Теодор Вульфович - Там, на войне

• Название: Там, на войне
• Автор: Теодор Вульфович
• Издательство: «Издательство «АГУМАА»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-901746-02-3

Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.

---

— Идите-ка сюда. Оружие оставьте… Сядьте.

Он сел пружинисто-напряженно на то самое место, где сидел перед вечером так вальяжно.

— Как это вам удалось вернуться в хату ровно через пятнадцать минут после нашего ухода?

Похоже, он нимало не смутился:

— Можете спросить у ефрейтора Повеля…

— Да ну его…

— Значит, следили, когда мы уйдем из хаты? Здорово! — он хотел вскочить.

— Сидеть!

Нет, ему не надо давать трепыхаться и раздувать ноздри, пусть лучше сидит.

— Я прошу все это разобрать в присутствии моего командира роты… — Он все еще старался выглядеть.

— Зачем? Вы же меня подвели, а не его.

— Бабка не свидетель, — еле выговорил он.

— А мы не в трибунале.

Усталость всей ночи навалилась на меня.

— Не пойму, на что вы рассчитывали?

— Да? На что?! — он ухватился за мой вопрос.

— … Что мы вообще оттуда не вернемся.

— Ну, это через край! — проговорил он и, видимо, решил переменить весь тон разговора. — Может, я в чем-нибудь, с вашей точки зрения, и виноват… Но не надо делать из меня преступника. У меня свой счет и свои плюсы, — он так и сказал — «плюсы». — Есть! Есть! Я в тылах не ошиваюсь. Вот и сейчас… Я здесь. С вами, а не… Кажется, впереди наших войск нет?!

— Уже есть, — я вспомнил старшину Теплухина и остатки его роты.

— Ну хорошо. Я не против… Вы скажете, что мы не постреляли там в болоте?.. А надо было стрелять?.. Вам же на пользу — не надо! Может быть, если бы постреляли— вы бы как раз и не вернулись… — я даже растерялся, как складно у него все получалось — Вы требовали отвлечения противника? Отвлечение и так было. Ну, может, чуть позже. А может, и в самый раз. Притом настоящее отвлечение, не липовое… Кто знает? Здесь не разберешь… Вот он я, — он ткнул себя пальцем в грудь, — я тут, товарищ гвардии лейтенант. Тут!.. Но лезть за вами во всякую дыру — не должен. Вы вольны… Куда вздумается… По приказу я тоже пойду. А если есть люфт?.. Имею право выбирать…

— Приказ был — вы его не выполнили.

— Что мы могли сделать с двумя автоматами?! Да они бы вмиг нам кишки наружу… — Тут он, правда, малость осекся, видимо, вспомнил, что у нас автоматов было тоже не четыре. — Надеюсь, поймете. По справедливости.

«По справедливости!..» А ведь и вправду, эти оба, Корсаков и Повель, не болтались в тылах, ни в ближних, ни в дальних, они были вроде двумя из тех самых сорока- пятидесяти.

— По справедливости… вы самое передовое дерьмо, Корсаков, — тут я полагал, что он хоть вскинется для приличия, но он даже не шелохнулся. — Вы были уверены, что мы не вернемся. На это у вас опыта хватило. А если и вернемся, то в таком утрамбованном виде, что вы сразу в спасители сиганете. И свидетелей не надо — сверли дырку для ордена.

Меня морила нестерпимая горечь. Я внезапно понял, что это голод. Зверский! Аж голова закружилась.

— Что с вами? — участливо наклонился он ко мне.

— Ивано-ов! — закричал я так, что старший сержант отшатнулся. — Жра-а-ать! Погибаю!

Уж Иванов-то понял меня сразу.

— Я вам говорил, — спокойно отозвался он и принес большой ломоть свежего домашнего хлеба, сала, огромный соленый огурец и луковицу (это уж, видно, от щедрот бабуси). Корсакову сказал: — Ваша пайка на столе, старсержант.

Мною полностью овладела одна мысль: «Только бы не подавиться». А Корсаков неотрывно смотрел, как я жую. Будто в этом глядении была вся его надежда на спасение.

— Может быть, кипятку? — спросил он.

— Да вы что?! Дым засекут, снесут хату вместе с бабусей.

— Так вы же сказали?.. — осторожно спросил он.

— Там-то их нет… А справа и слева сидят.

— Это понятно, а то откуда бы мины…

Мины действительно прилетали и рвались, но обстрел велся как-то лениво, не прицельно, можно сказать, на отпугивание. Было удивительно, как быстро мы оба перешли на обыденный тон. Как раз на сведение счетов сил и не хватило. А счет был не малый.

— Ефрейтор Повель! — позвал я.

Тот дернулся. Он издали, от сарая, прислушивался к нашему разговору, или, вернее, наблюдал из-за плеча. До него долетали только отдельные слова.

— Это вы там ночью стреляли, как ошалелый? Я думал, всех фашистов перебьете, нам ни одного не оставите.

— Я стрелял мало… — произнес он робко.

— Принесите свой автомат.

— Не надо.

— Почему?

— Я не стрелял… Совсем.

— А-а-а! Это, значит, старший сержант Корсаков один за вас отдувался? Бедняжка!

Повель совсем сник.

Нет, так воевать нельзя. Нельзя воевать, если рядом паскудство. А разве жить можно, если паскудство кругом?.. Этот гвардии Корсаков влип случайно. А так к нему не подступишься — подкован на все четыре копыта!.. Повель — совсем другое дело: он с приличными довольно приличный, а с проходимцами будет проходимцем.

Корсаков-Корсаков!.. Это особая порода… Там, на войне, они только примеривались к нам. Подбирали ключи… После войны они сразу обступили нас, образовали плотный круг и начали теснить… Потом гнать… Потом истреблять… Полагая, что жизнь вовсе не обязательно должна быть живой — она может быть и немножечко мертвой. Это даже хорошо, если она мертвовата… Они постепенно стали считать, что могут управлять всем на свете — не только нашей ЖИЗНЬЮ, но и смертью.

Мы выиграли войну у немецких фашистов и проиграли ее у себя дома — своим!.. Мы виноваты. Мы очень виноваты. Мы нелепо пожалели их Там, тогда… Или все еще не поняли, кто они на самом деле?.. Они догнали нас сразу после войны, загнали в угол и победили. Всех, по одному. И не пожалели. Ни одного.

Мы тени победителей. Мы побежденные. И никак не можем признаться в этом самим себе.

… Повель протягивал мне свой автомат. Все было ясно и без проверки: они вскоре вернулись в хату, у Корсакова точного плана не было — он надеялся на удачу… или на войну… А дальше, можно считать, им действительно повезло: где-то поднялась стрельба, и как раз в той стороне, куда они должны были уводить внимание противника. По их представлению, я мог принять эту заваруху за чуть запоздалые действия Корсакова и Повеля. Так оно, в общем-то, и было… Замысел принадлежал целиком Корсакову, Повель тихо подчинился.

Ефрейтор стоял возле меня и буравил взглядом землю…

Теперь он скажет правду — деваться ему некуда.

— Когда там началась эта перестрелка и даже что-то бабахнуло, гвардии старший сержант сказал…

— Что сказал? Слово в слово.

— Ему (это вам) нужна небольшая заваруха, отвлечение. Вот ему и заваруха, и развлечение.

— Так и сказал? — я смотрел на Корсакова.

— Так, — подтвердил Повель.

— А сами-то вы что ж?..

— Он старший, — мрачно произнес Повель. — Я ему подчиняюсь по уставу. — И нижняя губа у него отвисла.

— Вы еще считаете себя порядочным человеком? — спросил я.

— Награды, конечно, не заслуживаю, но порядочным человеком считаю, — упрямо ответил Повель, взгляд его ушел так глубоко, что, по всей видимости, сверлил уже другое полушарие. — Извините… — все-таки попросил он, — если можете.

— Ну уж хрен-то! Придете во взвод — там расскажете. Всё — всем. Сами. Смотрите, не пропустите чего-нибудь.

Ефрейтор молчал. Во всей его фигуре была отвратительная покорность. Было стыдно за эту покорность больше, чем за все происшедшее. Уж во всяком случае, стыднее, чем за Корсакова. Как-никак Повель был из моего взвода. Это был и мой позор.

— Знаете, ефрейтор, вам теперь не поможет никакая забывчивость. Все на свете забудете, а название этой деревни не забудете. Село называется — Коростова. Вот такое название.

Мы стояли перед крыльцом. Все четверо.

— Возвращаемся в батальон. До окончания задания заместителем назначаю гвардии рядового Иванова. Иванов, как ваше отчество?

— Сергеевич.

— Иванов Виктор Сергеевич, — я обращался прямо к нему. — Благодарю за службу. Будете представлены к награде.

Иванов не вытянулся, а отвел глаза в сторону, глядел куда-то за линию горизонта.

— Служу Советскому Союзу, — тоскливо произнес он, ему неловко было при этих двух.

— Через десять минут выходим. Ефрейтор Повель, передайте в батальон сигнал возвращения. Сразу.

— Есть, — он убежал в хату.

— Товарищ гвардии лейтенант, — тихо обратился Корсаков.

— Ну?

— Не говорите пока командиру роты об этом недоразумении.

— Вас не поймешь — то «подать сюда Тяпкина-Ляпкина!». А то — «не говорите». Как в детском саду.

— Я в том смысле…

— Никакого недоразумения нет, — шалавая мысль влетела мне в башку, стало даже чуть хмельно и веселее. — Хотите, чтобы я молчал?..

Корсаков насторожился, ничего доброго от меня он уже не ждал.

— Пока Повель передает радиограмму, сбрейте на хрен ваши ветеранские усы.

— Как это? — он оторопел.