Разипурам Нарайан - Продавец сладостей

• Название: Продавец сладостей
• Автор: Разипурам Нарайан
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1981

В романе «Продавец сладостей» с присущим писателю юмором показаны застойный мир индийской провинции и неоправданное прожектерство тех, кто видит спасение Индии в безоглядной «американизации».

---

Джаган заметил, что с той минуты, как они оказались в саду, бородатый становился все более и более властным. Это уже был не скромный красильщик волос с улицы Кабира, а грозный вождь, полководец, привыкший к тому, чтобы приказы его выполнялись беспрекословно. Полное, безоговорочное повиновение. Джаган опустил руку в воду и содрогнулся — чьи-то челюсти сомкнулись на его пальцах.

— А-а! — закричал он.

Но оказалось, это бородатый схватил его за руку. Он улыбнулся и провел рукой Джагана по каменной плите, лежащей на дне.

— Вот он, этот камень… Давайте вытащим его из воды. Возьмитесь покрепче за ваш конец. Не подымается? Еще бы! Если б вы ели нормально, как все люда, или по крайней мере съедали б хоть немного собственных сластей, вы были бы посильнее. Теперь я вспомнил — учитель положил этот камень в воду, чтобы на нем поярче проступило зерно. Видите вот тут зарубки? Он начал работу с них, а потом решил, что надо выдержать камень в воде. Он всегда говорил: чем дольше камень пробудет в воде… — В отчаянии бородатый огляделся. — Вы должны просто решиться и поднять этот камень… Вам не хватает силы воли. В конце концов, он ведь не большой, а совсем маленький, фута два высотой, не больше. Когда я его закончу, в нем и вовсе будет дюймов восемнадцать. Неужели вы не можете поднять камень в восемнадцать дюймов высотой? Я удивлен. Я хочу только, чтоб вы мне помогли. Не подымайте его сами, а только помогите мне.

Он то просил его, а то ругал, так что в конце концов Джаган почувствовал, что должен сделать над собой усилие. Он обвязал шарфом голову и деловито подоткнул дхоти, готовясь к этой задаче. Не дыша, взялся он за свой край, остановившись только на мгновение, чтобы подумать о том, благоразумно ли в его возрасте тащить каменную плиту вверх по скользким ступеням. Впрочем, сейчас поздно было думать о собственных желаниях или благе. Дойдя до верхней ступени, Джаган выпустил камень из рук, повалился ничком на траву и закрыл глаза.

Когда он пришел наконец в себя, он увидел, что бородатый переворачивает камень и говорит:

— Вот это будет верх… Подойдите поближе, и вы увидите линии, которые высек мой учитель… Это контур богини.

Он счистил мох с камня, который уже начал местами просыхать, и смотрел на него в глубокой задумчивости. На взгляд Джагана, камень этот ничем не отличался от любого другого, даже царапины, нанесенные на него рукой учителя, были не очень-то убедительны, но бородатый словно опьянел от одного его вида.

— Вот здесь будут руки богини. Всего у нее десять рук, одной рукой она благословляет, другой защищает, а в остальных держит всевозможные священные предметы.

Он погрузился в созерцание богини, а потом начал рассказывать.

— Я эту богиню знаю, — сказал Джаган.

— Конечно, кто же ее не знает? — отвечал красильщик волос. — И все же полезно вспоминать о ней снова и снова — тогда попадаешь под защиту богини и удача будет сопутствовать тебе во всех начинаниях.

И зычным голосом он затянул древний санскритский гимн. От внезапного шума с дерева слетели птицы. Лягушки попрыгали обратно в пруд, а Джаган не мог отвести взгляда от едва заметных следов на воде, оставленных тритонами и другими невидимыми глазу водяными тварями.

— Если я смогу посвятить свою жизнь завершению этого дела, я умру спокойно, — сказал бородатый.

— Сколько вам лет? — спросил Джаган.

— Хотите узнать? Попробуйте угадайте.

Такие просьбы всегда смущали Джагана. Он никогда не знал, хочет ли собеседник выглядеть старше или моложе своих лет. И в том и в другом случае ему не хотелось вступать в спор, а потому он просто сказал:

— Не знаю…

И, посмотрев на череп бородатого, на котором не было ни волоска, он подумал:

«Тут краска не поможет…»

— Мне шестьдесят девять лет, — сказал бородатый коротко и деловито, — и я готов спокойно умереть в семьдесят, если смогу закончить эту богиню и водрузить ее на пьедестал.

— Вы думаете закончить ее в один год? — спросил Джаган.

— Возможно, — ответил бородатый. — А может, и нет. Откуда мне знать. Все в руках господа. Камень так долго пролежал в воде, что может дать внутри трещину. Что тогда делать?

Джагану пришло в голову сразу несколько ответов на этот вопрос. Пока он соображал, что бы лучше сказать, бородатый провозгласил:

— Зарыть его в землю и начать все сначала — вырубить каменную плиту, выдержать ее в воде и попробовать снова.

— А если и этот камень даст трещину?

— Нельзя начинать работу с таким мыслями, — отрезал бородатый и прибавил: — Второй камень обычно трещин не дает.

Они посидели в молчании. Бородатый воскликнул:

— Десять рук! Как только подумаю, так дух захватывает от радости.

И он снова затянул древний санскритский гимн.

— Мукта — видрума — хема, — пел он.

Пропев четверостишие, он остановился и спросил:

— Вы все понимаете?

— Да, пожалуй, — осторожно ответил Джаган.

— Тут говорится о богине, в чьем лике сияет мукта, что есть жемчуг, и хема, что есть золото, а еще синева сапфира, равная синеве небес, и алый жар коралла. — Он перевел дыхание, помолчал, а потом продолжал: — Ибо она есть свет, которым светится само солнце, в ней слились все цвета и все лучи, и символом того служат ее пять голов разного цвета. У нее десять рук, а в руках — раковина, начало звука, диск, который сообщает вселенной движение, стрекало для подавления зла, вервь, творящая связи, цветы лотоса, символ красоты и симметрии, и капалам, чаша для подаяний, из выбеленного солнцем человеческого черепа. В божественности своей она соединяет все, что мы чувствуем и постигаем, от лишенных плоти сухих костей до красоты всего сущего.

Картина эта наполнила Джагана почтительным ужасом.

Бородатый посидел в задумчивости, а потом сказал:

— Мой учитель не переставал размышлять над этим образом. Он хотел создать это изображение, чтобы и другие размышляли над ним. Такова была его цель, и, если мне удастся осуществить ее, я откажусь от всего остального в жизни.

Он круто перешел к делу:

— Помочь мне в этой задаче может только такой человек, как вы.

Услышав это, Джаган вздрогнул. Он и не предполагал, что разговор может принять такой оборот.

— Как это? Как? — спросил он с тревогой.

И, не дожидаясь, пока бородатый опомнится, добавил:

— Не ждите от меня слишком многого. О нет! Я всего лишь скромный торговец.

Бородатый сказал:

— Почему бы вам не купить этот сад и не поставить здесь статую богини?

— Я… я… я, право, не знаю, — отвечал Джаган, надевая броню самозащиты. Он попытался отшутиться, но бородатый вдруг помрачнели, приподнявшись, замахал пальцем перед лицом Джагана.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Я все понимаю. Я только думал, что вам же лучше иметь пристанище вдали от мирских забот.

— О, да. Господь свидетель, это мне очень нужно. Знаете, мой друг, в жизни каждого наступает момент, когда нужно вырвать себя из привычной обстановки и исчезнуть, чтобы дать остальным возможность жить в мире.

— Священные книги учат нас, что это весьма достойное решение. Родители должны в какой-то момент скрыться в лесу, оставив мирские дела молодежи.

Все это так отвечало настроению Джагана, что ему захотелось объяснить, зачем ему понадобилось бежать, рассказать о смерти жены, о том, как рос и странно изменялся сын, как старый дом за памятником Лоули превратился в ад… Но он промолчал. Ему неловко и стыдно было говорить о сыне, как стыдно бывает выставлять напоказ свои болячки.

9

Теперь у Джагана был свой ключ. Он тихонько отпирал замок, проходил по коридору и закрывал за собой дверь на свою половину. Потом вешал шарф на гвоздь, снимал рубашку, шел во двор, обливался холодной водой и, наконец, выходил из душа. Сегодня Джаган проголодался — он поставил миску воды на плиту в кухне, нарезал овощей и бросил их в воду, сдобрив горсткой крупно смолотой пшеницы. День был жаркий, и он снял с себя нижнюю рубашку. Пока готовился ужин, Джаган секунду постоял с закрытыми глазами в молельне, а потом зажег светильник, вынул из-за большого шкафа деревянную прялку, прикрепил к ней хлопок, повернул колесо и вытянул тонкую нить. С наслаждением следил он за тем, как она удлиняется; жужжание колеса и нить, бегущая меж пальцами, успокаивали, убаюкивали.

Ганди учил, что прялка излечит страну не только от экономических бед, но и от всевозможных волнений духа. Джаган был неспокоен, но в то же время чувствовал, что он уже не тот, каким был раньше. Если это так, к чему волноваться? К чему противиться? Связанный до вчерашнего дня множеством пут, семьей и лавкой, в этот миг он был уже другим человеком. С ним произошла глубокая внутренняя перемена. Он еще думал о лавке и доме, и все же последнее знакомство произвело на него сильное впечатление. Верно, боги сжалились над его одиночеством и растерянностью и послали ему белобородого спасителя. Сидя во дворе с прялкой в руках, он глядел на верхушки соседских пальм, покачивающихся среди звезд, и мысли его приобретали необычайную ясность. Он спрашивал себя, не был ли бородатый посланцем с чужой планеты. Иначе почему он явился к нему в лавку в тот самый миг, когда он был так необходим? Впрочем, кто кому был необходим? Бородатый сказал, что ему нужна помощь для того, чтобы поставить изображение богини, ну а Джагану казалось, что помощь оказывали ему. Решить эту загадку было нелегко, и Джаган ее бросил. Но вспоминать об этой встрече было удивительно приятно — бородатый взволновал его своим рассказом о пятиглавой богине. Помогать ему или нет? Ведь он о нем ничего не знает. Можно ли ему доверять? На каком основании? Предположим, он кончит изображение. А потом что? Жить в обществе бородатого в этой пустыне и уговаривать его высекать все больше и больше фигур? А что станет с краской для волос? Может, бородатый захочет, чтобы он взял это дело в свои руки, присоединив его к сластям? Гоняться по всему городу за сединами, зарабатывать все больше и больше — и окончательно испортить Мали? На минуту он оторвался от прялки и от своих дум, чтобы помешать овощи, стоявшие на плите, а потом снова взялся за прялку, размышляя о том неизменном законе природы, согласно которому размолотая пшеница бывает готова ровно через полчаса. Если она простоит на огне сорок минут, то превратится в густую кашу и потеряет все свои питательные свойства. В пище, ее приготовлении и потреблении самое главное — точность. Это целая наука, что он и пытался доказать в своей книге, которая давно уже была бы в руках читателей, если б не Натарадж. Почему Натарадж так безразличен к его книге, а проспект Мали напечатал с такой быстротой? Может, он не одобряет его идей? Но печатникам вовсе не нужно одобрять книгу, для того чтобы ее напечатать.