Юрек Бекер - Дети Бронштейна

• Название: Дети Бронштейна
• Автор: Юрек Бекер
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0903-0

---

— А нельзя ли купить комнату? — спросила Элла.

— Купить?

Она удивилась, что ж тут непонятного? Если у меня есть деньги от продажи дома, то на них можно приобрести комнату. Или я уже все растранжирил?

— Да нет, почти ничего, — ответил я.

— Ну вот.

У тех людей корзинка с припасами, которые они теперь делят между собой. Вижу, как единственный мужчина пытается открыть банку домашних консервов, как у него из руки все время выскальзывает хвостик резинки, проложенной между стеклом и крышкой. Почему я ни разу не додумался пригласить Эллу на пикник в парке? Потому что я не женщина, которая умеет собрать корзинку для пикника? При мысли о том, что у Эллы есть только я, мне хочется плакать от жалости к ней.

— Прости, если я говорю глупости, — сказала Элла.

— Ты не говоришь глупостей, — возразил я. — Но комнаты не продаются.

Объясняю, каким образом урегулирован у нас в стране вопрос о владении жилплощадью, по возможности кратко, ведь данная тема ее вовсе не интересует. Она все время кивает, но это знак нетерпения, а не понимания.

Много лет назад мне пришла в голову мысль, что меня бы вовсе не было на свете, если б с Эллой периодически не случались ее припадки. Я имею в виду, что будь Элла так называемой нормальной девочкой, то вряд ли родители решились бы через девятнадцать лет после рождения первого ребенка произвести второго на мрачный этот свет. На самом деле у меня трое родителей: папа, мама и сумасшествие Эллы, причем двое уже умерли. Они терпеливо ждали, покуда им не сообщили, что в состоянии дочери коренных перемен не предвидится, и тогда решили завести второго ребенка, такого точно, как Элла, только без сумасшествия. Будь оно по-иному, я был бы значительно старше. Иногда я дико злился на отца за то, что он об этом и словом не обмолвился, а иногда думал: да что ж он может сказать?

Мы покидаем центр Земли, там теперь расположились стоя и сидя другие шумные визитеры. Эллу нисколько не заботит, что мой свитер промок. Делает знак следовать за ней, есть тут и другое местечко, можно попытаться. Пока мы шли рядом, я рассказал ей про привычку Лепшицев каждый вечер выискивать в телевизоре, кто на кого похож. Но этот рассказ она не удостоила даже улыбкой.

Идем через всю территорию, задерживаемся у киоска, где она мне велит купить шоколад и сигареты. Потом дальше, только это уже прогулкой не назовешь, Элла шагает вперед, словно торопится по делам.

Стройплощадка у главных ворот — вот наша цель, Элла провела меня между кучами песка, грудами досок, штабелями кирпича. Конечно, в субботу нам никто тут не помешает, но отчего она хочет, чтобы ей не мешали?

— Красивым это место не назовешь, — заметил я.

Она оглянулась, не идет ли кто за нами? Потом уселась на какое-то бревно и сказала:

— Мы все время говорили о тебе. Но это ведь и меня касается.

Я забеспокоился, хотя понятия не имел, куда она клонит. Голос ее звучал решительно и на редкость строго. Я сел напротив и кивнул, о, как хочется обнять ее, и я подумал: «Если станет в чем-то упрекать, значит, заслужил».

— Почему ты никогда не говоришь со мной о деньгах?

— О каких деньгах?

— О деньгах, которые ты получил по наследству. Точнее, которые мы получили по наследству. Но я-то их не вижу.

Как себя вести? Я веселюсь или я словно громом поражен? Надо же, борется за отцовское имущество. Может, услыхала по радио передачу про мошенничество в наследственных делах? Вот, собрался наконец: встал и обнял ее. Она стерпела, но не более того, и слова свои назад не взяла. У меня на груди сказала:

— Да, да, ты меня любишь. Но это не значит, что тебе принадлежит все.

Нельзя по-другому, надо ее отпустить и обсудить вопрос о нашем наследстве. Я заговорил, постоянно мучаясь мыслью, что, по сути, она права. Заверил, что не потратил пока, можно сказать, ни пфеннига, и назвал примерную сумму на банковском счете. И еще сказал, что ей принадлежит не только половина, но вообще все, если она настаивает.

Элла, взяв меня под руку, потянула обратно. В лечебнице нет отделения банка, пусть она просто скажет, сколько нужно привезти. Цепляясь за меня, она взволнованно сжимала мою ладонь. Я понял: жалеет, что так обошлась с младшим братиком. До самой двери в комнату мы оба отходили от испуга, а там она спросила, не могу ли я купить ей черную накидку, а потом когда-нибудь еще и красивую шляпку.

***

— Марта, — сказал я, — так больше продолжаться не может.

Марта придерживалась того же мнения, но толку-то что. С тех пор как этот скот занял наш домик, мы не знали, куда деваться от любви. А любовь росла и росла, точно по закону, согласно которому размножаются те, кому места не хватает.

Мой первоначальный страх, что я один так ужасно страдаю, оказался напрасным: Марта изнемогала и пылала не меньше моего. Ко всем несчастьям погода лучше не становилась.

Вдруг я пристрастился делать двусмысленные намеки, до того пошлые, что сам бы их не стерпел еще несколько дней назад, а Марте это вроде бы понравилось. Увидев, например, пожилую пару на улице, я говорил: «Угадай, куда это они направляются?» А Марта отвечала: «Ты что, слепой? Они уже идут обратно». Дней десять назад мы бы скорее язык проглотили.

Центр города полностью захватили гости. Откуда ни возьмись — кафе, где ни прислушайся — дерзкие речи да громкие крики. На одном перекрестке двое чернокожих пошли на красный через дорогу, и никто не свистнул им, чтобы вернулись. Небо затянуто тучами, но все сияют, кроме нас. Марте молодые люди то подмигнут, то ляпнут что-нибудь, будто меня вообще нет рядом. Заметив мой косой взгляд, она воскликнула:

— С такой девушкой, как я, придется потерпеть!

Пригласила меня в чайную, одолжив денег у родителей в ожидании гонорара. Вокруг за столиками саксонцы с мексиканцами как будто соревнуются, кто умеет дольше ржать и громче орать. Но главное, рука моя лежит у Марты на коленке. Глядя ей в лицо, я вдруг почувствовал нечто странное: слышу каждое ее слово, а смысла не улавливаю.

Кто-то со всей силы хлопнул меня по плечу. Я обернулся, блондин понял, что обознался, и ушел, даже не подумав извиниться. Марта расхохоталась, и ей на радость я тоже сделал вид, будто мне весело. А она сказала, что со спины меня легко принять за кого-то другого.

Отправляясь на свидание, я попросил отца выдать мне авансом карманные деньги за август, но безрезультатно. Сначала, правда, отец вытащил бумажник и даже его раскрыл. А потом как будто замер, и давай: зачем это я ходил к Кварту за его спиной? Я объяснил, что поход мой никакая не тайна, что мои претензии к Кварту ничем не отличаются от претензий к нему самому. В ответ отец спрятал бумажник, может, он и вообще не собирался давать мне деньги. Марта меня толкнула, потому что моя ладонь поднималась по ее ноге все выше.

Официантка к нам еще не подходила, к тому же мы отдохнули за полчаса, что там просидели, и снова вышли на улицу. Марта рассказала, как она в детском саду однажды нарисовала город, использовав все цветные карандаши какие были, а теперь город точно так и выглядит. А потом вдруг спросила, не считаю ли я, что мы снаружи, за бортом?

— Снаружи, за бортом? — переспросил я, и она принялась что-то объяснять. Ощущение было такое, будто некая высшая сила принуждает меня не вслушиваться в ее речь. Мне велено было вспомнить про грудь Гитты Зейдель, про прыщавого парнишку из бассейна, про ночной горшок под железной кроватью, про что угодно — только б я не понял, о чем она. Странно и то, что Марта все продолжала говорить, ничего не заподозрив. А когда сделала паузу и на меня взглянула, я решил, будто она задала какой-то вопрос, и потому ответил: — Мне вообще-то и так хорошо.

Выходит, мы за бортом, так она считает, но кто такие мы? Мы вдвоем? Мы, аполитичные? Мы, евреи? Или мы — критиканы, которым ничем не угодишь? И я сказал:

— Ты все говоришь — снаружи да внутри, а знаешь, я тоже не прочь бы внутрь…

Марта возмущенно прикрыла мне рот рукой. Зубами я поймал один ее палец, и в конце концов не она убрала руку от моего рта, а я ее выпустил. Она потерла место укуса, все у нас прекрасно, и пусть хоть что, а у нас все прекрасно. Показала палец, который я укусил, но я его не поцеловал, а легонько укусил снова.

Утомившись от ходьбы, мы решили опять попытать счастья, встали в очередь на свободный столик в кафе-мороженом. И тут вдруг, взглянув в ее беззаботное лицо, я понял, что невозможно скрывать от нее самую большую мою беду. Расскажу немедленно, как только сядем, а там будь что будет.

И вот мы сели, но я никак не мог придумать первую фразу, я боялся каждого слова, а как тогда расскажешь? В себя я пришел, когда Марта принялась меня толкать из-за порции мороженого, таявшего перед самым моим носом.

— Чем ты так расстроен? — спросила Марта; не надо обладать прозорливостью, чтобы задать такой вопрос.

— Ты сама отлично знаешь.