Георг Гегель - Феноменология духа Гегель

• Название: Феноменология духа Гегель
• Автор: Георг Гегель
• Жанр: Философия
• Год: 1992

Имя Георга Вильгельма Фридриха Гегеля для многих наших современников стало синонимом слова «философ». Ни один из его предшественников не поднимал дисциплину, веками считавшуюся «служанкой богословия», на столь высокий пьедестал. «Гегель — это вкус», — утверждал Фридрих Ницше, а русский мыслитель Владимир Соловьев, говоря о Гегеле, замечал: «Изо всех философов только для него одного философия была все». Парадоксально, но вот уже двести лет стройный монолит гегелевской философии — предмет борьбы самых разнообразных противоборствующих сторон за право присвоить ее, сделав на сей раз «служанкой идеологии» или антропологии. Особенно рьяно делили гегелевское наследство в России, где его считали «своим» и славянофилы, и западники; и красные, и белые. Но сопротивление гегелевских текстов оказалось все-таки слишком велико, и использовать наследие «сумрачного германского гения» целиком так и не удалось ни политикам, ни постмодернистам. Философия Гегеля сохранила ценность цельной системы взглядов, так и не уместившись в рамки «набора инструментов» для покорения умов и душ.

«Феноменология духа» — одно из самых фундаментальных произведений в истории философской мысли и, быть может, поэтому одно из наиболее трудных для понимания.

---

Рассмотрим эти члены, как они представляются прежде всего внутри чистого сознания в качестве мыслей или в-себе-сущих [членов], и равным образом как представляются они в действительном сознании в качестве предметных сущностей. — В форме простоты первая сущность как себе самой равная непосредственная и неизменная сущность всякого сознания есть хорошее — независимая духовная мощь в-себе[-бытия], при которой движение для-себя-сущего сознания играет только роль примера. Другая, напротив того, есть пассивная духовная сущность или всеобщее, поскольку оно обрекает себя на жертву и позволяет индивидам заимствовать у него сознание их единичности; оно есть ничтожная сущность, дурное. — Эта абсолютная растворимость сущности сама постоянна; как первая сущность есть основа, исходный пункт и результат индивидов, которые в ней совершенно всеобщи, так и вторая, напротив того, есть, с одной стороны, жертвующее собою бытие для другого, с другой стороны, именно поэтому — их постоянное возвращение к самим себе как единичному, и их перманентное для-себя-становление.

Но эти простые мысли о хорошем и дурном столь же непосредственно отчуждаются; они — действительны и в действительном сознании [существуют] как предметные моменты. Так, первая сущность есть государственная власть, вторая — богатство. — Государственная власть в такой же мере есть простая субстанция, как и всеобщее произведение, само абсолютное дело, в котором для индивидов выражена их сущность и в котором их единичность есть просто лишь сознание их всеобщности; точно так же государственная власть есть произведение и простой результат, из которого исчезает то обстоятельство, что произведение это проистекает из их действования; произведение остается абсолютной основой и опорой всего их действования. — Эта простая эфирная субстанция их жизни в силу этого определения своего неизменного равенства себе самой есть бытие и тем самым лишь бытие для другого. Она, следовательно, в себе есть непосредственно то, что противоположно ей самой, [т. е.] богатство. Хотя богатство есть то, что пассивно или ничтожно, оно есть равным образом всеобщая духовная сущность, столь же постоянно получающийся результат труда и действования всех, как он снова растворяется в потреблении всех. В потреблении, правда, индивидуальность становится для себя или единичной индивидуальностью, но само это потребление есть результат всеобщего действования, точно так же это богатство с своей стороны порождает всеобщий труд и потребление всех. Действительное имеет лишь духовное значение непосредственного всеобщего бытия. Предполагается, конечно, что в этом моменте каждое отдельное лицо поступает своекорыстно, ибо это есть момент, в котором оно сообщает себе сознание того, что оно есть для себя, и в силу этого оно не считает этот момент чем-то духовным; но даже при одном только внешнем рассмотрении оказывается, что в своем потреблении каждый дает потреблять всем, в своем труде он работает точно так же для всех, как и для себя, и все — для него. Его для-себя-бытие поэтому в себе всеобще, и своекорыстие есть нечто такое, что только мнится, что не может добиться того, чтобы сделать действительным то, что оно мнит, а именно, совершить нечто такое, что не послужило бы ко благу всех.

(β) Суждение самосознания, благородное и низменное сознание

Таким образом, в обеих этих духовных силах самосознание узнает свою субстанцию, содержание и цель: оно созерцает в них свою двойную сущность, в одной — свое в-себе-бытие, в другой — свое для-себя-бытие. — Но вместе с тем оно в качестве духа есть негативное единство их устойчивого существования и разъединения индивидуальности и всеобщего, или действительности и самости. Господство и богатство поэтому имеются налицо для индивида как предметы, т. е. как такие, от которых он чувствует себя свободным и мнит, будто может выбирать между ними и даже отказаться от обоих. В качестве этого свободного и чистого сознания он противостоит сущности как такой, которая есть только для него. Он обладает в таком случае сущностью как сущностью внутри себя. — В этом чистом сознании моменты субстанции для него суть не государственная власть и богатство, а мысли о хорошем и дурном. — Но самосознание, далее, есть отношение чистого сознания индивида к его действительному сознанию, мысленного — к предметной сущности, оно по существу есть суждение. — Правда, для обеих сторон действительной сущности уже из их непосредственных определений явствовало, какая сторона — хорошее и какая — дурное: хорошее — государственная власть, дурное — богатство. Но это первое суждение нельзя рассматривать как духовное суждение, ибо в нем одна сторона была определена только как в-себе-сущее или положительное, а другая — только как для-себя-сущее и негативное. Но как духовные сущности, поскольку каждая из них есть взаимопроникновение обоих моментов, они, следовательно, не исчерпываются указанными определениями; и самосознание, которое относится к ним, есть в себе и для себя; оно должно поэтому относиться к каждому двояко, благодаря чему обнаружится их природа, которая состоит в том, что они суть отчужденные от самих себя определения. —

Для самосознания, далее, тот предмет хорош и в себе, в котором оно находит себя само, а тот, в котором он находит противное себе, — плох; хорошее есть равенство предметной реальности с ним, дурное же — их неравенство. В то же время то, что для него хорошо и дурно, хорошо и дурно в себе, ибо самосознание есть именно то, в чем оба эти момента в-себе-бытия и для-него-бытия суть одно и то же; оно есть действительный дух предметных сущностей, и суждение есть доказательство его мощи (Macht) в них, которая делает (macht) их тем, что они суть в себе. Не то, как они непосредственно в себе самих суть равное или неравное, т. е. не абстрактное в-себе- или для-себя-бытие, есть их критерий и их истина, а то, что суть они в соотношении духа с ним, их равенство или неравенство с ним. Его отношение к ним, которые полагаются прежде всего как предметы, [т. е.] превращаются благодаря ему во в-себе [-бытие], становится в то же время их рефлексией в себя самих, в силу чего они обретают действительное духовное бытие и выступает то, что составляет их дух. Но так же как их первое непосредственное определение отличается от отношения духа к ним, так и это третье, [т. е.] их собственный дух, будет отличаться от второго. — Их второе «в себе», которое выступает благодаря отношению духа к ним, прежде всего уже должно давать другой результат, нежели непосредственное «в себе», ибо это опосредствование духа, напротив, вызывает движение непосредственной определенности и делает ее чем-то иным.

Вследствие этого сущее в себе и для себя сознание находит, конечно, в государственной власти свою простую сущность и устойчивое существование вообще, но не свою индивидуальность как таковую; оно находит, конечно, свое в-себе-бытие, но не свое для-себя-бытие, оно находит, напротив, что действование как единичное действование в нем отвергнуто и принуждено к повиновению. Индивид перед этой властью рефлектируется в себя самого; она для него — угнетающая сущность и дурное (das Schlechte);{5} ибо вместо того, чтобы быть «равным», она попросту (schlechthin) «неравное» индивидуальности. — Напротив, богатство есть «хорошее»; оно стремится ко всеобщему потреблению, приносит себя в жертву и доставляет всем сознание их самости. Оно в себе есть всеобщее благо; если оно отказывает в каком-нибудь благодеянии и не всякой потребности идет навстречу, то это — случайность, которая не причиняет никакого ущерба его всеобщей необходимой сущности, состоящей в том, чтобы распределяться между всеми индивидами и быть тысячеруким подателем.

Оба эти суждения сообщают мыслям о хорошем и дурном содержание, противоположное тому, которое у них было для нас. — Но самосознание вступило лишь в неполное соотношение со своими предметами, а именно — только согласно критерию для-себя-бытия. Но сознание есть точно так же в-себе-сущая сущность и должно в такой же мере сделать критерием эту сторону, чем только и завершается духовное суждение. С этой стороны сущность его выражает ему государственная власть; она есть, с одной стороны, покоящийся закон, а с другой стороны, государственное управление и повеление, которые вносят порядок в единичные движения всеобщего действования; одно есть сама простая субстанция, другое — ее действование, оживотворяющее и сохраняющее ее самое и всех. Индивид, таким образом, находит, что тут выражены, организованы и приведены в действие его основа и сущность. — Напротив того, в наслаждении богатством он не узнает своей всеобщей сущности, а обретает только преходящее сознание и наслаждение самим собою как для-себя-сущей единичностью, а также неравенством со своей сущностью. — Понятия хорошего и дурного получают здесь, стало быть, содержание, противоположное прежнему.