Дорис Лессинг - Золотая тетрадь

• Название: Золотая тетрадь
• Автор: Дорис Лессинг
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01068-8 (рус.), 978-0-00-724720-2 (англ.)

История Анны Вулф, талантливой писательницы и убежденной феминистки, которая, балансируя на грани безумия, записывает все свои мысли и переживания в четыре разноцветные тетради: черную, красную, желтую и синюю. Но со временем появляется еще и пятая, золотая, тетрадь, записи в которой становятся для героини настоящим откровением и помогают ей найти выход из тупика.

Эпохальный роман, по праву считающийся лучшим произведением знаменитой английской писательницы Дорис Лессинг, лауреата Нобелевской премии за 2007 год.

* * *

Аннотация с суперобложки 1

Творчество Дорис Лессинг (р. 1919) воистину многогранно, среди ее сочинений произведения, принадлежащие к самым разным жанрам: от антиколониальных романов до философской фантастики. В 2007 г. Лессинг была присуждена Нобелевская премия по литературе «за исполненное скепсиса, страсти и провидческой силы постижение опыта женщин».

Роман «Золотая тетрадь», который по праву считается лучшим произведением автора, был впервые опубликован еще в 1962 г. и давно вошел в сокровищницу мировой литературы. В основе его история Анны Вулф, талантливой писательницы и убежденной феминистки. Балансируя на грани безумия, Анна записывает все свои мысли и переживания в четыре разноцветные тетради: черная посвящена воспоминаниям о минувшем, красная — политике, желтая — литературному творчеству, а синяя — повседневным событиям. Но со временем появляется еще и пятая, золотая, тетрадь, записи в которой становятся для героини настоящим откровением и помогают ей найти выход из тупика.

«Вне всякого сомнения, Дорис Лессинг принадлежит к числу наиболее мудрых и интеллигентных литераторов современности». PHILADELPHIA BULLETIN

* * *

Аннотация с суперобложки 2

Дорис Лессинг (р. 19119) — одна из наиболее выдающихся писательниц современности, лауреат множества престижных международных наград, в числе которых британские премии Дэвида Коэна и Сомерсета Моэма, испанская премия принца Астурийского, немецкая Шекспировская премия Альфреда Тепфера и итальянская Гринцане-Кавур. В 1995 году за многолетнюю плодотворную деятельность в области литературы писательница была удостоена почетной докторской степени Гарвардского университета.

«Я получила все премии в Европе, черт бы их побрал. Я в восторге оттого, что все их выиграла, полный набор. Это королевский флеш», — заявила восьмидесятисемилетняя Дорис Лессинг журналистам, собравшимся возле ее дома в Лондоне.

В издательстве «Амфора» вышли следующие книги Дорис Лессинг:

«Расщелина»

«Воспоминания выжившей»

«Маара и Данн»

«Трава поет»

«Любовь, опять любовь»

«Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе»

«Великие мечты»

Цикл «Канопус в Аргосе: Архивы»

«Шикаста»

«Браки между Зонами Три, Четыре и Пять»

«Сириус экспериментирует»

«Создание Представителя для Планеты Восемь»

«Сентиментальные агенты в Империи Волиен»

Готовится к печати:

«Кошки»

* * * 

Оригинальное название:

DORIS LESSING

The Golden Notebook

* * *

Рисунок на обложке

Светланы Кондесюк

---

Анна посмотрела на Молли, очень сухо. Молли подняла брови и вздохнула.

— Ну? Что дальше? — спросил Ричард, добродушно.

— Мы думаем о безопасности этого удаленного местечка, — сказала Анна весело, подыгрывая его тону.

— Перестань, — сказала Молли. — Имеешь ли ты хоть какое-то представление о том, какое наказание уготовано женщинам вроде нас?

— Ну, — протянул Ричард, — об этом я ничего не знаю, и, честно говоря, это ваше дело, почему я должен об этом думать? Но я знаю, что есть одна проблема, с которой вы не знакомы, — проблема чисто физиологическая. Как добиться эрекции, общаясь с женщиной, на которой женат пятнадцать лет?

Он сказал это так, словно откровенничал со старыми добрыми друзьями, словно открывая последнюю карту и окончательно отбрасывая все условности.

Анна, помолчав, заметила:

— Может, все оказалось бы легче, если бы это было для тебя делом привычным?

А Молли вступила в разговор, сказав:

— Ты говоришь, чисто физиологическая проблема? Да неужели? Это — эмоциональная проблема. Вступив в брак, ты начал изменять жене направо и налево очень рано, потому что у тебя была эмоциональная проблема, а вовсе не физиологическая.

— Да ну? Легко вам, женщинам, говорить.

— Нет, нам, женщинам, не легко. Но нам хотя бы хватает ума не употреблять понятия «физиологическое» и «эмоциональное» так, как будто они вообще не связаны между собой.

Ричард откинулся назад и засмеялся.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я не прав. Разумеется. Хорошо. Я должен был это знать заранее. Но я хочу вас обеих кое о чем спросить. Вы действительно думаете, что виноват я один? Если вас послушать, я настоящий злодей. Но почему?

— Ты должен был любить ее, — сказала Анна, просто.

— Да, — кивнула Молли.

— Боже мой, — сказал Ричард, в полной растерянности. — Боже мой. Хорошо, я сдаюсь. После всего, что я вам тут сказал, и учтите, — это было непросто… — он проговорил последние слова почти с угрозой и густо покраснел, когда женщины в ответ на это снова громко и безудержно расхохотались. — Да, откровенно говорить с женщинами о сексе — непросто.

— Не могу себе представить почему, вряд ли то, что ты нам сказал, можно назвать великим откровением и большой новостью.

— Ты такой… такой напыщенный осел, — сказала Анна. — Ты вываливаешь нам все это, будто последнее откровение великого оракула. Бьюсь об заклад, что ты свободно говоришь о сексе наедине с какой-нибудь своей малышкой. Так почему, если нас двое, надо принимать такой заговорщический вид, устраивать представление в духе «вот, собрались мы здесь, в нашем мужском клубе»?

Молли быстро проговорила:

— И мы еще ничего не решили насчет Томми.

За дверью послышалось какое-то движение, которое Анна и Молли расслышали, а Ричард нет. Он сказал:

— Хорошо, Анна, я склоняю голову перед твоей умудренностью. Больше добавить мне нечего. Ладно. А теперь я хочу, чтобы вы, две во всем превосходящие меня женщины, кое-что устроили. Я хочу, чтобы Томми приехал и пожил со мной и с Марион. Если он до этого снизойдет. Или ему не нравится Марион?

Молли понизила голос и сказала, поглядывая на дверь:

— Не беспокойся. Когда Марион приходит ко мне, они с Томми болтают часами.

Раздался еще какой-то звук, то ли покашливание, то ли легкий стук. Все трое молчали, когда дверь открылась и вошел Томми.

Было невозможно понять, слышал он что-нибудь или нет. Сначала он поздоровался с отцом, осторожно: «Привет, папа», кивнул Анне, опустив глаза, чтобы предотвратить любое возможное с ее стороны напоминание о том, как он разоткровенничался с ней в их последнюю встречу в ответ на ее сочувственный интерес, и послал матери дружелюбную, но ироничную улыбку. Потом Томми повернулся к ним спиной, чтобы взять себе немного клубники из белой миски, и, все еще не оборачиваясь, поинтересовался:

— Так и как же дела у Марион?

Значит, он слышал. Анна подумала, что не удивилась бы, узнай она, что Томми способен стоять под дверью и подслушивать. Да, она могла себе представить, как он стоит за дверью и слушает, а на лице его играет точно такая же отстраненная и ироничная улыбка, какой он поприветствовал свою мать.

Ричард, сбитый с толку, не ответил, но Томми продолжал настаивать:

— Как там Марион?

— Хорошо, — сказал Ричард, с воодушевлением. — Все действительно очень хорошо.

— Я рад. Ведь вчера, когда мы встречались с Марион, чтобы выпить по чашечке кофе, у нее, похоже, было далеко не все в порядке.

Молли удивленно подняла брови и быстро взглянула на бывшего мужа, Анна слегка поморщилась, а Ричард глазел на них обеих, всем своим видом давая понять, что вся эта ситуация сложилась исключительно по их вине.

Томми, продолжая избегать их взглядов и каждым малейшим своим движением показывая, что взрослые недооценивают его понимание их жизненных перипетий и безжалостность его суждений о них самих, сел и начал медленно есть клубнику. Он был похож на отца. А именно: Томми был крепко сбитым, довольно плотного телосложения парнем, смуглым, как и его отец, в нем не было ничего от порывистости и живости Молли. Но в отличие от Ричарда цепкое упорство которого, горящее во взгляде его темных глаз, проявляющееся во всех его нетерпеливых, но четких движениях, было очевидно каждому, кто на него смотрел, Томми выглядел как человек, держащий свои чувства за семью печатями, как узник собственной натуры. В это утро одет он был в алую футболку и свободные синие джинсы, но ему больше бы подошел сдержанный деловой костюм. Любое движение, которое он совершал, любое слово, которое он произносил, напоминали замедленные съемки. Молли раньше жаловалась, разумеется шутя, что Томми, похоже, дал себе зарок считать до десяти перед тем, как сказать хоть слово. А однажды летом, когда сын отпустил бороду, она жаловалась, шутя, что он выглядит как человек, приклеивший щегольскую бородку к своему торжественному лицу. Она так и продолжала отпускать эти веселые и наигранно жалобные комментарии, произнося их громко и весело, пока однажды Томми не сказал:

— Да, я знаю, тебе хотелось бы, чтобы я был похож на тебя, я имею в виду — чтобы я был привлекательным. Но вот беда, в тебя я пошел только характером, а должно было быть наоборот, — ну да, конечно же, если бы я унаследовал твою внешность и характер отца, — ну, по крайней мере, его неизменную силу, это было бы лучше, правда? — И он настаивал на этом, и настаивал упорно, как делал это всегда, когда пытался объяснить матери что-то такое, что она сознательно отказывалась понимать.

Молли несколько дней переживала из-за этого, она даже позвонила Анне:

— Ну не ужасно ли это, Анна? Кто бы мог подумать? Ты думаешь о чем-то многие годы, и как-то с этим сживаешься, а потом, внезапно, тебе что-то говорят, и ты понимаешь, что не ты одна об этом думала?

— Но ты ведь, конечно, не хотела бы, чтобы он был таким, как Ричард?

— Нет, но Томми прав насчет неизменной силы. А как он к этому подошел: вот беда, в тебя я пошел характером, так он сказал.

Томми ел клубнику, ягоду за ягодой, пока не осталось ни одной. Он ничего не говорил, молчали и они. Все трое сидели и смотрели, как он ест, как будто он усилием своей воли заставил их так сидеть и на него смотреть. Ел Томми аккуратно и не спеша. В процессе поглощения пищи его рот двигался так же, как в процессе говорения, каждое слово — по отдельности, каждую ягодку — целиком и по отдельности. И он упрямо хмурился, сведя к переносице темные брови, как мальчишка, склонившийся над тетрадкой с домашним заданием. Он даже совершал губами некие маленькие предварительные движения, прежде чем отправить очередную порцию в рот, как, бывает, делают старики. Или как слепые, подумала Анна, узнав это движение; однажды в поезде она сидела напротив слепого. Так же работал и его рот, довольно пухлый, и под контролем, мягкие, поглощенные своей работой, слегка надутые губы. Да и глаза у слепого были такие же, как и у Томми, даже когда он на кого-нибудь смотрел: взгляд, словно направленный внутрь самого себя. Хотя, конечно, тот человек был слепым. Анне вдруг стало как-то не по себе, как и в тот раз, когда она сидела напротив слепого и смотрела в его невидящие глаза, которые, казалось, были затуманены самоанализом. И она видела, что Ричард и Молли чувствуют то же самое; они хмурились и совершали какие-то мелкие беспокойные движения.

«Он всех нас пытается запугать, — подумала Анна, встревоженно, — он всех нас пытается ужасно запугать». И снова она представила себе, как Томми стоял за дверью и слушал, возможно долго; теперь она уже была в этом убеждена, хотя, может, это было и несправедливо, и она испытывала неприязнь к этому мальчику, который, ради собственного удовольствия, заставлял их сидеть и просто ждать.

Анна уже буквально понуждала себя преодолеть этот необычайной силы и очевидный запрет, исходящий от Томми, и наконец сказать что-нибудь, нарушить молчание, когда он отставил тарелку, аккуратно положив поперек нее ложку, и спокойно произнес: