Георг Лукач - Экзистенциализм

• Название: Экзистенциализм
• Автор: Георг Лукач
• Издательство: Статья
• Жанр: Философия
• Год: 1948

Перевод с немецкого и примечания И А. Болдырева. Перевод выполнен в 2004 г. по изданию: Lukas G. Der Existentialismus // Existentialismus oder Maixismus? Aufbau Verbag. Berlin, 1951. S. 33–57.

---

Но цель и направление поисков сути дела (Wesen) все же претерпели важные изменения, и это преобразование породило экзистенциализм, понимаемый в узком смысле, философию Хайдеггера и Ясперса. Легко описать основополагающее переживание этой философии. Речь идет о том, что человек, как считается в экзистенциализме, вследствие самой сущности человеческого существования, но в действительности вследствие отражения империалистического кризиса в фетишизированном сознании человека противостоит ничто, небытию; что основополагающее человеческое отношение к миру есть ситуация vis-a-vis de rien[16].

В самом этом переживании было бы мало оригинального. Со времен По, который, по-видимому, первым описал это состояние и соответствующее ему поведение, в нынешней литературе трагическая судьба, приводящая человека на край бездны, вовлекающая его в неистовые водовороты, и безысходность очертаний судьбы, субъективный событийный рефлекс которых есть ситуация vis-a-vis de rien, представлены нам как близкие знакомые.

У великих писателей это получает выражение в качестве субъективного рефлекса объективного состояния, т. е., более точно, в качестве связи поведения, возникшего благодаря обстоятельствам и развитию характеров, с очень конкретным, реальным, совершенно определенным состоянием. Задумаемся над состоянием Раскольникова после убийства, над жизнью Свидригайлова или Ставрогина, закончившейся самоубийством. О чем здесь везде идет речь? О своеобразной, вырастающей из сегодняшней жизни форме трагического развития, из которого по-настоящему великий писатель на основе своеобразных очертаний характера формирует подлинно трагические судьбы, столь же пластичные в своем роде, сколь были пластичны некогда трагедии Эдипа или Гамлета.

Такие ситуации (именно как типические ситуации) берет за исходный пункт и Хайдеггер. Личностный оттенок его философии заключается в том, что он с помощью сложного метода феноменологии целиком закладывает проблему вовнутрь фетишизированной структуры буржуазной души, в бесперспективный нигилизм и пессимизм интеллигенции той эпохи, которая пришлась на период между двумя мировыми войнами.

Посмотрим теперь на исследование, в котором Хайдеггер при анализе этого фундаментального переживания пользуется (фетишизирующим) методом феноменологии и онтологии, чтобы сотворить экзистенциализм как новую, самостоятельную философию. Первая фетишизация — это понятие "ничто". Как у Хайдегтера, так и у Сартра это центральный вопрос исследования действительности, онтологии. Ничто у Хайдеггера — это равнозначная бытию онтологическая данность; у Сартра это лишь момент бытия, но такой момент, который при каждом проявлении бытия оказывается абсолютно необходимым, неотделимым от того, что наиболее для бытия существенно.

Вспомним о нашем методологическом анализе. Если мы исследуем при помощи метода феноменологии, скажем, образ Ставрогина и то поведение, с которым он реагирует на состояние vis-a-vis de rien, зияющее перед ним в финале, если мы в этом исследовании "заключим в скобки" любую объективную действительность, как того требует феноменологический метод, и будем рассматривать исключительно душевные акты Ставрогина и их интенциональные предметы, то мы увидим, что интенциональный предмет переживаний Ставрогина — это безысходная пустота. Если мы теперь при помощи цитированного выше дьявольского рецепта Шелера "раскроем скобки", то ничто как новая центральная онтологическая действительность предстанет перед нами во плоти. Мы видели, какой трюк феноменологический метод использовал и здесь: он последовательно отказывался от той конкретной объективной действительности, душевным и нравственным выражением которой были переживания души; т. е. он делает субъективное переживание Ставрогина перед лицом конкретного и объективного состояния, от конкретной, позитивной действительности которого он отказывается, овеществленным, опредмеченным, особым, самостоятельным объектом. Так возникает ничто как онтологическая разгадка бытия, как реально существующее.

В самом экзистенциализме, однако, способ систематической дедукции (Ableitung) совершенно иной. Но для того, чтобы быть способным выявить те порой просто абсурдные и ложные, порой явно софистические мыслительные ходы, с помощью которых Сартр, например, придает вопрошанию[17], а именно феноменологической теории негативного суждения, мнимый фундамент действительности, чтобы таким образом придать онтологической конструкции ничто мнимую опору, потребовалось бы специальное детализированное философское исследование. Нам достаточно будет осознать, что за каждым "нет", которое высказывается в единичном суждении, стоит столь же конкретное бытие, как и при любом "да". Что лишь фетишизация субъективного поведения в состоянии здесь создать для негативного самостоятельную подлинную предметность. Если, например, я спрашиваю: "Какова внутренняя структура и закономерности в солнечной системе?" — то я не устанавливаю никакого негативного бытия, никакого пустого пространства или бездны, никакого отверстия в объективной действительности, как это себе представляет Сартр; смысл моего вопроса указывает лишь на недостаток моих (субъективных) знаний, ищущих дополнения. Несмотря на это, ответ может быть грамматически, даже логически в равной мере как позитивным, так и негативным суждением. Говорю ли я: "Земля вращается вокруг Солнца" — или: "Солнце не вращается вокруг Земли", оба суждения отсылают к одной и той же конкретной и позитивной действительности; только в этом случае негативное суждение менее точное и всеобъемлющее. В любом случае невозможно исходя из этого вывести онтологическое "существование" ничто без софизмов. Софизмы необходимы, потому что сначала у Сартра появилось фетишизированное переживание ничто, а затем задним числом добавилось его логическое, методологическое обоснование, новая теория вопрошания и негативного суждения.

Ничто — это миф упадочного, приговоренного мировой историей к смерти капиталистического общества. Если некогда Ставрогин или Свидригайлов как индивиды, хотя и тогда уже как типичные индивиды, были поставлены перед ситуацией vis-a-vis de rien, то теперь — во всемирно-исторической перспективе — затронуты общественная система в целом, классы, заинтересованные в своем существовании, и сословия, считающие себя в этой системе заинтересованными, прежде всего часть интеллигенции.

Жизненные обстоятельства, образ жизни интеллигенции настоятельно требуют ее мировоззренческой ориентации, исторической перспективы. Без них она не может существовать; капиталист сам по себе легко может без них обойтись. Если же конкретное историческое положение, в котором мы находимся, вкупе с тем духовным действием, как раз и являющимся продуктом этой общественно-исторической ситуации, повлечет за собой не что иное, как окутанный густым туманом горизонт, перспективу бездн и взрывающихся вихрей, куда, как кажется тем, кто так мыслит, ведет путь общества, то нет ничего естественнее того, что мистификация, фетишизация распространяются в умах и овладевают ими. То обстоятельство, что жизнь их не имеет субъективной перспективы, внутри мифа выглядит следующим образом: ничто — это объективная перспектива любой жизни. Этот миф понятен и тем, у кого нет желания и возможности читать объемистые книги Хайдеггера или Сартра; это понятно им, потому что выражает их личное переживание.

Но на этом фетишизация не заканчивается, ведь если бы ничто было бы всего лишь бездной, в которую человек в конце концов (быть может, с какой-то вероятностью, а быть может, и непременно) будет ввергнут, то экзистенциализм не был бы всеобъемлющей, отвечающей на все вопросы жизни философией. Хайдеггер, Ясперс и Сартр фактически распространяют миф о ничто на жизнь в целом. Для Хайдеггера и Сартра сама жизнь есть "заброшенность в ничто"; каждый единичный момент жизни есть не что иное, как псевдодиалектическое взаимодействие этих перспектив начала и конца.

Итак, экзистенциализм последовательно провозглашает, что невозможно ничего знать о человеке. Он не опровергает научное знание в целом. В отношении практической, технической пользы научного познания экзистенциализм не задает вопросов и не сомневается. Он протестует только против того, чтобы была одна наука, которая могла бы притязать на способность высказывать нечто существенное по поводу единственно важной проблемы, реального отношения единичного человека к жизни, или, выражаясь языком экзистенциализма, к своей собственной жизни. Превосходство над старой философией, на которое претендует экзистенциализм, как раз и состоит в том, что он решительно отказался от притязания на способность узнать что-то об этом отношении. "Экзистенциальная философия, — говорит Ясперс, — исчезнет, как только она снова поверит, будто знает, что такое человек". Это радикальное, покоящееся на принципиальной основе незнание подчеркивают и Хайдеггер с Сартром. И такой радикальный нигилизм, такой последовательный отказ от познаваемости существенного есть, что лишь на первый взгляд звучит как парадокс, одна из основных причин интенсивного воздействия экзистенциализма. Люди, которые не видят перед собою жизненной перспективы, будут приветствовать как утешение то учение, согласно которому вообще не существует никакой жизненной перспективы, что перспектива жизни принципиально (следовательно, и для них) непознаваема.