Джером Джером - Дневникъ паломника

• Название: Дневникъ паломника
• Автор: Джером Джером
• Издательство: Типография братьев Пантелеевых
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1893

«Дневник паломника» (The Diary of a Pilgrimage, 1891) — роман, основанный на реальном путешествии Джерома К. Джерома. Данный перевод (в дореформенной орфографии) был опубликован в литературно-историческом журнале «Вестник иностранной литературы», № 1 за 1893 год.

---

Мы провели въ Гейдельбергѣ два дня, взбирались на лѣсистыя горы, окружающія этотъ милый городовъ; любовались съ ихъ вершинъ, увѣнчанныхъ развалинами или ресторанами, на чудную панораму, на извивы отдаленнаго Рейна и болѣе близкаго Неккара; бродили подъ стѣнами и арками древняго, развалившагося замка, — когда-то знаменитѣйшаго замка Германіи.

Мы стояли въ нѣмомъ изумленіи передъ «Большой бочкой», — главной достопримѣчательностью Гейдельберга. Какой интересъ можетъ представлять огромная пивная бочка, — трудно сказать; но путеводитель говоритъ, что это замѣчательная штука, и мы, туристы, отправляемся поглазѣть на нее. У насъ баранья натура. Если бы, вслѣдствіе типографской ошибки въ путеводителѣ не было упомянуто о Колизеѣ, мы могли бы прожить цѣлый мѣсяцъ въ Римѣ, не удостоивъ взглядомъ этой почтенной развалины. Если путеводитель скажетъ, что мы должны посмотрѣть знаменитую подушечку для булавокъ, въ которой ихъ помѣщается одиннадцать милліоновъ штукъ, мы готовы проѣхать пятьсотъ миль, чтобы взглянуть на нее!

Изъ Гейдельберга въ Дармштадтъ. Мы провели въ Дармштадтѣ полдня. Почему намъ вздумалось остановиться въ немъ — не знаю. Это очень хорошій городовъ для житья, но совершенно неинтересный для иностранца. Прогулявшись по городу, мы справились насчетъ поѣздовъ и узнавъ, что одинъ изъ нихъ отправляется немедленно, усѣлись въ вагонъ и пріѣхали въ Боннъ.

Изъ Бонна (гдѣ мы катались и по Рейну, и поднимались на колѣняхъ на двадцать восемь «благословенныхъ ступеней», такъ называютъ ихъ въ часовнѣ; но мы не называли, проползши первыя четырнадцать) мы вернулись въ Кёльнъ. Изъ Кёльна отправились въ Брюссель, изъ Брюсселя въ Гентъ, изъ Гента въ Брюль (гдѣ я имѣлъ удовольствіе бросить камнемъ въ статую Симона Стевина, который отравилъ мои школьные дни, изобрѣтя десятичныя дроби), а изъ Брюля сюда.

Отыскивать поѣзда было адски хлопотливое дѣло. Я предоставилъ его всецѣло Б. и онъ потерялъ двадцать фунтовъ вѣса надъ этимъ дѣломъ. Я думалъ одно время, что мой милый родной Бредшо достаточно головоломная штука для человѣческаго интеллекта. Но милый старый Бредшо яснѣе Эвклидовской аксіомы въ сравненіи съ континентальными росписаніями поѣздовъ. Каждое утро Б. усаживался за путеводитель и, охвативъ голову руками, старался уразумѣть его, сохраняя разсудокъ въ цѣлости.

— Вотъ, — говорилъ онъ. — Вотъ нашъ поѣздъ. Отходитъ изъ Мюнхена въ 1.45; приходитъ въ Гейдельбергъ въ 4 — какъ разъ во время для чашки чаю.

— Приходитъ въ Гейдельбергъ въ 4? — восклицаю я. — Значитъ всего два съ четвертью часа въ дорогѣ? Какъ же мы ѣхали оттуда всю ночь.

— Смотрите сами, — отвѣчаетъ онъ, указывая на таблицу. — Мюнхенъ, отходитъ 1.45; Гейдельбергъ, приходитъ 4.

— Да, — отвѣчаю я, глядя черезъ его плечо, — но развѣ, вы не видите, что 4 напечатано жирнымъ шрифтомъ? Это значитъ 4 утра.

— О! а! да! — восклицаетъ онъ. — Я и не замѣтилъ. Да, конечно! Нѣтъ, не можетъ быть. Это значитъ, онъ идетъ четырнадцать часовъ. Онъ не можетъ идти четырнадцать часовъ. Нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ. Это не жирный шрифтъ. Это обыкновенный шрифтъ, только немного пожирнѣе, — вотъ и все.

— Во всякомъ случаѣ, не сегодня въ четыре часа, — доказываю я. — Завтра въ четыре часа. Это вполнѣ похоже на германскій курьерскій поѣздъ, — употребить сутки на шестичасовой переѣздъ.

Онъ задумывается, потомъ вдругъ вскрикиваетъ:

— О! понимаю, въ чемъ дѣло! Экій я олухъ! Этотъ поѣздъ идетъ въ Гейдельбергъ изъ Берлина.

Повидимому онъ въ восторгѣ отъ этого открытія.

— Такъ какой же намъ прокъ отъ него, — спрашиваю я.

Онъ затуманивается.

— Да, кажется, мало прока. Онъ идетъ изъ Берлина въ Гейдельбергъ, не останавливаясь въ Мюнхенѣ. Да, такъ куда же идетъ поѣздъ въ 1.45. Долженъ же онъ приходить куда нибудь.

Пять минутъ спустя онъ восклицаетъ.

— Къ чорту 1.45! Онъ кажется никуда не приходитъ. Отходитъ изъ Мюнхена въ 1.45, — вотъ и все.

— Однако, долженъ же онъ приходить куда нибудь!

— Но кажется онъ и впрямь никуда не приходитъ. Повидимому этотъ поѣздъ отходитъ изъ Мюнхена въ 1.45 и теряется гдѣ-то въ пространствѣ. Можетъ быть, это молодой, романтическій поѣздъ, жаждущій сильныхъ ощущеній. Онъ не хочетъ сказать, куда идетъ. Вѣроятно и самъ не знаетъ. Онъ идетъ на поиски приключеній.

— Я отправляюсь, — думаетъ онъ, — ровно въ 1.45 и пойду куда глаза глядятъ, а тамъ посмотримъ, что изъ этого выйдетъ.

А можетъ быть это самонадѣянный, упрямый поѣздъ. Онъ не желаетъ слушаться чужихъ совѣтовъ и указаній. Начальникъ дистанціи желаетъ направить въ Петербургъ или въ Парижъ. Старый, сѣдой начальникъ станціи предлагаетъ ему отправиться въ Константинополь или даже въ Іерусалимъ, если это ему больше нравится, — но уговариваетъ во всякомъ случаѣ сообщить, куда онъ пойдетъ, — предостерегаетъ отъ опасностей, которымъ подвергаются молодые неопытные поѣзда, не поставившіе себѣ опредѣленной цѣли или задачи. Другіе, которыхъ просили потолковать съ нимъ отечески, усовѣщевали его; упрашивали ѣхать въ Камчатку или Тимбукту, или Іерихонъ, сообразно тому, что каждый изъ нихъ считалъ наиболѣе подходящимъ для него; но видя, что онъ ухомъ не ведетъ, выходили изъ себя и указывали еще болѣе отдаленныя мѣста.

Но во всѣмъ совѣтамъ и увѣщаніямъ онъ оставался холоденъ и нѣмъ.

— Оставьте меня въ покоѣ, — возразилъ онъ, — я знаю, куда мнѣ идти. Не безпокойтесь обо мнѣ. Занимайтесь своими дѣлами. Стану я слушать совѣты старыхъ дураковъ. Самъ знаю что дѣлать.

Чего можно ждать отъ такого поѣзда? разумѣется онъ худо кончитъ. Я представляю себѣ печальную картину его будущности: старый, избитый, для всѣхъ чуждый, всѣми презираемый, поѣздъ безцѣльно скитается въ какой нибудь отдаленной странѣ, съ грустью вспоминая о днѣ, когда, полный безумной гордости и честолюбія, онъ отправлялся изъ Мюнхена, съ блестѣвшимъ какъ зеркало паровикомъ, въ 1.45.

Б. оставляетъ въ покоѣ поѣздъ въ 1.45, какъ безнадежный и неисправимый, и продолжаетъ свои поиски.

— Ура! вотъ такъ штука! — восклицаетъ онъ. — Вотъ это намъ кстати. Отходитъ изъ Мюнхена въ 4, приходитъ въ Гейдельбергъ въ 4.15. Вотъ такъ быстрота. Только нѣтъ-ли здѣсь ошибки, что-то ужь очень быстро. Неужели можно доѣхать изъ Мюнхена въ Гейдельбергъ въ четверть часа?

О! вижу въ чемъ дѣло. Этотъ въ 4 идетъ въ Брюссель, а оттуда въ Гейдельбергъ. Приходитъ туда въ 4.15 — должно быть завтра. Удивляюсь, зачѣмъ ему дѣлать такой кругъ. Притомъ онъ кажется останавливается въ Прагѣ. О, проклятая таблица!

Наконецъ онъ находитъ поѣздъ, отходящій въ 2.15 — и кажется идеальный поѣздъ. Онъ приходитъ въ восторгъ отъ этого поѣзда.

— Вотъ нашъ поѣздъ, старина, — говоритъ онъ. — Великолѣпный поѣздъ. Онъ нигдѣ не останавливается.

— Онъ приходитъ куда нибудь? — спрашиваю я.

— Разумѣется приходитъ, — отвѣчаетъ онъ съ негодованіемъ. — Это курьерскій поѣздъ. Мюнхенъ, — бормочетъ онъ, водя пальцемъ по таблицѣ — отходитъ 2.15. Только первый и второй классъ. Нюрнбергъ? Нѣтъ, онъ не останавливается въ Нюрнбергѣ. Вюрцбургъ? Нѣтъ. Франкфуртъ на Страссбургъ? Нѣтъ. Кёльнъ, Антверпенъ, Калэ? Чортъ побери, да гдѣ же онъ останавливается? Долженъ же онъ гдѣ нибудь остановиться! Берлинъ, Парижъ, Брюссель, Копенгагенъ? Нѣтъ. Ей Богу, онъ тоже никуда не приходитъ. Отходитъ изъ Мюнхена въ 2.15, — вотъ и все. Больше ничего.

Повидимому у Мюнхенскихъ поѣздовъ въ обычаѣ отправляться куда глаза глядятъ. Очевидно, у нихъ на умѣ только выбраться изъ города. Куда они придутъ, что съ ними станется, — до этого имъ нѣтъ дѣла, — лишь бы улизнуть изъ Мюнхена.

Ради Бога, — говорятъ они, — выпустите насъ отсюда. Не спрашивайте, куда мы пойдемъ; мы рѣшимъ это, когда будемъ за городомъ. Главное, — выпустите насъ изъ Мюнхена.

Б. начинаетъ приходить въ ужасъ.

— Рѣшительно, намъ не выбраться изъ этого города. Тутъ вовсе нѣтъ поѣздовъ изъ Мюнхена. Это заговоръ, съ цѣлью удержать насъ здѣсь, — вотъ что. Мы никогда не уѣдемъ отсюда. Не видать намъ нашей милой старой Англіи!

Я пытаюсь утѣшить его, говоря, что въ Баваріи быть можетъ принято предоставлять пассажирамъ самимъ опредѣлять мѣсто остановки поѣзда. Желѣзнодорожныя власти снаряжаютъ поѣздъ и отправляютъ его въ 2.15. Имъ нѣтъ дѣла до того, куда онъ отправится. Пусть рѣшаютъ это сами пассажиры. Пассажиры садятся на поѣздъ, онъ отправляется, и затѣмъ роль желѣзнодорожнаго начальства кончена. Если же возникнетъ разногласіе между пассажирами, если, напримѣръ, одни желаютъ ѣхать въ Испанію, а другіе въ Россію, то вопросъ рѣшится жребіемъ.

Но Б. рѣшительно отвергаетъ эту теорію, и прибавляетъ, что напрасно я болтаю пустяки, когда онъ въ такомъ затруднительномъ положеніи. Вотъ вся благодарность за мои старанія помочь ему.

Минутъ пять онъ роется въ таблицѣ и наконецъ находитъ поѣздъ, который попадаетъ прямехонько въ Гейдельбергъ и во всѣхъ отношеніяхъ кажется образцовымъ поѣздомъ, — одна бѣда! неизвѣстно откуда онъ идетъ.