Александр Свечин - Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй

• Название: Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй
• Автор: Александр Свечин
• Издательство: Государственное издательство. Отдел военной литературы
• Жанр: История
• Год: 1927

Труд А. Свечина представлен в двух томах. Первый из них охватывает период с древнейших времен до 1815 года, второй посвящен 1815–1920 годам. Настоящий труд представляет существенную переработку «Истории Военного Искусства». Требования изучения стратегии заставили дать очерк нескольких новых кампаний, подчеркивающих различные стратегические идеи. Особенно крупные изменения в этом отношении имеют место во втором томе труда, посвященном новейшей эволюции военного искусства. Настоящее исследование не ограничено рубежом войны 1870 года, а доведено до 1920 г.

Работа рассматривает полководческое искусство классиков и средневековья, а также затрагивает вопросы истории военного искусства в России.

---

Ударная и огневая тактика. Каждая европейская армия, как видно из изложения новейших войн, имела возможность раскаяться, после принесенных тяжелых жертв, в своем следовании началам ударной тактики. При участии Шлихтинга германская армия в 1888 г. получила краткий и ясный огневой устав, рассматривавший наступление пехоты как перенос огневых позиций на все более близкие и решительные дистанции. Казалось, было покончено с существовавшим столетия положением, что тактика пехоты имеет две души — огонь и удар. Ударный идеал, имевший два тысячелетия истории, анализированный еще Ксенофонтом, казалось, безвозвратно канул в прошлое. Огневая тактика освободила пехоту от всяких забот о равнении и внешних формах, бесполезных после того, как отпала мысль об одновременном штыковом ударе на значительном участке фронта; для инициативы младших начальников открылся широчайший простор. Устав пехоты необычайно упростился. Шлихтинг настаивал на крайнем сокращении элементарной тактики пехоты; курсы объемом более трех десятков страниц должны быть изгнаны, по мнению Шлихтинга, так как могут явиться орудием попытки вновь ввести механический элемент в пехотное наступление, убить в пехоте дух, мышление я инициативу; стремление предусмотреть в деталях заранее, что придется делать пехоте, никому не может принести пользу, как учит новейший исторический опыт. Опасно желание командного состава щегольнуть мелкой, элементарной тактикой, не имеющей ничего общего с разумной подготовкой войск, и опасны увлечения инспектирующих начальников на смотрах, учениях, маневрах. Грозным явлением представлялся бы перенос на современный огневой бой плац-парадных навыков начальства. Разумно отказаться от детализации и уточнения того, что по своей природе не может быть уточнено; ведь картина боев будущей войны, определяющая полностью эти детали, может существенно измениться и далеко не ясна.

К удивлению, напряженная в середине XIX века борьба между ударной и огневой тактикой оказывается и посейчас неисчерпанной.

Какие источники питают ударную тактику? Прежде всего — мысль о необходимости применения принуждения в бою, которое при различных степенях сознательности бойца может получить различный облик. Наиболее энергичная форма принуждения — это установление уставной формы атаки.

В брошюре «Сон в летнюю ночь» анонимный немецкий автор высказывается, под влиянием опыта сражения под С.-Прива, очень сильно: «Страх бросает человека ничком и пригвождает его к земле, и этот же страх хотят обратить в тактический метод, в моральную привычку, в способ победить. Но эта мания — погоня за закрытием, которая проносится по полю сражения как зараза, эта мания и есть главный враг. Это с ней надо сражаться и ее победить. И для этого только один способ — сомкнуть, поставить бойца в рамки твердых построений, в железную арматуру, которая заставит его двигаться во что бы то ни стало и как бы он ни боялся. Потери будут велики. Да, но армия, которая боится потерь, никогда не должна вести войны: в поле только мужество дает победу, а человеческая жизнь в счет не идет». Фон Шерф, весьма авторитетный германский писатель, подтверждал этот взгляд: бой должен развиваться автоматически, по уставу, как только старший начальник спустит войска со своры; в этом единственная гарантия против колебаний и неисполнения приказа. Он возражал против стремления разредить стрелковую цепь, что ведет к ее анемии, малокровию, и в конечном результате к бессилию огня. Редкое развертывание вначале ведет впоследствии к смешению частей и обессиливает командование. Местность, которая стремится нарушить нормальную школьную атаку и искушает войска закрытиями, презирается фон Шерфом. «Старой школе противопоставляют формулу: единство взглядов должно заменить единство формы; при этом упускают, что на практике взгляды могут проявляться только в формах». Без регламентации нет единства действия.

Нельзя думать, что мы свободны в выборе той или иной тактики пехоты. Известное недоверие к своим массам, как это отмечалось в период подготовки к Мировой войне во Франции и России, сейчас же отражается на известных ударных уклонах, на стремлении возможно позже рассыпать пехоту из сомкнутых строев.

С другой стороны, на тактику оказывают могущественейшее давление наши оперативные воззрения. Ударная тактика естественно связывается с оперативными устремлениями к решительному удару. Эти решительные удары — грозное непрерывное движение густых, эшелонирующихся в глубину, физически подталкивающих одна другую масс — находятся в полном противоречии с требованиями огневой тактики. Огневая тактика исключает решительные атаки и центр тяжести боя переносит уже на начало боя, на развитие в первые же минуты боя огня максимальной силы; уже здесь начинается борьба за решение, выражающееся в огневом перевесе, а не ведется только подготовка к имеющему быть в конце боя удару. Огневая тактика очень внимательно относится к своим бойцам в передовой линии, так как только успешные действия их и ведут к тактической победе; эту передовую линию можно только питать, а не толкать резервами сзади. Тактический резерв за фронтом — для огневой тактики только поддержка. Уж из сказанного ясно, что огневая тактика никак не может быть скомбинирована с наполеоновскими приемами решительного удара-прорыва и ярко противоречит уравновешенным фехтовальным приемам французской доктрины, желавшей начинать бой полегоньку, чтобы высшее начальство осмотрелось и взяло бы управление в свои руки. Огневая тактика требует, по существу, упразднения всякого интервала между авангардом и главными силами, чтобы обеспечить скорейшее развертывание последних и богатое дружное начало огневого боя.

И мы видим сохранение ударных уклонов в России вследствие недостаточной подготовки масс, а во Франции — вследствие реакционных устремлений доктрины и высшего комсостава.

Новым моментом, выдвинутым позиционным периодом Мировой войны, является «выход из моды» пехотного ружья. Огромное развитие средств дальнего боя перенесло на них центр тяжести наступательной работы; бой, как говорили крайние новаторы, ведет артиллерия, а пехота только занимает очищенное ею пространство. Пулемет и ружье стали рассматриваться не только как оружие ближнего боя, но и как оружие оборонительного боя. Наступление пехоты обратилось в прогулку для захвата пленных и трофеев, борьба пехоты за огневой перевес развеялась. Наступление из огневого состязания обратилось в штурм, в удар, в работу штыком и ручной гранатой. Таковым в большинстве случаев бывает только неудачное наступление.

Вот некоторые корни воскрешения в XX веке ударных идеалов. Иностранцы часто объясняли ударные тенденции русской пехоты ее крестьянским составом. Конечно, ударные приемы легче всего позволяли небольшому количеству представителей господствующего класса толкать крестьянскую массу вперед, обращая наступление в приступ. Но многое объяснялось и тем, что не пехота писала себе уставы, а последние писались для пехоты.

Этот процесс борьбы ударных и огневых тенденций проходит на фоне продолжающегося мельчания тактической единицы пехоты. Строй поротно характеризует достижения эпохи Мольтке, строй по отделениям — современную. Наблюдая этот процесс мельчания, мы видели, как он приносил крупные результаты, но только в тех случаях, когда связывался с соответственным повышением подготовки младших начальников. К современному командиру отделения нельзя в отношении сознательности и тактической подготовки предъявить ни на йоту меньшие требования, чем те, которые предъявлялись к опытному профессионалу, командовавшему в эпоху Мольтке ротой.

Огневая тактика не ограничилась пределами пехоты. Конница благополучно, до начала XX века, оставалась при тактических приемах конного боя, унаследованных от XVIII века; мотивировалось это тем, что основное оружие конницы — лошадь, не эволюционирует так, как оружие пехоты или артиллерии. Это было, конечно, ошибочно. Конница должна была готовиться к самостоятельной оперативной деятельности, и для этого значительно усилить свои огневые средства и свое искусство спешенного боя. К началу Мировой войны только германская, конница сносно удовлетворяла новым требованиям. В этом большая заслуга германского военного писателя Бернгарди. Русская конница выступила, в особенности в Восточной Пруссии, как приведение из другого века; выдвинувшись вперед, на ночь она должна была отскакивать за пехоту, чувствуя себя несамостоятельной и беспомощной, способной на отдельные эпизоды, но не на работу в операции. Ужасный подбор русских кавалерийских начальников — творчество великого князя Николая Николаевича, в бытность его инспектором конницы.

Решительное, революционное изменение тактики конницы, модернизация ее, влитие в конницу рогатых огневых средств и широкое использование их в бою — это уже достижение 1919 года, завоевание гражданской войны.