Джером Джером - Дневникъ паломника

• Название: Дневникъ паломника
• Автор: Джером Джером
• Издательство: Типография братьев Пантелеевых
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1893

«Дневник паломника» (The Diary of a Pilgrimage, 1891) — роман, основанный на реальном путешествии Джерома К. Джерома. Данный перевод (в дореформенной орфографии) был опубликован в литературно-историческом журнале «Вестник иностранной литературы», № 1 за 1893 год.

---

Я встрѣтилъ также разговорчиваго пассажира и его спутника. Послѣдній былъ въ ужасномъ состояніи. Никогда я не видалъ такого полнаго изнеможенія когда-то сильнаго человѣка. Морская болѣзнь даже самая сильная не могла бы объяснить перемѣны въ наружности съ того момента, когда онъ веселый и бодрый вошелъ въ вагонъ на станціи Викторія, шесть часовъ тому назадъ. Напротивъ, его другъ былъ свѣжъ и веселъ и разсказывалъ исторію о коровѣ.

Мы снесли наши чемоданы въ таможню, открыли ихъ и я усѣлся на своемъ, и тотчасъ заснулъ.

Когда я проснулся, какой-то человѣкъ, котораго я принялъ съ просонковъ за фельдмаршала и которому машинально сдѣлалъ подъ козырекъ (я служилъ когда-то волонтеромъ), стоялъ надо мной и драматическимъ жестомъ указывалъ на мой чемоданъ. Я заявилъ ему на живописномъ нѣмецкомъ языкѣ, что у меня нѣтъ ничего подлежащаго пошлинѣ. Онъ повидимому не понялъ, что показалось мнѣ страннымъ, — схватилъ мой чемоданъ и унесъ, такъ что мнѣ пришлось остаться на ногахъ или садиться на полъ. Но мнѣ такъ хотѣлось спать, что я не могъ негодовать.

Послѣ осмотра багажа мы отправились въ буфетъ. Инстинктъ не обманулъ меня: тутъ оказались кофе, булки и масло. Я потребовалъ два стакана кофе со сливками, хлѣба и масла. Потребовалъ на чистѣйшемъ нѣмецкомъ языкѣ, стараясь выразиться какъ можно яснѣе. Такъ какъ никто меня не понялъ, то я пошелъ къ буфету и взялъ самъ все, что мнѣ требовалось. Этотъ способъ объясненія избавляетъ отъ лишнихъ разговоровъ. Тутъ сейчасъ поймутъ, чего вы хотѣли. Б. замѣтилъ, что пока мы находимся въ Бельгіи, гдѣ всѣ говорятъ по французски и почти никто по нѣмецки, меня вѣроятно будутъ понимать лучше, если я стану объясняться на французскомъ, а не на нѣмецкомъ языкѣ.

— Это и для васъ будетъ легче, — сказалъ онъ, — и для другихъ понятнѣе. Говорите по французски. Почти вездѣ найдутся люди, — толковые, интеллигентные люди, — которые поймутъ хоть изъ пятаго въ десятое французскую рѣчь, но кто кромѣ профессоровъ знаетъ хоть словечко по нѣмецки?

— О, такъ мы въ Бельгіи, — отвѣчалъ я соннымъ голосомъ, — а я и не зналъ. Я думалъ, мы въ Германіи. — И въ порывѣ откровенности, я прибавилъ, чувствуя, что дальнѣйшее притворство безполезно: — Представьте себѣ, я не знаю, гдѣ нахожусь.

— Я такъ и думалъ, — отвѣчалъ онъ. — Это видно по вашему лицу. Чтобы вамъ проснуться хоть чуточку!

Мы оставались въ Остенде около часа, пока снаряжался поѣздъ. Оказалось, что только одинъ вагонъ назначается въ Кёльнъ, такъ что для четырехъ пассажировъ не хватило мѣстъ.

Не подозрѣвая этого, мы съ Б. не торопились занять мѣста и когда, допивъ кофе, отправились въ вагонъ, въ немъ не оказалось ни одной свободной скамейки. На одной красовался чемоданъ, на другой саквояжъ, на третьей торчалъ зонтикъ и такъ далѣе. Въ вагонѣ не было ни души, но всѣ мѣста были заняты!

Среди путешественниковъ установился обычай, въ силу котораго пассажиръ, занявшій мѣсто своими вещами, сохраняетъ его за собой. Это хорошій обычай, справедливый обычай, и въ нормальномъ состояніи я всегда стою за него горой.

Но въ четвертомъ часу утра наше моральное чувство еще слабо развито. Сознаніе средняго человѣка начинаетъ работать часовъ съ восьми, съ девяти — словомъ, послѣ завтрака. Въ четвертомъ часу утра онъ способенъ на такія вещи, противъ которыхъ его природа возмутится въ четвертомъ часу пополудни.

Снять чужой чемоданъ и захватить чужое мѣсто показалось бы мнѣ при обыкновенныхъ обстоятельствахъ такимъ же чудовищнымъ, какъ древнему израильтянину сбросить межевой знакъ сосѣда; но въ этомъ раннемъ часу утра лучшая часть моей природы еще спала.

Мнѣ часто случалось читать о внезапномъ пробужденіи лучшихъ сторонъ человѣческой природы. Это происходитъ обыкновенно подъ вліяніемъ шарманщика или младенца (послѣдній — я готовъ объ закладъ побиться — разбудитъ всякаго, исключая развѣ тѣхъ, кто безнадежно глухъ или умеръ болѣе сутокъ тому назадъ); и если бы шарманщикъ или младенецъ случились на станціи Остенде въ это утро, событія могли бы принять иной оборотъ.

Б. и я были бы избавлены отъ преступленія. Въ разгарѣ нашей гнусной дѣятельности шарманщикъ или младенецъ пробудили бы въ насъ добрыя чувства, и мы залились бы слезами, и кинулись бы вонъ изъ вагона, и тамъ, на платформѣ, бросились бы другъ другу въ объятія, рыдая и клянясь дождаться слѣдующаго поѣзда.

На дѣлѣ же вышло совсѣмъ иное: мы проскользнули въ вагонъ, оглядываясь, не увидалъ бы кто, — очистили два мѣста, и усѣлись, стараясь принять невинный и безмятежный видъ.

Б. замѣтилъ, что когда явятся другіе пассажиры, намъ лучше всего притвориться спящими и дѣлать видъ, что ничего не понимаемъ, если насъ примутся расталкивать.

Я отвѣчалъ, что съ своей стороны могу произвести надлежащее впечатлѣніе безъ всякаго притворства; и началъ устраиваться поудобнѣе.

Спустя нѣсколько секундъ вошелъ другой пассажиръ, очистилъ себѣ мѣсто и усѣлся.

— Это мѣсто занято, сэръ — сказалъ Б., изумленный такимъ хладнокровіемъ. — Всѣ мѣста въ этомъ вагонѣ заняты.

— Вижу, — цинично отвѣчалъ нахалъ. — Но мнѣ нужно сегодня быть въ Кёльнѣ.

— Но вѣдь и тому пассажиру, чье мѣсто вы заняли, нужно быть въ Кёльнѣ, — возразилъ я. — Какъ съ нимъ-то быть? Нельзя же думать только о себѣ!

Чувство справедливости проснулось во мнѣ и я положительно негодовалъ на пришлеца. Минуту тому назадъ я могъ отнестись равнодушно къ захвату чужого мѣста. Теперь подобный поступокъ казался мнѣ чудовищнымъ. Дѣло въ томъ, что лучшая часть моей природы никогда не засыпаетъ надолго. Даже въ отсутствіи шарманщика или младенца она пробуждается сама собою. Да, — я грѣшный, мірской человѣкъ, что и говорить; но во мнѣ есть доброе начало. Его нужно расшевелить, — но оно есть.

Этотъ человѣкъ расшевелилъ его. Чувствуя, что мнѣ слѣдуетъ искупить проступокъ, совершенный мною нѣсколько минутъ тому назадъ, я разразился обличительной рѣчью.

Но мое краснорѣчіе пропало даромъ.

— О! это только вице-консулъ, — замѣтилъ пришлецъ — вонъ его имя на чемоданѣ. Не важная птица; посидитъ и съ кондукторомъ.

Безполезно было защищать священное дѣло Правосудія передъ человѣкомъ съ такими низкими чувствами. И такъ, заявивъ протестъ противъ его поведенія и тѣмъ самымъ облегчивъ свою совѣсть, я прислонился къ спинкѣ сидѣнья и заснулъ сномъ праведника.

За пять минутъ до отхода поѣзда явились законные владѣльцы вагона. Ихъ было семеро, а свободныхъ мѣстъ оказалось только пять. Они удивились и начали ссориться.

Б., я и несправедливый пришлецъ, занявшій мѣсто въ уголку, пытались успокоить ихъ, но разгорѣвшіяся страсти заглушали голосъ разсудка. Оказывалось, какъ ни верти, — что двое заняли мѣсто обманомъ, и каждый былъ совершенно увѣренъ, что остальные шестеро лгутъ.

Меня пуще всего огорчало, что они бранились по англійски.

Они могли бы говорить на своихъ языкахъ — тутъ было четыре бельгійца, два француза и одинъ нѣмецъ — но англійскій показался имъ самымъ подходящимъ для ссоры.

Убѣдившись, что нѣтъ никакой надежды столковаться, они обратились къ намъ. Мы тотчасъ рѣшили дѣло въ пользу пятерыхъ худощавыхъ, и они, считая повидимому, это рѣшеніе окончательнымъ, усѣлись, предложивъ двумъ толстымъ убираться.

Но тѣ — нѣмецъ и одинъ изъ бельгійцевъ — рѣшились обжаловать приговоръ и позвали оберъ-кондуктора.

Оберъ-кондукторъ не счелъ нужнымъ выслушать ихъ жалобу, а съ перваго же абцуга началъ упрекать ихъ за то, что они вламываются въ вагонъ, гдѣ всѣ мѣста уже заняты, и безпокоятъ другихъ пассажировъ.

Онъ тоже объяснилъ имъ это по англійски, а они, выйдя на платформу, отвѣчали ему на англійскомъ же языкѣ.

Повидимому англійскій языкъ въ ходу у иностранцевъ въ случаяхъ ссоры. Должно быть они находятъ его болѣе выразительнымъ.

Мы смотрѣли на нихъ изъ оконъ. Насъ забавляла эта ссора. Вскорѣ на сцену явился жандармъ. Онъ разумѣется принялъ сторону оберъ-кондуктора. Человѣкъ въ мундирѣ всегда поддерживаетъ другого человѣка въ мундирѣ, не спрашивая, изъ-за чего возникла ссора, кто правъ, кто виноватъ. До этого ему нѣтъ дѣла. У мундирныхъ людей сложилось твердое убѣжденіе, что мундиръ не можетъ быть виноватъ. Если бы мошенники носили мундиръ, полиція оказывала-бы имъ всяческое содѣйствіе и забирала въ участокъ всякаго, кто осмѣлился бы мѣшать ихъ занятіямъ. Жандармъ помогалъ оберъ-кондуктору обижать двухъ толстыхъ пассажировъ, и помогалъ опять таки на англійскомъ языкѣ. Онъ скверно говорилъ по англійски и вѣроятно выразилъ бы свои чувства гораздо картиннѣе и живѣе на французскомъ или фламандскомъ языкѣ, но это не входило въ его разсчеты. Какъ и всякій иностранецъ, онъ мечталъ сдѣлаться отличнымъ англійскимъ ругателемъ, а тутъ ему представлялась практика.

Таможенный клеркъ, проходившій мимо, присоединился въ группѣ. Онъ принялъ сторону пассажировъ, и сталъ бранить оберъ-кондуктора и жандарма, и онъ бранилъ ихъ на англійскомъ языкѣ.