Неизвестно - Огненный ручей

• Название: Огненный ручей
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Дядю Колю кто-то окликнул с земли. Он выглянул из ка¬бины в окошечко, кивнул головой и, сев опять на своё ме¬сто, нажал на какой-то рычаг.

И вдруг на правом крыле заревел мотор. Потом вклю¬чился левый мотор. Самолёт затрясся.

— Летим, да? — радостно прокричал Андрюша.

— Нет, я моторы слушаю,— ответил дядя Коля.

Остановив винты, он ещё минут пять проверял педали и штурвал, внимательно осматривая приборы. Потом по¬смотрел на Андрюшу.

— Слушай, паренёк,— просто сказал он.— Мне нетрудно тебя подкинуть в Москву, через четыре часа ты уже бу¬дешь пить чай у мамы, только знаешь — - ты меня прости, конечно, но мне кажется, я вот за тобой наблюдал,— у тебя что-то дома произошло. Так или не так?

Андрюша испугался этих слов. Он подумал, что лёт¬чик — гипнотизёр и всё уже узнал, пока он сидел в кабине. Но потом решил, что всё-таки дядя Коля не гипнотизёр. У него были голубые добрые глаза, а для гипнотизёра нуж¬ны чёрные и злые.

— Ты пионер? — Дядя Коля вдруг положил на Андрю-шину коленку свою твёрдую руку.

— Пионер.

— А я — член партии. Ну вот, давай с тобой поговорим в открытую. Я же всё равно тебя беру. Что у тебя про¬изошло?

Андрюша подумал, что дядя Коля, наверное, поймёт его, потому что все лётчики хорошие, и, как иногда бывает, что не рассказывается близкому человеку, то с облегчением по¬вествуется совсем чужому,— он взял да и рассказал дяде Коле обо всём, обо всём. И про свою ссору с Майкой, и про спортплощадку, которая ему нравилась, и про домну, и про своего близкого друга Афоню.

Андрюша говорил сбивчиво, скороговоркой, перескаки¬вая с одного эпизода на другой.

Наконец закончил. Он был возбуждён. Ему стало как-то легче.

— Да-а…— задумчиво сказал дядя Коля.— Паренёк-то ты уже взрослый, а посадка в Жигачёве у тебя неважнецкая была. Скапотировал. Что ж ты взял курс на Афоню — ведь по нему далеко не улетишь! Разве так надо жить? Ты гляди туда, куда все передовые люди смотрят — вот как, напри¬мер, Витаха твой,— тогда уж никогда не ошибёшься. А на¬бедокурил — вовремя исправляй свою ошибку. Понял? А то, что ты квартиру красил, это хорошо. Тебе ещё сколько остаётся жить-то на «Жигачёвстали»?

— Да с полмесяца будет…

— О-о! — вдруг воскликнул дядя Коля.— За эти полме¬сяца ещё столько можно дел перевернуть, что и Героя Со-

азо

циалистического Труда могут дать… Ну, ты подожди здесь, а я пойду скажу,-чтобы уже пассажиров сажали. Через пят¬надцать минут вылетаем!

Лётчик вышел из машины и направился в домик, над которым плавала длинная матерчатая колбаса, надутая ветром.

Андрюша задумался. Через несколько часов он будет в Москве! Он увидит маму, Серёжку, будет спать на своей очень мягкой кровати. И мама его накормит любимым омле¬том с колбасой и даст стакан сметаны. А потом он пойдёт в школу, встретит своих старых друзей и совсем-совсем забу¬дет «Жигачёвсталь».

Нет, он, конечно, не совсем забудет Майку. Может быть, через месяц он ей пришлёт письмо. Может быть, они опять встретятся с Афоней — почему бы не позвать его в гости на новый год? А впрочем, это очень хорошо, что Андрюша улетает. Хватит! Пожил! Неудачно, конечно, прожил это лето, но всё-таки узнал, что такое металлургический завод, узнал Украину.

«Ну, а может быть, и не стоит улетать?» — вздохнул Андрюша.

Он увидел в окошко лётчика, который вышел из домика и закурил папиросу. Потом он поднял голову вверх и улыб¬нулся. На утреннем небе не было ни единого облачка.

Глава XIX КОНЕЦ ТРУБЫ

Поздно вечером Афоня долго бродил под Андрюшиным окном, два раза поднимался на крыльцо дома и всё никак не решался пойти и сказать Андрюше, что он хочет с ним помириться. Он очень хотел мира, потому что такого друга, как Андрюша, у него никогда не было. Конечно, он был не прав, что бросил красить квартиру. Какое ему дело, кого туда поселят: Витаху Грицая или Миколку-секретаря! Это, собственно, не им дают квартиры, а их родителям за хоро¬шую работу. А Афоня сам уважает трудящихся.

Эх, покрасил бы он тогда без звука, раз Андрюшке при¬спичило, и сейчас бы не был в ссоре! А-теперь как быть? Конечно, Андрюшка не захочет мириться. И кто бы захотел после того, как курортником обозвали и сказали: «Как дам — в окошко вылетишь!» Обидно же всякому будет. А ведь как сказано было? Сгоряча. А раз сгоряча, так и оби¬жаться нечего. Тут всё можно наговорить…

Афоня несколько раз хотел подняться к Андрюше на второй этаж и наконец, поняв, что он никогда не решится признать, что он не прав — гордость не позволяет,— пошёл к своей трубе. Здесь он вскипятил на костре кружечку го¬рячей воды и, выпив её с куском сахару, лёг спать.

В ящике под Афоней шевелился кролик. Возле трубы кто-то скрёбся. Чьи-то маленькие коготки скоблили железо. Дверь была изрезана прямыми полосками просветов между плохо сколоченными досками. В трубе было как-то против¬но и неуютно.

«Вот дожил,— думал про себя Афоня,— опять один остался. И почему всё так получилось? Ведь никому ниче¬го плохого не сделал, только с Витахой поцапался, а вы¬шло — со всеми в ссоре. И почему в ссоре — непонятно!»

У Афони на глаза навернулись слезы. Он увидел себя жалким, несчастным и отовсюду гонимым.

«И ведь, кажется, мальчишек не бью, а они прямо житья не дают — строй с ними! Друзей отнимают… И в школе, наверное, как начнут заниматься, приставать будут. А я, может быть, ещё получше их могу работать. Вот возь¬му и уйду в ремесленное училище, тогда посмотрим!»

Афоня вдруг вспомнил подъём домны, Витаху с мас¬лёнкой, вспомнил, как Матвей Никитич пожимал ему руку, и почувствовал сильнейшую зависть.

«Ему почёт — трудился. Наверное, ещё и за спортпло¬щадку спасибо скажут — для всех старался. А я что? Для себя какую-то трубу отделывал, электрифицировать хотел, чтоб удобнее жить было. А к чему? Отделился только ото всех… И когда её только на опоры поднимать будут? Ва¬ляется без присмотра, а, наверное, денег стоит. А может быть, сходить к Семёну Петровичу и сказать про трубу? Чего они про неё забыли? Скорей бы уж тётка приезжала!.. Всё-таки вдвоём б^дем. А что, если пойти в ремесленное учи¬лище? Вот приедет тётка, а я уже тю-тю — в ремесленном живу! Говорят, там хорошо, как у военных. Форма — раз, кормёжка бесплатная — два, в-третьих, ещё и деньги пла¬тят после практики. Окончу «ремесло», поработаю, потом в техникум пойду, а там и до инженера рукой подать. Вот придёт ко мне Витаха наниматься на работу, а я ему: «Что же, товарищ Грицай, я смогу вас принять, только вам уж тут не придётся командовать. Здесь уж, будьте любезны, меня слушайтесь…»

Вдруг Афоня услыхал снаружи чьи-то шаги.

— Вот она лежит,— раздался сиплый голос.

— Вижу. Сейчас покурим и начнём,— ответил тенорок. «О чём это они?» — насторожился Афоня.

— Да-а… уж немножко нам осталось,— вздохнул сип¬лый.— Поверишь, как в санатории лежал, аж думал — не вытерплю, так руки по делу чесались… Ну, ты кончай ку¬рить.

— Да погоди. Ей-богу, в третий раз сегодня закуриваю! Скоро, наверное, совсем разучусь дымить.

Два незнакомца прошлись вокруг трубы и вдруг по ней чем-то ударили. От звона Афоня сразу оглох.

— Эй, эй! Осторожней! — закричал он и, распахнув дверь, выскочил из трубы.

Он наткнулся на какого-то рабочего с фонарём и кувал¬дой в руке. Тот испуганно отшатнулся:

— Да кто это, мать родная?

— Я… я живу здесь…— сам испуганный, пробормотал Афоня.

— Фу-ты, чертяка тебя задери! Испугал как, аж возду¬ху нету! — передохнул тенор.

— А ты что делал в трубе? — подошёл сиплый. Он был плечистый и низкорослый.

— Живу. Это моя хата.

— Хата? — переспросил тенор.— Да какая ж это хата! Без печки да без окон. В общем, собирайся. Мы сейчас тут расклёпывать будем.

— А я как? — спросил Афоня.

— А кто тебя сюда посадил, ты с того и спрашивай,— сказал сиплый, вскинув кувалду на плечо.

— Я сам въехал. Я вообще-то с тёткой живу.

— Придётся выезжать. Мы вот сегодня на ночь задание получили — расклепать.

— А где же мне ночевать?

— К тётке иди.

— Она у меня сейчас в деревне, а я в землянку пока других пустил.

— Да, Тимофей Сергеевич, а как же, правда, спать-то парнишке? — вдруг спросил сиплый.— Вот не предусмот¬рели мы его.

— Попался,— усмехнулся тенор.— Пускай к парторгу идёт. Он у нас квартиры распределяет.

— К Матвею Никитичу сейчас уже поздно. Спит, на¬верное,— сказал сиплый.— Ты вот что, парнишка, иди-ка на Синичкину улицу, найдёшь там мазанку, дом тридцать восемь, и спроси тётю Фросю. Она моя жена. Скажешь, что я тебя прислал. Поспишь до утра, а там — хоть на день оставайся, хоть новую хату ищи.

— Тётей Фросей её зовут? — переспросил Афоня и на¬сторожился: «Мы там дрова пилили! Она!» — Ладно,— сказал он,— барахлишко только кое-какое возьму.

Он вытащил наружу свои вещи, оглядел трубу разок и вдруг что есть силы ударил по двери своей гирей. Доски с треском рассыпались…

В кабинет Матвея Никитича постучали.