Олег Авраменко - Реальная угроза

• Название: Реальная угроза
• Автор: Олег Авраменко
• Издательство: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак»
• Жанр: Романтическая фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021111-2: 5-9577-0811-9

Звездная война.

Война, от исхода которой зависит грядущее сотен миров.

Война, в которой раз и навсегда решится судьба человечества в космосе.

И решить ее предстоит не армиям, не высоким технологиям, а одному-единственному человеку. Молодому парню, впервые оказавшемуся за пультом настоящего боевого звездолета – и еще не знающему, какую цену платят профессиональные солдаты за победу.

---

Томассон отдал приказ начать предстартовую проверку систем. В основном это была моя обязанность как помощника штурмана. Поначалу я волновался, боясь где-то ошибиться, что-то пропустить, но процедура была мне хорошо знакома, так что вскоре я успокоился и дело пошло на лад. Протестировав системы управления и получив доклады о готовности других корабельных служб, я передал сводный отчет штурману Топаловой, а она, в свою очередь, отчиталась перед шкипером.

Командор Томассон вызвал диспетчерскую космодрома и запросил разрешение на старт. В ответ мы получили номер взлетной полосы, схему воздушного коридора и рассчитанный по секундам график полета вплоть до выхода на орбиту.

– Выполняйте, – коротко бросил шкипер, откинулся на спинку кресла и попросил стюардессу приготовить кофе.

– Активизировать гравикомпенсаторы, – распорядилась Топалова. – Антигравы – мощность девяносто, отклонение ноль. Запустить реактивные двигатели.

– Есть, гравикомпенсаторы, – ответил я. Теперь сила тяжести на борту «Марианны» регулировалась искусственно и должна была оставаться на уровне 0,93g, как на поверхности Октавии, независимо от ускорения корабля и внешних гравитационных полей. – Антигравы включены. Нагрузка на шасси – десять процентов. Реактивные двигатели запущены.

Топалова выдвинула штурвал и увеличила тягу. Корабль сдвинулся с места и, постепенно набирая скорость, покатился по рулежной дорожке к указанной нам полосе. Благодаря антигравам, на шасси приходилась лишь одна десятая веса «Марианны», что исключало риск их повреждения. При всей прочности своей конструкции, они могли удерживать полный вес корабля лишь в состоянии покоя или при самом медленном передвижении.

Фрегат вырулил на взлетную полосу секунда в секунду по графику. Глядя на космодром с высоты двенадцатиэтажного здания, я думал о том, что аэродинамический взлет для таких громадных кораблей, как «Марианна», – чистейшее пижонство и напрасный расход термоядерного топлива. Куда проще, быстрее и экономичнее было бы поднять фрегат на антигравах, придать ему вертикальное положение и уже тогда запустить реактивные двигатели. Но при этом терялась вся эстетика взлета – а людям всегда было присуще стремление к красоте, которая, как известно, требует жертв.

– Ну, начинаем!

Топалова резко увеличила тягу, и фрегат, быстро ускоряясь, помчался вдоль полосы. Для разгона ему потребовалось добрых десять километров.

– Есть скорость отрыва. Взлет!

«Марианна» оторвалась от поверхности и со слоновьей грацией взмыла в небо. Говоря «со слоновьей», я вовсе не иронизирую. Если бы вы увидели танцующего слона, то наверняка были бы очарованы его движениями.

– Убрать шасси!

– Есть! – отрапортовал я. – Шасси убрано.

– Переходим звуковой барьер…

Где-то снаружи громыхнуло, но мы ничего не услышали и не почувствовали. Корабль обладал полной звукоизоляцией как от внешнего мира, так и между отсеками, а его остов и внешняя обшивка были сделаны из особого сплава титана, который, наряду со сверхпрочностью, обладал высокой сопротивляемостью к вибрациям. Здесь, в носовой части «Марианны», мы совсем не ощущали работы двигателей, а знали, что они действуют, лишь по показаниям приборов. Да и в кормовых отсеках вибрация была минимальной.

Фрегат слегка накренился на левый борт, как будто собирался совершить плавный поворот, не предусмотренный графиком полета. Чуть уменьшив мощность правых антигравов, я вернул ему строго горизонтальное положение. В этом состояла одна из моих обязанностей – страховать штурмана, «подчищая» его действия. Никто из присутствующих ничего не заметил, лишь Топалова криво ухмыльнулась.

Мы превысили первую космическую скорость, миновали стратопаузу и вошли в мезосферу. Небо над нами уже было черным, на нем ярко пылали звезды. В отличие от нас с Топаловой, оператор погружения, румяный коротышка Гарсия, и долговязый навигатор Вебер откровенно бездельничали, а последний вдобавок демонстративно зевал. Их работа начиналась только с запуском сверхсветового привода. Собственно, мы тоже могли отдыхать, доверив взлет и выход на орбиту компьютеру, который справился бы с этой задачей не хуже нас. Но так почти никто не поступал. Ни один настоящий летчик не откажет себе в удовольствии собственноручно поднять в небо громадную махину в сотню килотонн, ощущая пьянящее чувство торжества над всемирным тяготением…

Наконец мы вышли на стационарную орбиту вокруг Октавии в тридцати тысячах километров от ее поверхности. Томассон объявил режим полной готовности к погружению. Гражданские суда перед запуском сверхсветового привода еще пару часов шли на реактивной тяге, удаляясь от планеты, чья гравитация вносила нежелательные возмущения в физический вакуум. Однако космические исследователи, как и военные, считали подобные меры предосторожности излишними и обычно стартовали прямо с орбиты.

Впервые за все это время Павлов поднялся со своего «гостевого» кресла, подошел к Томассону и что-то тихо сказал ему. Шкипер согласно кивнул и обратился к нам:

– Помощник штурмана, поменяйтесь местами с оператором погружения.

На лице Гарсии отразилось недоверчивое изумление. На моем, наверное, тоже. По крайней мере я испытывал подобное чувство – ведь мне поручалась самая ответственная на данном этапе полета задача.

Тем не менее приказы командира не обсуждаются, поэтому мы с Гарсией беспрекословно подчинились, и я оказался за пультом управления вакуумными излучателями. На «Марианне» их было две пары – на носу и на киле, а также на концах крыльев. Создаваемые в процессе их работы энергетические потоки окутывали корабль подобно кокону.

Разумеется, я и раньше совершал вакуумное погружение. Но то было в колледже, на учебных кораблях пятого класса. А сейчас мне предстояло окунуть в глубины вакуума тяжелый исследовательский фрегат.

Томассон запросил ближайшую орбитальную станцию, контролирующую наш сектор околопланетного пространства. Получив подтверждение, что окружающий нас космос чист, он скомандовал:

– Запустить привод в холостом режиме.

– Привод запущен, – отрапортовала Топалова. – Все функции в норме.

– Оператор, начать погружение в стандартном режиме с пошаговым отчетом.

– Есть, сэр!

Я включил подачу энергии на излучатели. Вокруг корабля образовался уже упомянутый мною «кокон», но на обзорных экранах этого видно не было – все происходило далеко за пределами оптического диапазона, а мощность энергетических потоков была еще недостаточно высока для массового рождения элекронно-позитронных пар.

– Температура за бортом – десять в пятой, – объявил я. Пока всего лишь сто тысяч градусов – сущий пустяк, хотя и в десять-двадцать раз выше, чем на поверхности звезд, К тому же это не молекулярная температура, это мера возбуждения энергетических уровней виртуальных частиц в вакууме. Еще в далеком двадцатом веке ученый по имени Дирак предположил, что вакуум не является просто пустым пространством, что он до предела заполнен частицами с отрицательными энергиями. В дальнейшем его простая модель претерпела значительные изменения, на самом деле все оказалось гораздо сложнее и интереснее, но основополагающая идея осталась неизменной – вакуум действительно не есть пустота, это фундаментальное состояние материи. Поэтому нередко вакуум называют Морем Дирака.

– Температура – десять в седьмой…

Десять миллионов градусов, уже на уровне звездных недр.

– …Десять в восьмой… в девятой…

Миллиард градусов. Невидимый прежде энергетический «кокон» вокруг корабля засветился слабым голубым светом: это часть высокоэнергетических гамма-квантов, рожденных от аннигиляции электронно-позитронных пар, рассеивалась на присутствующих в окружающем пространстве атомах водорода, гелия и микроскопических частицах космической пыли, в результате чего возникало излучение видимого спектра.

– Температура – десять в десятой… в одиннадцатой… в двенадцатой…

Теперь из вакуума начали образовываться свободные кварки и антикварки. Корабль, наряду с жесткими гамма-лучами, подвергся бомбардировке всевозможных типов мезонов. Но наше защитное поле была рассчитано и не на такие нагрузки. А «кокон» сиял уже так ярко, что давно затмил не только звезды, но и наше солнце Эпсилон Эридана.

– …Десять в четырнадцатой… в пятнадцатой… в шестнадцатой, – рапортовал я. – Вскипает слабый бозе-конденсат… Есть полное погружение! Мы в апертуре.

Для стороннего наблюдателя «Марианна» просто исчезла из пространства, как будто испарилась. Примерно то же самое можно было бы сказать и об ушедшей под воду субмарине, если не учитывать того, что море не только поверхность, но и глубина. У вакуума тоже есть глубина, но измеряемая не в единицах длины, а температурой. Мы находились на глубине десяти тысяч триллионов градусов, в так называемой апертуре – прослойке, где часть заполнявших вакуум виртуальных бозонов уже находилась в хаотичном состоянии, а часть оставалась в сконденсированном виде. Здесь отсутствовала разница между слабым и электромагнитным взаимодействием, но еще отдельно существовало сильное.