Анатолий Кожевников - Записки истребителя

• Название: Записки истребителя
• Автор: Анатолий Кожевников
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Войска ведут бои местного значения с целью улучшения позиций и разведки сил противника. В них участвуют отдельные подразделения, иногда части.

Но вот 12 августа с утра на направлении города Сташув неожиданно вспыхивают крупные бои. Их завязывают фашисты. В наступлении участвуют пехота, танки, авиация. Врагу даже удается несколько потеснить наши части. Ко второй половине дня бои принимают еще более ожесточенный характер.

По вызову с переднего края веду восьмерку истребителей. Здесь опять все заволокло пылью и дымом.

Всматриваясь во мглу, замечаю группу "фокке-вульфов".

Они, безусловно, имели задачу "расчистки" воздуха, поэтому охотно ввязались в драку и действовали дерзко.

Плохая видимость мешала просматривать пространство, из-за чего бой принял характер атак отдельных пар.

Основное внимание у меня сосредоточено на том, чтобы удержать тактическую связь между парами, чтобы вовремя помочь тем, кто окажется в беде.

С первой же атаки я и Егоров сбили по "фокке-вульфу", но это не надломило противника. Он лезет с еще большим остервенением. Замечаю, как пара "фокке-вульфов" пытается атаковать нашу пару. Прихожу к ней на помощь. Но лишь только я вышел из атаки, как новая вражеская пара пошла на меня в лобовую атаку.

Самолеты сближаются с бешеной скоростью. Ловлю в прицеле ведущего фашиста. По поведению вражеского летчика можно заключить, что он тоже занят тщательным прицеливанием. У кого больше выдержки, чтобы бить только наверняка? Противник открывает огонь с большой дистанции. Ага, значит, не выдержал.

Трассирующие снаряды проходят около моего самолета, не задевая его. Теперь моя очередь. Самолет гитлеровца растет в прицеле. Нажимаю гашетку. Заработали пулеметы и пушка.

Мгновение - и фугасный снаряд отрывает левое с черным крестом крыло. Противник падает по крутой наклонной.

Сопина атакуют четыре истребителя. Боевым разворотом набираю высоту и бросаюсь на выручку. Но стоило лишь изменить шаг воздушного винта, самолет начало трясти так, что трудно было даже разобрать показания приборов. Ставлю винт в прежнее положение. Тряска уменьшилась, но на фонаре кабины появился масляный налет, впереди ничего не видно.

Выхожу из боя и следую на свой аэродром. В чем же дело? Во время осмотра выяснилось, что поршень лопасти винта оказался спаянным со втулкой... бронебойным 20-миллиметровым снарядом: это в лобовой атаке один из "гостинцев" фашиста попал во втулку воздушного винта моего истребителя...

На плацдарме я провоевал еще несколько дней, но после одного из боев меня отправили в госпиталь, где пришлось пролежать около двух месяцев.

СНОВА В РОДНОМ ПОЛКУ...

Тот, кто во время войны лежал в госпитале и, начав поправляться, думал больше не о том, как окончательно встать на ноги, а о том, чтобы попасть непременно в свою часть, кто для исполнения этого желания строил самые дерзкие планы возвращения к своим, вплоть до самовольного побега, тот хорошо знает, каким по-настоящему радостным бывает чувство возвращения в полк, с которым связана вся фронтовая жизнь. Такое радостное чувство испытал я в октябре 1944 года, попав после госпиталя к своим летчикам.

Здесь встретил я старых друзей, некоторых молодых истребителей и... Да, это была изумительная встреча, которая только и возможна на войне. Высокий летчик с изможденным лицом, прихрамывая, бросился ко мне, лишь только увидел меня.

- Орловский Коля?! Вот чудеса.

- Он самый.

- Жив?

- Жив.

И полился долгий печальный рассказ о том, что произошло с Орловским с того момента, когда он, раненный под Кировоградом в декабре 1943 года, сумел выброситься на парашюте, но не смог избежать фашистского плена.

- Теперь, товарищ командир, - говорил задумчиво Орловский, - я по-настоящему узнал, кто такие фашисты. Раньше видел их на расстоянии, а когда столкнулся лицом к лицу да еще безоружный... Вы знаете, лежу раненый, встать не могу, а он меня, скотина, бьет сапогом.

- Ничего, поправишься - за все заплатишь, - стараюсь успокоить взволнованного воспоминаниями товарища.

- В долгу не останусь. Я их бил и еще буду бить. Ох, и буду! Только бы скорее поправиться.

Орловский находился в лагере для военнопленных и, когда Советская Армия освободила его, разыскал свой полк. Действительно странно складываются человеческие судьбы на войне: не быть за все время не только раненым, но даже и не получить ни одной пробоины в самолете - и вдруг сразу и ранение и плен...

На следующий день Орловского отправили на лечение в Москву.

С наступлением хорошей погоды мы приступили к вводу в бой молодых летчиков. До того как мне уехать в госпиталь, моим ведомым был Петров. Но за это время он получил повышение - стал ведущим, и мне надо было подобрать ведомого. Решил взять из нового пополнения.

Однажды, получив задание на разведку, я зашел в землянку, где занимались молодые летчики, и рассказал им о своем предстоящем полете. Маршрут проходил через зенитные зоны заграждения и два аэродрома истребителей противника. Летчики слушали внимательно, но недоумевали, зачем я им это рассказываю.

Поведав задачу, я спросил:

- Кто согласен лететь со мной в паре?

Почти не задумываясь, вызвался Федя Шапшал. Этот молодой парень покорял умным и преданным взглядом.

Первую половину полета Шапшал точно повторял все мои маневры и даже не реагировал на близкие разрывы зенитных снарядов. Такое бесстрашие молодого летчика меня даже удивило. Но тут было нечто другое: Шапшал, сосредоточив все внимание на наблюдении за действиями ведущего, не видел ничего вокруг. В этом я убедился, когда мы выходили на свою территорию. При подходе к переднему краю немцы открыли по нам ураганный огонь. И тогда Федя закричал по радио: - Зенитка стреляет! Вот когда только заметил. Это вполне закономерно.

- На то она и зенитка, чтобы стрелять, - отвечаю нарочито спокойным голосом.

Когда Шапшал вылез из самолета, его окружили товарищи. Они интересовались решительно всем, с волнением расспрашивали о самых мелких подробностях вылета. Это походило на первый экзамен студента....

До начала наступления мы сделали с Шапшалом около десяти боевых вылетов. Храбрый и сообразительный, он быстро привык ко мне, стал мгновенно понимать мои маневры, что обеспечивало слетанность пары.

Слетывались и другие пары. Все чаще и чаще получали мы задание на разведку войск противника. Летчики увлеклись этой работой и в буквальном смысле слова стояли в очереди, дожидаясь очередного вылета.

Нравилось широкое поле деятельности, самостоятельность и инициатива в выборе решений. Разведку мы сочетали со свободной охотой - штурмовали отдельные автомашины, паровозы, ловили транспортные самолеты и самолеты связи.

В эти дни в полку произошло еще одно знаменательное событие. Возвратился наш любимец Аскирко, которого уже никто не считал живым.

Обстоятельства, в которых оказался Аскирко, столь драматичны, а характер его как советского человека в этих тяжелых обстоятельствах проявился так ярко и сильно, что об этом следует рассказать подробно.

...Аскирко подбили в бою под Яссами. Один из "мессершмиттов" зажег его истребитель. Летчик развернул самолет в сторону нашей территории и выпрыгнул. Однако он приземлился на чужой земле, в вишневом саду, между первой и второй траншеями обороны противника.

Летчик не успел еще освободиться от подвесной системы парашюта, как его схватили фашистские солдаты.

Через час Иван Аскирко со скрученными назад руками был доставлен в немецкий штаб.

- Какую задачу выполняет ваше соединение? спросил его немецкий полковник.

- Бьет фашистов, - не задумываясь, ответил летчик.

Полковник поморщился.

- Номер вашего полка, дивизии?

"Эк, чего захотели", - Аскирко подумал было дать ложные показания но тут же решил, что сообщение врагу даже таких сведений недостойно советского летчика.

- Чего же вы молчите, молодой человек? Отвечайте, не бойтесь, - сказал полковник.

- Мне бояться? Не я боюсь, а вы. Вас здесь вон сколько, а я один и со связанными рукам.

Фашист приказал развязать летчику руки, полагая, что такая милость расположит его к немцам. Но Аскирко молчал.

- Вы коммунист?

- Да, я коммунист.

- Будете отвечать на мои вопросы?

- Нет.

Фашист стал кричать, пугать расстрелом. Дело кончилось тем, что он приказал увести пленного.

Аскирко посадили здесь же в штабе в пустую комнату с зарешеченным окном. Одна мысль владела летчиком - бежать, и он стал строить планы побега. Наиболее подходящим был побег через окно в уборной. Окно было небольшое, но щуплая фигура Аскирко могла протиснуться сквозь него.

Ночью часовой по просьбе пленного летчика подвел его к уборной. Аскирко, будто бы в знак признательности к часовому, снял с себя летную куртку и передал солдату. Едва только тот протянул руку, как пленный ловким приемом свалил солдата с ног и оглушил его же винтовкой.