ее вам, все равно, не видать, как ушей своих, хоть бы вы на ней и женились. Но, по крайней мере, теперь вы видите, что я была права, когда убеждала вас бросить эту нелепую вашу затею с разводом?

— Может быть, — уклончиво согласился граф.

— Да не «может быть», а так! Это верно! — подтвердила Ольга таким тоном, как будто желала внушить Каржолю, — ты, мол, батюшка, не виляй, меня не проведешь, да и не к чему! — Ну, и что же? — спросила она, — намерены вы продолжать еще дело?

— Н…не знаю, право. Я ничего еще не решил себе.

— Так хотите, я решу за вас?

— То есть, как это? — взглянул на неё граф с недоумением.

— А так, что всю эту глупость надо бросить сейчас же, понимаете? — немедленно! — авторитетно и решительно, как бы тоном приказания, сказала Ольга.

— И что ж затем?

— А затем, взамен развода, я имею предложить вам нечто такое, что — надеюсь — устроит вас несравненно лучше.

Каржоль тотчас же поднял голову и, как лягавый пес, насторожил уши.

— Прежде всего, — начала она, — скажите мне откровенно, неужели вам не надоело это вечное мыканье по свету, в погоне за какими-то призраками и фантазиями, которые никак не даются вам в руки? Неужели вы еще не устали, не разочаровались? Или жизнь не достаточно еще вас побила и проучила?

— К чему вы меня спрашиваете об этом? — проговорил он с горечью и грустью.

— К тому, что смотря по вашему «да» или «нет», я буду знать, стоит ли предлагать вам то, что я думаю.

— Что ж отвечать вам на это? — пожал граф плечами. — Мне кажется, ответом может служить та сцена, свидетельницею которой вы сами только что были. — Est-ce que vous n’etes pas encore persuade que jai perdu le combat et que je suis vaincu?

— Да, я это видела и даже пред-видела. Стало быть, вы сдаетесь?

— Что ж еще остается мне?! — печально усмехнулся он, склоняя голову.

— Думаю, что ничего больше. И это, с вашей стороны, совершенно искренно?

— Полагаю, лгать мне более нет нужды, и наконец, письма у вас в кармане, — это вам лучшее доказательство.

— Правда и то, — согласилась Ольга. — В таком случае, и я буду с вами откровенна.

Видите ли, в чем дело…

И на минутку она приостановилась, соображая про себя, с чего бы начать половчее, но тут же решила себе, что лучшим дипломатическим приемом в данном случае будет плата за откровенность — откровенностью, тем более, что в случае упорства или отказа с его стороны, у нее есть еще в запасе и одна существенная угроза.

— Вот уже два года, что я замужем, и живу на положении какой-то соломенной вдовы, — серьезно начала Ольга. — Не скрою, положение это довольно-таки странное, двусмысленное, — для меня, по крайней мере. По моим делам и отношениям, мне совсем не удобно, чтобы в свете смотрели на меня, как на какую-то не то разводку, не то сепаратку… Я вовсе не желаю, чтоб на вопрос обо мне, какая-нибудь графиня Дора или княгиня Зина, которые нисколько не лучше меня, подымали нос и делали сомнительную гримаску, или сухо отвечали бы «Je nе la connais pas». Таким положением может бравировать какая-нибудь авантюрьерка или кокотка, но я ни то, ни другое, и для меня оно неудобно. Раз, что я ношу имя, которое дает мне право на известное положение в обществе, и я желаю, чтобы все двери этого общества были открыты мне, на правах равной. Мне так нужно, — у меня есть свои виды и цели, которые по моим соображениям, требуют этого, и если разные светские и сановные мужья у моих ног, то этого мне еще не достаточно: я желаю, чтоб и их жены от меня не отворачивались… Как видите, я высказываюсь пред вами довольно откровенно? — улыбнулась ему Ольга с кокетливо подкупающей грацией.

— Кажется, — согласился граф безразличным тоном, думая про себя: к чему это она клонит, однако?

— Помнится мне, — продолжала Ольга, — что в день нашей свадьбы, вы, после венца, предлагали мне забыть все прошлое, все горькое и начать новую жизнь вместе, как следует… Если помните, я не отвергла вашего предложения безусловно, но тогда оно казалось мне несвоевременным… Мне думалось, что надо прежде дать всему улечься, успокоиться, придти в себя, даже проверить самих себя, а для всего этого нужно было время, и я отвечала вам, что пусть пройдет год, другой, и тогда мы посмотрим… не так ли?

— Да, я искренно предлагал вам это, — согласился граф, — но вы-то, искренно ли вы давали мне взамен эту отсрочку?…

— Я не совсем понимаю ваш вопрос, — слегка нахмурясь Ольга.

— Ces malheureuses lettres, qui sont la, dans votre poche, madame, vous lexpliqueront bien ce que je veux dire! — пояснил он ей с выразительною горечью.

Лицо Ольги передернулось досадливою гримаской.

— Оставимте наше прошлое! — предложила она. — Ни вам до моего, ни мне до вашего нет дела!.. Я вас не спрашиваю, как жили вы и что делали за это время, — надеюсь, чувство деликатности и вам должно подсказать то же самое.

Каржоль молча поклонился в знак согласия. Раз, что взывают к чувству его деликатности, может ли он не согласиться!

— Итак, — продолжала она, — два года назад, я предоставила наш супружеский вопрос времени. Теперь, мне кажется, время это наступило. Мне надоело жить в фальшивом положении, мне — повторяю вам — это не удобно по многим причинам и многому мешает… а потому теперь уже я сама, в свой черед, спрошу вас, угодно вам жить со мною на тех условиях, какие я вам сейчас предложу? И если да, то эту «новую жизнь» мы можем начать немедленно.

— Надо знать ваши условия, графиня.

— Ah, mеrci bien! Вы в первый раз еще, вместо «сударыня», удостоили назвать меня «графиней». — Принимаю к сведению, — заметила Ольга в виде любезной шутки, но не без колкой иронии. — Итак, — продолжала она, — мои условия вот в чем: для света, для общества, partout et pour tous, вы — мой законный муж и сожитель; это ваша общественная роль, — понимаете?… До ваших будущих грешков, de vos petits amours мне нет дела, я охотно буду смотреть на них сквозь пальцы, но при одном лишь условии, чтоб вы не слишком афишировались ими: les convenances et les apparences avant tout, это помните. Наша супружеская внешность в глазах света должна быть если не безупречной, то, по крайней мере, не подавать поводов ни к каким лишним толкам и пересудам. Это должно быть совершенно приличное супружество, — мне так нужно. В состоянии вы выполнить такое условие?