Аркадий Стругацкий - Пикник на обочине

• Название: Пикник на обочине
• Автор: Аркадий Стругацкий
• Издательство: Юридическая литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989
• ISBN: ISBN: 5-7260-0284-9

Захолустный городок Хармонт, затерянный где-то на просторах Канады, место, в котором никогда ничего интересного не происходит, внезапно оказывается одной из «зон Посещения» — столкновения землян с загадочной цивилизацией. Людям не удается увидеть самих пришельцев — они удаляются так же внезапно, как и появились, оставив в Зоне множество удивительных предметов и явлений, странных, необъяснимых и чаще всего губительных. (Я.Г. Тестелец)

---

— М-да, — сказал он. — Я вообще наслышан о таких вещах, но я, честно говоря, всегда полагал, что это, мягко выражаясь, несколько преувеличено. Просто нужен был предлог, чтобы запретить эмиграцию…

Валентин горько усмехнулся.

— Ничего себе предлог! Кто же такому бреду поверит? Ну могли бы придумать какие-нибудь эпидемии… опасность распространения ненужных слухов… Мало ли что?

Он уперся локтями в стол и пригорюнился, опустив лицо в ладони.

— Я вам сочувствую, — сказал Нунан. — Действительно, с точки зрения нашей могучей позитивистской науки…

— Или, скажем, мутагенное воздействие Зоны, — прервал его Валентин. Он снял черные очки и уставился на Нунана черными подслеповатыми глазами. — Все люди, которые достаточно долго общаются с Зоной, подвергаются изменениям — как фенотипическим, так и генотипическим. Вы знаете, какие дети бывают у сталкеров, вы знаете, что бывает с самими сталкерами. Почему? Где мутагенный фактор? Радиации в Зоне никакой. Химическая структура воздуха и почвы в Зоне хотя и отличается от окружающей, но никакой мутагенной опасности не представляет. Что мне в таких условиях — в колдовство начать верить? В дурной глаз? Слушайте, Нунан, давайте выпьем еще пива. Я что-то разошелся, будь оно все неладно.

Ричард Нунан, ухмыляясь, потребовал еще две кружки пива, потом сказал:

— Так вот. Я вам сочувствую, конечно, в ваших метаниях. Но, откровенно говоря, лично мне ожившие покойники больше бьют по мозгам, чем даже данные статистики. Тем более, что данных статистики я никогда не видел, а покойников и видел, и обонял предостаточно. Скоро на старом кладбище никого не останется.

Валентин легкомысленно махнул рукой.

— А, ваши покойники, — сказал он. — Уверяю вас, что, с точки зрения достаточно общих принципов, эти живые покойники не более и не менее удивительная вещь, чем «вечные аккумуляторы». Просто «этаки» нарушают первый принцип термодинамики, а покойники — второй, вот и вся разница. А кроме того, все мы в каком-то смысле пещерные люди. Ничего страшнее призрака или вурдалака представить себе не можем. А по-моему, нарушение принципа причинности гораздо более страшная вещь, чем целые стада привидений… и всяких там чудовищ Рубинштейна… или Валленштейна?

— Франкенштейна…

— Да, конечно, Франкенштейна. Мадам Шелли. Супруга поэта. Или дочь. — Он вдруг засмеялся. — Знаете, у этих ваших покойников есть одно любопытное свойство. Автономная жизнеспособность. Можно у них, например, отрезать ногу, и нога будет ходить… то есть жить отдельно. Без всяких физиологических растворов. Так вот, недавно доставили в институт одного невостребованного покойника. Н-ну, препарировали его… Это мне лаборант Бойда рассказывал. Отделили правую руку для каких-то там надобностей, приходят на другое утро, смотрят — а она дулю показывает… — Валентин захохотал. — Каково? И так до сих пор. То разожмет пальцы, то опять сложит. Как вы думаете, что она этим хочет сказать?

— По-моему, символ довольно однозначный, — сказал Нунан, глядя на часы. — А не пора ли нам по домам, Валентин? У меня есть еще одно важное дело.

— Пойдемте, — сказал Валентин, тщетно пытаясь попасть лицом в оправу очков. — Ф-фу, напоили вы меня, Ричард. Он взял очки в обе руки и старательно водрузил их на место. У вас машина?

— Да, я вас завезу.

Они расплатились и направились к выходу. Валентин держался еще более прямо, чем обычно, и то и дело со стуком прикладывал палец к виску, приветствуя знакомых лаборантов, с любопытством и изумлением следивших за светилом институтской физики. У самого выхода, приветствуя расплывшегося в улыбке швейцара, он сбил с себя очки, и все трое кинулись их ловить.

— Ф-фу, Ричард, — приговаривал Валентин, влезал и «пежо». — Вы меня без-бож-но напоили. Нельзя же так, черт возьми… Неудобно. У меня завтра эксперимент. Вы знаете, любопытная вещь…

И он принялся рассказывать о завтрашнем эксперименте, то и дело отвлекаясь на анекдоты и повторяя: «Напоили… К чертовой матери…» Нунан отвез его в научный городок, решительно пресек неожиданно вспыхнувшее у Валентина желание добавить («и чего-нибудь, черт возьми, покрепче, чем ваше пиво… Какой там, к дьяволу, эксперимент? Знаете, что я с этим вашим экспериментом сделаю? Я его отложу!..») и сдал с рук на руки жене, пришедшей при виде супруга в веселое негодование.

— Г-гости? Кто? А, профессор Бойд? Очень приятно! Сейчас мы с ним дернем! Ричард, где вы, Ричард!..

Это Нунан слышал, уже сбегая по лестнице. А ведь они тоже боятся, думал он, снова усаживаясь в «пежо». Боятся высоколобые, боятся… Да так и должно быть. Они должны бояться больше, чем все мы, простые обыватели, вместе взятые. Мы просто ничего не понимаем, а они понимают, до какой степени они ничего не понимают. Смотрят в эту бездонную пропасть и знают, что неизбежно им туда спускаться, сердце заходится, а спускаться надо, а как спускаться, что на дне и, главное, можно ли будет потом выбраться… А мы, так сказать, смотрим в другую сторону. Слушай, а может быть, так и надо? Пусть оно все идет своим чередом, а мы уж проживем как-нибудь. Правильно Валентин говорит: самый героический поступок человечества — это то, что оно выжило и намерено выжить дальше. А все-таки черт бы вас подрал, сказал он пришельцам. Не могли устроить свой пикник в другом месте. На Луне, например. Или на Марсе. Такая же вы сволочь, как и все, хоть и научились сворачивать пространство. Пикник, видите ли, устроили. Пикник.

Как же мне получше обойтись с моими пикниками? — думал он, медленно ведя «пежо» по ярко освещенным мокрым улицам. Как бы половчее это все провернуть? По принципу наименьшего действия. Как в механике. На кой черт мне мой такой и такой инженерный диплом, если я не могу придумать, как мне ущучить эту безногую сволочь… Он остановил машину перед домом, где жил Рэдрик Шухарт, и немного посидел за рулем, прикидывая, как вести разговор. Потом он вынул «этак», вылез из машины и только тут обратил внимание на то, что дом выглядит нежилым. Почти все окна были темные, в садике при доме никого не было, и даже фонари там не горели. И это напомнило ему, что он сейчас увидит, и он зябко поежился. Ему даже пришло в голову, что, может быть, имеет смысл вызвать Рэдрика по телефону и побеседовать с ним в машине или в какой-нибудь тихой пивнушке, но он отогнал эту мысль. По целому ряду причин. И кроме всего прочего, сказал он себе, давай-ка не будем уподобляться всем этим жалким сволочам, разбежавшимся отсюда, как тараканы, ошпаренные кипятком.

Он вошел в подъезд, неторопливо поднялся по давно не метенной лестнице. Вокруг стояла нежилая тишина, некоторые двери, выходящие на лестничные площадки, были приотворены или даже распахнуты настежь — из темных прихожих тянуло затхлыми запахами сырости и пыли. Он остановился перед дверью квартиры Рэдрика, пригладил волосы за ушами, глубоко вздохнул и нажал кнопку звонка. Некоторое время за дверью было тихо, потом там скрипнули половицы, щелкнул замок, и дверь тихонько приоткрылась. Шагов он так и не слыхал.

На пороге стояла Мартышка, дочь Рэдрика Шухарта, из прихожей на полутемную лестничную площадку падал яркий свет, и в первую секунду Ричард увидел только темный силуэт девочки и подумал, как она сильно вытянулась за последние несколько месяцев, но потом она отступила в глубь прихожей, и он увидел ее лицо. В горле у него мгновенно пересохло.

— Здравствуй, Мария, — сказал он, стараясь говорить как можно ласковее. — Как поживаешь, Мартышка?

Она не ответила. Она молча и совершенно бесшумно пятилась к дверям в гостиную, глядя на него исподлобья. Похоже, она не узнавала его. Да и он, честно говоря, не узнавал ее. Зона, подумал он. Сволочь…

— Кто там? — спросила Гута, выглядывая из кухни. — Господи, Дик! Где вы пропадали? Вы знаете, Рэдрик вернулся!

Она поспешила к нему, на ходу вытирая руки полотенцем, переброшенным через плечо, — все такая же красивая, энергичная, сильная, только вот подтянуло ее как-то: лицо слегка осунулось, и глаза были какие-то… лихорадочные, что ли?

Он поцеловал ее в щеку, отдал ей плащ и шляпу и сказал:

— Наслышаны, наслышаны… Все времени никак не мог вы брать забежать. Дома он?

— Дома, — сказала Гута. — У него там один… скоро уйдет, наверное, они давно уже сидят. Проходите, Дик.

Он сделал несколько шагов по коридору и остановился в дверях гостиной. Старик сидел за столом. Один. Неподвижный и чуть перекошенный на сторону. Розовый от абажура свет падал на широкое темное лицо, словно вырезанное из старого дерева, — ввалившийся безгубый рот, остановившиеся, без блеска, глаза. И Ричард сейчас же почувствовал запах. Он знал, что это игра воображения, запах бывал только в первые дни, а потом исчезал напрочь, но Ричард чувствовал его как бы памятью: душный тяжелый запах разрытой земли.

— А то пойдемте на кухню, — поспешно сказала Гута. — Я там ужин готовлю, заодно поболтаем.