Эвальд Ильенков - Психология

• Название: Психология
• Автор: Эвальд Ильенков
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 2009

Вопросы философии, 6 (2009), с. 92–100

---

У человека: «перед нами — стена; стена гнилая — ткни и рухнет». Т. е. — в факте сознания представлены одинаково как «схема», так и противостоящая ей форма предмета, — предмет как ПРОТИВО-СТОЯЩЕЕ (Gegenstand). Нет давления схемы — нет противодавления, нет «субъективного чувства» этого противо-давления, и если схематизированное действие свершается беспрепятственно, — то нет и ОБРАЗА.

В этом случае схема «отпечатывается» в материале, а материал в субъекте — нет. Нож проходит сквозь масло, но, столкнувшись с камнем, — тупится, и камень отпечатывает свою форму в виде зазубрин на лезвии. Столкновение «субъекта» и «объекта» — схемы-рефлекса-инстинкта и препятствия на пути реализации ее — кончается двояко: либо форма действия отпечатывается в материале, либо наоборот, вплоть до полного разрушения схемы или формы материала.

Если же схема все-таки осуществляется, будучи скорректированной противодействием, то вот этот процесс и есть процесс, в ходе коего только и «существует» (возникает) ПСИХИКА, «сознание», как представленность формы вещи — в живом действии, отразившемся от предмета — в самое себя.

Это необходимо изобразить вполне наглядно. Предмет «возникает» в сознании как нечто ПРОТИВОСТОЯЩЕЕ действию, как GEGENSTAND. Вот в чем смысл тирады Шеррингтона. Фихте!

ОБРАЗ и есть СХЕМА, скорректированная формой препятствия ее осуществлению. Представленность формы предмета в форме действия, отражение. Когда предмет не оказывает никакого сопротивления действию, реализации схемы, от и не «отпечатывается» в ней.

Муха, бьющаяся о стекло. Инстинкт — движение по прямой, сознание — траектория, изогнутая в согласии с формой препятствия.

Рассмотрим «черепаху» Уолтера Грея[12], эту ситуацию моделирующую. Механизм тут — эффектор-рецептор: одновременное действию противодействие, — напряжение, возникающее внутри этой системы.

Механический образ «сознательной воли» у Фихте — образ ПРУЖИНЫ. Пока она развертывается в пустоте, внутри нее самой не возникает никакого напряжения, напротив, «внутреннее напряжение» как раз и уменьшается — это и есть «чувство освобождения». Чувство же противодействия ее «свободному» распространению — чувство препятствия.

Форма предмета отпечатывается в субъекте = в «изгибании» траектории его движения. Вода, ОБТЕКАЮЩАЯ камень. Рисунок русла — рисунок неодолимых для течения воды препятствий.

ОБРАЗ — не «призрак», не «субъективное состояние», интроспективно фиксируемое мозгом в себе самом. Образ — это форма вещи, отпечатавшаяся в теле субъекта, в виде того «изгиба», который внес в траекторию движения тела субъекта ПРЕДМЕТ, «объект», — это представленность формы предмета в форме траектории движения субъекта, субъективно испытываемая им как «вынужденное» — «несвободное» — изменение в схеме рефлекторно-осуществляемого движения.

У Прибрама — это «призрак» уже потому, что ОБРАЗ сразу же фиксируется как «состояние мозга», в то время как это лишь способ кодирования «образа» на «языке мозга», а вовсе не сам образ.

ОБРАЗ — в реальном теле реального субъекта, — там он и «локализуется», — сначала как событие «на границе» рецептора и предмета, — но предмет-посредник реально выступает как часть тела субъекта, а не как часть тела предмета, — палка в руках слепого, зонд в руке хирурга, — поскольку он осуществляет схему действия субъекта и реально — в действии — находится «по эту сторону субъекта», а не «по ту».

Поэтому-то и «ощущение» препятствия СДВИГАЕТСЯ на кончик палки, — «образ» рисуется кончиком палки, а не на ее рукоятке, — мозг управляет тут движением КОНЧИКА палки (кисти, карандаша, отвертки), — ибо именно он описывает КОНТУР ПРЕДМЕТА, а не рукоять.

Поэтому-то ОБРАЗ и есть наделенный «самочувствием» контур самого предмета рецепции, его геометрическая форма, а не контур движения кисти руки, держащей палку-зонд. Тем более — не «пространственный рисунок события внутри мозга», «в нервной системе».

Именно поэтому ОБРАЗ есть субъективно-данная форма вещи, а вовсе не внутреннее состояние моего тела, иллюзорно относимое к вещи, ложно переживаемое как ФОРМА ВНЕШНЕЙ ВЕЩИ.

Это именно форма ВНЕШНЕЙ вещи, копируемая действием рецептора-эффектора, и потому «переживаемая» именно там, где этот образ и существует («возникает»).

ОБРАЗ не «локализуется» мозгом в точке физического контакта рецептора с поверхностью предмета, а ВОЗНИКАЕТ (и существует) там с самого начала, и мозг его там и «переживает».

Он возникает в точке соприкосновения «кончика» рецептора — с поверхностью предмета, коей он касается, — и испытывается именно как факт сопротивления поверхности — движению кончика тела субъекта. Он — там. «Там» он и переживается. Именно там, где существует.

«Испытывает» реальное сопротивление поверхности не мозг, а именно система МОЗГ — РЕЦЕПТОР, система «мозг — кисть руки», или, если кисть держит свое искусственное продолжение, — то там, на конце зонда. Именно конец зонда, а не рукоять, непосредственно описывает форму вещи, контур ее поверхности — как контур своей собственной траектории по форме предмета.

И «ощущает» вовсе не мозг, а кончик рецептора. Образ это именно форма вещи, активно воспроизводимая действием «кончика» рецептора в самый момент его действия, его движения, «скользящего» по внешнему контуру.

Поэтому нет и не может быть «образа» пустого пространства, — пустое пространство не оказывает сопротивления, потому — не ощущается, — а «ощущается» лишь «свобода самого действия», — отсутствия препятствий.

Перемещаюсь «я» в пустом пространстве или остаюсь в покое — это неразрешимый для «самочувствия» — для интроспекции — вопрос.

Но «свободное» перемещение тоже не ощущается, а «свобода» дана только в форме ПРЕОДОЛЕНИЯ препятствий, а не в акте беспрепятственного движения, перемещения.

В этом — весь Фихте, вся мудрость его образа сжатой пружины, ее внутреннего «напряжения».

Когда вся энергия сжатой пружины израсходована, — она перестает и «ощущать» ПРЕПЯТСТВИЯ, противодействующую ему косную силу противодействия, — как движение себя, натолкнувшееся на предмет и отразившееся обратно в себя.

(Ср. фихтеанскую трактовку «стоимости» у Бакхауса[13], — как косную силу «сопротивления» всей массы косных социальных «рефлексов» привычных социальных стереотипов, заранее ставящих пределы-границы развертыванию человеческой трудовой активности.)

Чем сильнее я «давлю» на предмет, тем сильнее «он» давит на меня. Чем я активнее — тем активнее предмет отпечатывается во мне, а я приписываю это «предмету», его активности, как изначальной силе.

Не мир отпечатывается «во мне», а я активно его ощупываю с помощью своих вполне телесных органов, прежде всего — кистью руки и кончиками пальцев. В них — «формирующая сила», образующая форму способность, — ОБРАЗ, — и именно в его изначальном значении, как ЭЙДОС, как «идея», как СХЕМА, в согласии с коей организуется «хаос ощущений».

Поэтому — что на первый взгляд странно — Фихте считает Канта прямым наследником Платона, — между ними он не видит посредника, в промежутке между Платоном и Кантом — «один мрак», тот же самый мрак, что и «от сотворения мира — до Платона»…

В самом деле — откуда может возникнуть схема «треугольника вообще»? Путем абстракции «одинакового» между всеми возможными треугольниками? Тогда «схема» — только схематизированный ОБРАЗ, точнее — то общее, что имеется «во всех образах».

Но мы не нуждаемся в полном переборе «всех» единичных случаев реализации «схемы», чтобы обрести «схему». Так, как не нуждаемся в «индуктивном обобщении» всех бесконечных случаев «треугольника» — нам достаточно ОДНОГО, чтобы извлечь из него схему, по которой мы далее спокойно будем строить ОБРАЗ любого другого треугольника.

Поэтому «схемы» — трансцендентальны, априорны по отношению к своему «воплощению» в материале ощущений, во внешнем по отношению к ним материале. Ср. рассуждения Шеллинга.

Фихте: «…теперь представьте себе того, кто мыслит эту вещь». Представление «Я» тут сразу же предполагается в том виде, в каком это «Я» непосредственно «дано» самому себе, — в акте «интроспекции».

То же и Мах:

«Установление границ между Я и миром — дело не легкое и не свободное от произвола. Будем рассматривать как Я совокупность связанных между собою представлений, т. е. то, что непосредственно существует только для них самих. Тогда наше Я состоит из воспоминаний наших переживаний вместе с обусловленными ими самими ассоциации…».

(Э. Мах, «Познание и заблуждение», изд. Скирмунта, М., 1909, с. 73).

Т.е. Я заранее «мыслится» как нечто совершенно отличное от мира и этому миру противопоставленное. А затем к нему начинают «подключаться» те вещи, с которыми это Я на самом деле неразрывно связано и без коих его «мыслить» было нельзя: мозг, «все тело» и т. д., а в итоге — и «весь дар», но уже в качестве «составных частей Я». Вот и становится возможной схема — «Я» само в себе противополагает себя самого (Я) — всему остальному (Не-Я), а «весь мир» делается = «Не-Я».