Леонид Ленч - Тернистый путь

• Название: Тернистый путь
• Автор: Леонид Ленч
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-265-01151-X

Книга известного юмориста Леонида Ленча включает как старые, так и новые произведения писателя.

Все рассказы написаны в манере «реалистического юмора», который свойствен Ленчу. В основном это «случаи из жизни», они лаконичны, выразительны, вызывают смех, улыбку, иногда саркастически-ироническую, иногда снисходительно-поучительную.

---

— Каждый день. До часу ночи.

— А живете далеко?

— На том берегу.

Скользящей походкой ловкого танцора к нашему столу подошел Теодор. Мы познакомились. Он заговорил по-французски, но говорил так быстро и так свободно, что я спасовал и разговор наш не состоялся. Теодор перебазировался от меня к Дабри-бею. Он стоял подле его стула, почтительно пригнувшись почти пополам (владелец ресторана — это же персона для ресторанного певца!), и Дабри-бей ласково гладил его по седым кудрям, а потом в знак особого расположения подцепил вилкой со своей тарелки немного салата и дал Теодору, и тот ловко сглотнул с хозяйской вилки угощение.

Я сказал Алевтине Иоанновне:

— Можно мне задать вам один не очень деликат ный вопрос?

— Пожалуйста, задавайте!

— Представьте себе, что у вас появилась бы возможность вернуться на родину. Как бы вы посмотрели на это?

Слабая улыбка тронула ее губы.

— Ну, вы же понимаете… вся жизнь прошла здесь, а потом, — в ее блеклых глазах вспыхнул огонек непримиримости, — все-таки мы живем здесь кто как хочет!..

Сказала и сразу поднялась. Видимо, мой вопрос не понравился ей, да и пауза кончилась, пора было приниматься за работу.

Оркестр играл в честь «профессора» весь свой русский репертуар: «Подмосковные вечера», «Эй, ухнем…», «Очи черные…» и «Калинку». С легкой руки, вернее — ноги, наших блистательных фигуристов «Калинка» покорила весь мир.

Теодор оказался на высоте. Он пел все эти песни по-своему талантливо, выкидывая всякие неожиданные коленца. «Калинку» он не только пел, но и танцевал, комично подкидывая фалдочки пиджака, демонстрируя бешеный темперамент.

Потом опять была пауза, но включили магнитофон и начались танцы. С Теодором пошла танцевать женщина с милым лицом мягкого славянского типа. Танцевала она с каким-то исступленным отчаянием. Алевтина Иоанновна шепнула мне, что это вдова министра, миллионерша, очень хорошая женщина, жаль только, сильно пьет — не то от горя, не то от скуки.

— Она не похожа на турчанку! — сказал я.

— А она только по отцу турчанка. Она из Киева, ее мать хохлушка!

Всему приходит конец, даже гостеприимству в квадрате. Мы попрощались с Алевтиной Иоанновной и Теодором, и сын Дабри-бея — им оказался бледный молодой человек, поцеловавший мою руку, — отвез меня в отель.

Я поднялся к себе в номер и, не зажигая света, вышел на балкон. Стамбул, таинственный, греховный, сверкающий, дышал ночной свежестью. По Босфору медленно двигались судовые огни. Осмелевшие к ночи собаки лаяли навзрыд. Река времен спокойно текла в своем обычном русле в заданном ей природой направлении.

…Утром меня снова разбудил муэдзин.

ТРЕТЬЯ ГРУППА

Я хочу вам рассказать, как я замуж вышла за собственного мужа. Совершенно серьезно!.. Очень странный случай, просто как в романе.

Я перед войной с ним развелась. У нас вечные ссоры были, скандалы.

Он на меня кричит: «Ты из меня кровь пьешь!» Я на него кричу: «Стану я всякую дрянь пить! Вот ты из меня действительно кровь пьешь!»

Одним словом, семейное счастье!

Он меня знаете в чем обвинял? В том, что я какая-то такая… никуда не приспособленная.

А главное — если бы он сам был каким-нибудь особенным человеком, а то художник по рекламе. Подумаешь, Айвазовский! Да я сама, если меня хорошенько разозлить, могу рекламу не хуже его рисовать.

Нет, ты действительно сначала сам сделайся настоящим Айвазовским, а потом уж упрекай женщину!

Ну что тут вспоминать! В общем, разошлись, как в море корабли… Я стала у подруги жить, поступила на службу. Тут как раз и началась война с немцами.

Проходит месяц, другой… И вы знаете: мне как-то неловко вдруг сделалось. Все воюют, все участвуют, только я одна какая-то неприспособленная!.. Хожу на службу — и все… Даже неудобно!

В общем, я решила стать донором. Я молодая, здоровая. Почему бы мне, действительно, и не стать донором?

В общем, пошла в институт.

Меня освидетельствовали, взяли кровь, говорят:

— Можете быть донором. Ваша группа третья.

Так я и стала донором.

Однажды мне сказали:

— Одному раненому бойцу срочно нужна кровь третьей группы. Мы пошлем вашу кровь для него в госпиталь. Если хотите, можете послать записочку ему.

Ну, я и написала:

«Дорогой боец! Посылаю тебе немножко своей крови третьей группы и желаю скорее поправиться»

И подписалась:

«Шура Иванова».

Через месяц сижу вечером дома, жду воздушную тревогу, злюсь, что она сегодня опаздывает, — вдруг в дверь стучат.

Входит товарищ в армейской шинели. Лицо ужасно знакомое.

И вдруг говорит:

— Шура, это же я!

Смотрю — это он, мой бывший муж. Совершенно серьезно!

А он продолжает:

— Шура, очень странный случай произошел. Дело в том, что меня твоя кровь спасла. Это мне ее тогда из института прислали! Спасибо тебе, Шура!..

Знаете, я даже растерялась. «Знала бы, думаю, что тебе моя кровь достанется, ни за что бы не дала!..»

Говорю:

— Вот видишь, Юра, я всегда говорила, что ты из меня кровь пьешь, — так оно и есть.

Он смеется:

— Тебя не узнать! Ты совсем другая стала, Шура Глаза серьезные. И вообще…

А я смотрю — и он совсем другой. То был пижон пижоном — в пиджачке заграничном с платочком, а теперь возмужал, лицо интересное, военная форма ему идет И глаза тоже… другие.

Я говорю:

— И ты, Юра, другой. Ты что же на фронте делал? Картинки рисовал?

— Нет, Шура, у меня другая специальность: я минометчик..

Вы знаете, он у меня просидел до половины двенадцатого ночи, все рассказывал про фронт, как его ранили… В общем, я в него влюбилась… Совершенно серьезно!

На следующий день он опять пришел. Я его ждала, как тогда, весной, в 1938 году… когда я за него первый раз замуж выходила. Он пришел с цветами…

Посидели, поговорили. А потом он сказал:

Шура, ведь у нас даже кровь одной группы — давай снова будем вместе… И поклянемся, что никогда не расстанемся…

В общем, я поклялась…

Теперь он снова на фронте. Вот — полевая почта № 127. Я, между прочим, наверное, скоро туда тоже поеду. Вот окончу курсы сестер и поеду… Будем с ним рядом. А в чем дело? Ведь я же поклялась, что мы никогда не расстанемся… Значит, надо клятву сдержать. Совершенно серьезно!..

НАРЦИСС ФЕДОТЫЧ

Милейший Нарцисс Федотыч является служителем наших отечественных муз и граций, и притом вполне достойным служителем. А у какой именно музы состоит он в штатных палладинах, поверьте мне, вам знать необязательно в данном случае.

Он работяга и человек несомненно способный. В залихватском формализме не замечен, к бескрылым натуралистам не причислен, пьет в меру, ошибается тоже в меру Будучи уличен в ошибке, не упорствует, не впадает в пессимизм, не уходит в себя и не выходит из себя. Обладая крепкой сердечно-сосудистой системой, переносит критические и самокритические толчки (силой, впрочем, до восьми баллов, выше ему не приходилось) сравнительно безболезненно и спокойно.

Короче говоря, Нарцисс Федотыч личность безусловно полезная. Настолько полезная, что сатирику о нем и писать-то было бы трудно, кабы не одна его странность.

А странность у Нарцисса Федотыча вот какая: ему кажется, что его недостаточно оценили и не в полную меру обласкали.

На самом деле это не так.

Нарцисс оценен настолько, насколько он того заслужил.

Но ему-то кажется — мало! Его ни на минуту не покидает противное, раздражающее печень и прилегающие к ней районы организма ощущение, что он недообласкан, что ему чего-то недодали, чем-то обнесли на пышном пиру жизни. С полного бритого лица Нарцисса Федотыча по этой причине не сходит кисло-скорбная гримаска.

А на земле между тем совершаются удивительные, потрясающие воображение дела и события.

В небесные бездны взлетают нашей, советской выделки луны.

Не гениальные фантасты, не Жюль Верны и Уэллсы, а скромные советские инженеры, дымя сигаретами «Дукат», уже исчисляют в тиши своих конструкторских бюро траектории полета ракеты на Луну, на Марс, на Венеру.

Нарцисс Федотыч все это воспринимает живо, с интересом, но… как-то своеобразно, что ли.

О чем вы с ним ни заговорили, он обязательно свернет на свою стежку-дорожку, запоет свою уныло-однообразную песенку. А в ней лейтмотивом будет звучать его личная, саднящая «зубная боль в сердце», как называл подобные ощущения, если не ошибаюсь, Генрих Гейне.

Вот вы встретились с ним, поздоровались, сказали:

— Здравствуйте, Нарцисс Федотыч! Ну, что вы скажете по поводу спутников? Вертятся и вертятся, а?!

— Да, крутятся наши голубчики! — ответно улыбается Нарцисс Федотыч.

И вдруг вы замечаете, что какая-то тень ложится на его симпатичное лицо, прогоняя свет улыбки, и знакомая кисло-скорбная гримаса тянет вниз углы рта.