Алексей Мясников - Зона

• Название: Зона
• Автор: Алексей Мясников
• Издательство: Издательство «БПП»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.

Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.

Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это вторая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…

Есть четыре режима существования:

общий, усиленный, строгий, особый.

Общий обычно называют лютым.

---

Явных нарушений у нас с Налимовым не было, придраться не к чему, но опера нашу дружбу ему не простили. Сначала вербовали его информатором, но чем чаще он их «информировал», тем больше они на него косились. Потом запретили держать меня в вагончике в качестве инструментальщика — чтоб вместе со всеми, с бригадой. Отбирали ключ от вагончика. Потом прямо стали угрожать Налимову снятием, да и всякими карами, на которые опера не скупились. Не помогло. Мы жили по-прежнему. Тогда его вызвали в кабинет к Рахимову, отлупили и выгнали не только из бригады, но и отряда, перевели в третий. Нас разлучили. Я допытывался: на каком основании? За что? Никакого официального основания. «Просто сказали, что за тебя», — передал Толик. Мы продолжали иногда встречаться в библиотеке, где он руководил своей джаз-бандой, или он заходил к нам в отряд, реже я к нему, но общались уже коротко, тайком, чтоб меньше нас видали вместе. Здорово его тряхнули менты. Надо знать зону, чтобы иметь представление, что значит попасть в немилость ментам, слететь с должности, которая дает и кое-какую зарплату, и привилегии, и нужные связи для грева, и, наконец, досрочно-условное. Всего этого его разом лишили. Долго время он сидел в третьем отряде на сетках или совсем без работы. Но парень был видный и, чтобы он не ушел к блатным, к отрицаловым, чего опасались менты, назначили его потом завхозом, первой должностной фигурой третьего отряда.

Узнал я об этом так. Как-то после отбоя, лежа на шконаре, слышу беготню наверху, скрежет шконок, крики и отчаянный визг Налимова. Драка. Третий отряд на втором этаже, над нами. На следующий день бегу к нему в отряд. Он сидит в комнате дневальных как ни в чем ни бывало. «Что произошло?» «Завхозом назначили». «А кипиш ночью?» Оказывается, молодые рыси взбунтовались, не их человек, вот и решили его приручить для профилактики. Третий отряд не наша хозобслуга, народец там оторви-голова, устроили боевое крещение. Показали свою силу, он не поддался, испробовали его кулаки — обмен любезностями. До ментов не дошло, значит, свой парень. С рысями у него установились нормальные, дипломатические отношения. Он не мешал им, они ему. Толик благополучно досидел свой срок на третьем отряде.

Лысков и «дорога»

Вместо Налимова бригадиром поставили Лыскова. Это был высокий, скользкий парень с темной репутацией. Его недавно перевели к нам из другого отряда, где он запутался в долгах и махинациях. Когда пришел в бригаду, пообещал Налимову денег и чаю, Толик рассчитывал использовать связи Лыскова с ментами. При смене власти, уходя, Толик наказал Лыскову насчет меня: «Его не тронь, если что — голову оторву». Но ведь не для того сменили бригадира, чтоб все оставалось как было. Как раз через несколько дней после того и заявился Рахимов. Как он вошел? Снаружи дверь в вагончик открыть невозможно, кто ее оставил открытой? С утра в вагончике были только Лысков и я, потом он вышел и вскоре налетел Рахимов. Вагон разделен на два отсека — сначала прихожая, там стоит инструмент, я сидел за столом в другом помещении и за перегородкой не мог увидеть, что Лысков, уходя, не захлопнул дверь. Судя по немедленному появлению Рахимова, Лысков это сделал специально. Можно усомниться: зачем ему это понадобилось? Он ведь тоже наказан и даже посерьезней, чем я? В том и дело — на это и был расчет: наказать бригадира за подчиненного. Убивались два зайца: 1) я должен находиться вместе с бригадой, чтоб не подводить бригадира; теперь он может заверять меня хоть в любви, но поступать так, как скажут менты, что поделаешь — вынужден, и я не могу иметь претензий к нему, раз от него это не зависит, наоборот — 2) он за меня пострадал, он не козел, я должен, видимо, почувствовать в нем своего человека, больше доверия. А ларь — что такое ларь для Лыскова раз в месяц, когда он «дорогой» ежедневно получает свой грев? Чисто сработано, с хитрецой, как тогда с Гацуло из санчасти. Не новый метод. Что скажешь Лыскову — почему дверь не закрыл? Случайно, не обратил внимания. И с гуся вода. Так он хитрил и дальше, все время, пока я работал в этой бригаде. По-зековски зацепить его было вроде бы не за что, но в рисковых вещах никто ему не доверял. Я перешел в другую будку, где размещалась бригада, обшили досками закуток, поставили там стол — заниматься стало даже удобнее, чем в вагончике, и куда безопаснее. Но остерегаться приходилось не только ментов или Лыскова. Подвох мог придти, откуда не ждешь, от людей вроде бы надежных и даже от того, кто уже что-то для тебя делает.

С первых дней в бригаде был такой простой деревенский парень Карпов. Крепко сложен, немногословен, на ямах пахал больше всех. Предлагает однажды мне дельце. Здесь в Каменске заряжен для него килограмм чая — не могу ли я договориться, чтоб пронесли на зону? Эта дорога нас бы и дальше стала кормить. Карпов зря не болтает, репутация безупречная, а у меня, действительно, было к кому обратиться, но не было того, что было у Карпова — товара.

Нашей стройкой руководил вольняк — Пылинов. Он работал инженером на заводе, от которого строился цех, и по совместительству был прикреплен к нам. Суховатый, проворный человек средних лет, вел себя по-товарищески. Когда мы с Налимовым предложили ему войти в дело, согласился сразу, не ломаясь. Брал по низкой таксе: пять рублей двести грамм или плита чая (которые стоили около двух рублей). Мог принести в долг или по номинальной стоимости, мог в обмен на зековские поделки — перстни, цепочки, медальоны, фасонные сетки, ножи — в общем хороший вольняк, повезло с ним. Я дал ему адрес тетки, письмо, в котором просил ее всегда иметь наготове чай и конфеты и, если дело наладится, то тетке из Москвы регулярно будут идти денежные переводы. Много ли надо денег на это? Я полагал, что Наташа с моими друзьями помогут. В крайнем случае, мать, да и тетка не нищая. В общем, открывалась хорошая перспектива. Пылинов принес от тетки чай и конфеты и сверх того десятку от дяди Андрюши — как раз мне на день рождения. Но потом ему отказали и просили передать, что приходили, то ли из колонии, то ли из милиции и специально предупредили на мой счет, а Люда, племянница, депутат, и вообще у них там все коммунисты, не обижайся, Леня. Короче, крутились мы с Налимовым без средств, но дорога через вольняка не скудела — к нам обращались с зоны, значит, и нам перепадало.

Лысков же обнаружил намерение единолично сесть на вольняка, заказы были большие, тот не успевал его отоваривать. Пришлось провести несколько раундов переговоров, чтобы не соскочить с дороги. Но все заказы Лысков взял на себя. Я испытывал коммерческие трудности, и в этот момент поступило выгодное предложение от Карпова. Другие члены бригады с вольняком контакта не имели, Лыскову Карпов не доверял, а мне представилась возможность иметь свою долю грева от Карпова. Как он объяснил, тот Каменский адрес, где лежал его чай, был случайный, временный и, чтобы поставки шли нормально, нужен постоянный адрес, база, куда бы привозили товар, а вольняк бы проносил нам с Карповым. Я снова вспомнил о тетке. Прошло время, может, оправились от испуга, да и что за проблема, если пару раз в месяц будет заходить к ним уже знакомый Пылинов?

Итак, Карпов пишет письмо на свой адрес, чтобы товар несли к моей тетке, я отдаю письмо вольняку и прошу его через недельку зайти к тетке. Проходит день, другой. «Ну, где письмо?» Карпов мнется. «Передумал что ли?» — «Да нет, менты забрали?» — «Как?!» — «Лежало тут, на столе, а они пришли». — «И чего ты там написал?» — «Ну все, о чем договорились». — «И адрес тетки?» — «Да». — «И про Пылинова?» — «Нет, просто Валерий Александрович». Вот балда! «Да зачем тебе о Валерии Александровиче, твоим-то он на хрена?» Карпов корчит из себя тюфяка деревенского: «Просто так, не подумал». — «А почему ты сразу мне письмо не отдал?» — «Хотел сам вольняку отдать». Сгорела операция на корню. И тетка, и вольняк, и мы с Карповым. Подвел людей, загубил, гад, дорогу. Теперь жди вызова в штаб. Я предупредил Пылинова. В случае чего он идет в отказ, никому ничего не обещал и не делал, а что Карпов написал, то по глупости — никто с Карповым не договаривался, это он только хотел так договориться, выдал желаемой за действительное. Пылинов, естественно, должен пока прекратить поставки. Наверняка теперь возьмут под контроль, будут обыскивать при входе на зону. Но штаб никак не реагировал. Что в таких случаях делается? Всех действующих лиц без промедления на ковер. Дознание. Наказание. И в первую очередь автора письма Карпова. Прошла неделя. Поразительная тишина, будто ничего не случилось. Карпов абсолютно спокоен. «Валера, тебя не вызывали?» — спрашиваю Пылинова. Нет, и не обыскивают. Он снова возобновил поставки. Чай он проносил в полиэтиленовых пакетах в карманах пальто или за пазухой. Все ясно: прапор не дал хода письму, может, порвал и выбросил. Странно, небывалый случай. Чтобы вот так не потребовать выкупа, не будучи «в отношениях», и скрыть стремное письмо, не отличиться по службе — удивительное бескорыстие. Это очень настораживало. Возможно нас не трогают до поры до времени, возможно пока идет проверка вольных адресов, черт знает что на уме у оперов? Но дорога-то как шла, так и идет полным ходом, вольняка даже не предупредили. Через месяц мы забыли об этом странном происшествии. Тут-то меня и вызвал Рахимов.