Григорий Василенко - Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°

• Название: Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°
• Автор: Григорий Василенко
• Издательство: Издательство ДОСААФ СССР
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Книгу составили три повести, рассказывающие о мужественной борьбе сотрудников советской госбезопасности с белогвардейской подрывной агентурой в годы гражданской войны, о деятельности чекистов в первые годы после Великой Отечественной войны и в наши дни.

Для массового читателя.

---

— Как он вас нашел?

— Побывал у моих стариков, узнал адрес и заехал. Он где-то был тут поблизости в командировке. Вообще он все тот же...

Из объяснений Шляхиной получалось все так просто... Я ехал к ней главным образом с намерением заручиться ее поддержкой о розыске, узнать, не слышала ли она что-нибудь о нем.

— Где он живет?

— Не сказал.

— Зачем приезжал?

— Навестить. Расспрашивал, как живу, обещал вернуться ко мне, считает меня своей женой. Интересовался, не разыскивают ли его. Всю ночь мы с ним проговорили...

— Вы ему сказали о розыске?

— Сказала, что ищут, — помолчав, ответила Шляхина.

— Чем он занимается?

— Не знаю. По разговору можно понять, что работает где-то в шахте в Сибири, инженером. Вместе с ним работают бывшие власовцы. Начальство ему доверяет, отпускает в командировки. Фамилия у него, наверное, Деев.

— Сам об этом сказал?

— Он предложил мне писать ему «до востребования» на имя Деева Вячеслава, но тут же передумал и место не назвал.

Я задавал еще много вопросов о Девереве, но больше ничего не добился. Видимо, она и в самом деле ничего другого о нем не знала.

— Вы когда с ним расстались в Германии?

— В апреле сорок пятого.

— Какие он тогда высказывал намерения?

— Предлагал мне бежать с ним к американцам. Я было согласилась, а потом... Куда мне с Мартой! Он ушел вроде бы с обидой. С тех пор я с ним не виделась. Был он тогда в форме капитана немецкой армии, с оружием. На груди висела какая-то немецкая медаль, которой он очень гордился.

— Чем он занимался в сорок пятом году?

— Разъезжал по власовским частям и вербовал агентуру по заданию немцев.

— А после того как вы расстались?..

— Был у американцев в лагере. Об этом я узнала в этот раз.

На этом я решил прекратить разговор. Шляхина ушла, ничего не спросив. К вечеру, как и обещал, за мною заехал оперуполномоченный, привезший меня в Борок.

— Ну как? — спросил он с порога.

— Ничего. Думаю, не зря приезжал.

— Может, заночуете? — предложил нам председатель. — Куда на ночь поедете, еще замерзнете где-нибудь в снегу...

Мы решили ехать, несмотря на поздний час и дальнюю дорогу. Прощаясь, Дмитрий Захарович задержал мою руку и сказал:

— Все карты ты мне спутал. Но кроме спасибо, сказать ничего не могу. И как это я, партизан, два года уничтожавший всякую падаль, втюрился и не распознал эту суку? Не могу себе простить. Не могу...

Председатель остался у хаты, из окна которой выглядывали его сыновья.

А мы долго мерзли на санях и только далеко за полночь приехали в райцентр.

35

На шахте в Сибири, куда мы прибыли с Амурским, нас ожидал старший лейтенант Корольков, знавший о цели нашего приезда. Ему было поручено оказать нам необходимую помощь.

Инженера Деева Вячеслава на месте не оказалось, но Корольков сразу же нас успокоил, сообщив, что его послали по каким-то делам в местный леспромхоз, где рабочие шахты заготовляли крепежный материал.

— Он вообще у них часто разъезжает, — сказал Корольков. — Ходовой мужик. В позапрошлом году в Ленинград и в Тулу ездил, какое-то оборудование там выбивал.

— Выбил? — переглянулся я с Амурским.

— Не уточнял, — сказал Корольков.

— Важно, что он там был, — добавил Амурский. — Значит, память на лица у меня еще есть.

Мы быстро договорились с Корольковым о том, что он присоединяется к нам, и, не задерживаясь на шахте, отправились на ближайшую районную авиаточку, как именовался здесь полевой аэродром. Оттуда летали самолеты в леспромхоз.

— Ну и могуча же наша Сибирь, — восторгался Амурский, припав к иллюминаторам знаменитого воина и труженика У-2. Самолет был старенький. Летел на небольшой высоте, и казалось, вот-вот заденет верхушки деревьев. Под нами простиралось безбрежное море тайги, подкрашенное свежей, салатного цвета зеленью. Виднелись невысокие пологие горы и лесистые впадины, извилистые ленты таежных рек.

Я наблюдал за Амурским и видел, с каким упоением он всматривался в необъятные таежные просторы. Понять все то, что вмещается в таком емком слове, как тайга, можно только в Сибири и, видимо, лучше всего глядя с высоты самолета. Жаль, что наш У-2 не мог подняться чуть выше, но и с его «потолка» нельзя было смотреть на открывающийся простор без волнения.

— Вот если бы еще кто-нибудь спел «Бобыля», — неожиданно сказал Амурский, — тогда картина была б полной.

Корольков не знал эту песню, но пустился с ним в спор, предлагая другие удалые сибирские песни. Амурский стоял на своем. Почему-то мотив именно этой песни, как я понял, соответствовал его настроению при виде сибирских просторов.

 

От районного центра мы добрались до леспромхоза в темноте и заночевали там как приезжие с Большой земли, что звучало для меня не совсем обычно. Корольков и Амурский были заняты поиском кипятка и, кажется, не обращали внимания на местную терминологию.

Местонахождения Деева в леспромхозе никто не знал, и мне пришлось намекнуть Королькову, что не зря ли мы сюда приехали. Я посоветовал ему не терять время и осторожно выяснить, где он находится. Если до него дошло, что им интересовались и наводят о нем какие-то справки, а это могло просочиться, то следовало бы принять незамедлительные меры по его поиску и в других местах.

Корольков уверял меня, что им все было сделано чисто.

— А почему он вдруг накануне нашего приезда помчался в леспромхоз?

— Послали. Я не стал противодействовать, чтобы не вызвать подозрений. Говорю же, что он часто разъезжает.

— А может, его нет здесь?

— Здесь, здесь он, — пообещал Корольков. — Не переживайте.

 

Не переживать я не мог. Почти три года идти по едва заметному следу, и вдруг, когда преступника настигли и он должен предстать передо мною, след начинает петлять и теряться. А может, сбежал под предлогом выезда в леспромхоз? Это вынуждало меня присмотреться с Королькову как к работнику, к его опытности, от которой зависела поимка коварного преступника. Кнехт все эти годы жил в постоянном страхе, прислушивался к каждому слову и каждому шагу за своей спиной. Один неверный шаг Королькова, одна неосторожность — и все начинай сначала.

С этими тревожными мыслями я долго не мог уснуть на новом месте, но все же сон и усталость одолели, я задремал. Когда проснулся, уже рассеялась предрассветная мгла, и я увидел, что Королькова на койке нет.

Вскоре он вернулся и предложил вместе с бригадиром лесорубов Семеном Павловичем пораньше отправиться на одну из делянок, где должен появиться Деев, поскольку там работали люди с шахты.

По пути договорились, что бригадир все будет делать как обычно, не обнаруживая нашего присутствия в своей будке.

— Все будет сделано, — понимающе сказал Семен Павлович, высокий, сутуловатый сибиряк лет пятидесяти. Я разговорился с ним. Оказалось, что всю войну он служил в стрелковой роте старшиной. Дважды был ранен. После войны вернулся в родные края и его сразу назначили бригадиром лесорубов, что не по его специальности. На бывшего старшину можно было положиться. У меня как-то сразу полегчало на душе. К нашему разговору внимательно прислушивался Амурский, но не проронил ни слова, выдерживая определенную ему перед поездкой линию поведения — больше смотреть и помалкивать. И все же он не удержался и спросил:

— А какая специальность?

— У меня-то? Плотогон, — с гордостью сказал Семен Павлович. — С дедом и отцом ходил по реке. Рука вот, а то ни за какие тыщи не пошел бы сюда. — Бригадир показал закостеневшие глянцевые пальцы на правой руке, которые едва шевелились. — Народ у меня пришлый, больше городские, топора и пилы в руках не держали, из тайги норовят побыстрее удрать. Говорят, комар их тут заедает. А я отсюда — никуда. Вот начальство и назначило.

 

Так мы доехали до будки бригадира, наспех сколоченной из бревен и досок, в которой летом можно было укрыться от дождя, а зимою отогреться и просушить мокрые рукавицы. Из будки, где мы расположились, в небольшое оконце виднелось метрах в тридцати еще одно такое же строение, как оказалось, инструменталка.

Скоро должны были подъехать рабочие и прибывший с шахты инженер, фамилию которого Семен Павлович запамятовал. Ему говорили, что приехал он для технического контроля заготовки крепежа, чтобы выдерживался установленный стандарт.

Семен Павлович ушел, а мы остались в его конторке. Амурского усадили поудобнее у окна, чтобы ему хорошо было наблюдать за подъезжающими людьми.

— Ну, смотрите, Викентий Петрович, внимательно, не появится ли ваш знакомый в сопровождении бригадира.

— Время-то столько прошло, — сказал Амурский, не отрываясь от окна. — Да и в камере было темновато. На свету я его видел мельком.

 

Подъехали машины. Вокруг бригадира собирались лесорубы, они закуривали папиросы, крутили самокрутки, говорили громко, перемежая речь крепкими выражениями, которые, по замечанию Амурского, как нельзя лучше дополняли их разговор.