Евгений Кабанов - МИССИОНЕР

• Название: МИССИОНЕР
• Автор: Евгений Кабанов
• Жанр: Эротика

Основой для развития сюжета послужила знаменитая фраза "У нас в СССР секса нет!". Молодой американский гиперсексуальный журналист русского происхождения, засланный ЦРУ в СССР с целью разложения общества с помощью секса, даже не подозревающий о своей секретной миссии, не успевает выпутаться из одной скандальной истории, как попадает в другую. ВНИМАНИЕ: в соответствии с темой в романе содержится много предельно откровенных эротических сцен, а также используется ненормативная лексика.

---

Аполлон сел и, пока редакторша решала свои полиграфические вопросы, оглядывался по сторонам, не забывая приглядываться и прислушиваться к редакторше. Несмотря на то, что она была очень даже недурна собой, а во взгляде чувствовалась скрытая страсть, в голове у него были только деловые намерения, вытеснившие на второй план чисто мужской интерес.

Наконец редакторша повесила трубку и, внимательно посмотрев на посетителя, вдруг просияла:

– Так вы же Аполлон Иванов! А я думаю, где же я видела это лицо?.. Вы уж извините, что в газете так плохо фотографии выходят – всё никак на офсет не перейдём. Я думаю, Яков Моисеевич подарит вам хорошую фотографию, там у него вы неплохо получились. В боевой обстановке… Ну, давайте познакомимся. Меня зовут Нина Андреевна Чегополова.

– Очень приятно, – улыбнулся Аполлон.

– Вы ко мне по какому-то вопросу?

– Вообще-то я к Якову Моисеевичу. Мне сказали, что он на задании… Я тут стихи принёс…

Аполлон вдруг почувствовал какую-то неуверенность, какая обычно бывает, когда занимаешься ещё непривычным для себя делом.

– О! Герой ещё и стихи пишет!.. Яков Моисеевич вернётся через часик-полтора. Но ждать его и нет никакой необходимости. Давайте, я посмотрю ваши стихи. Творчество наших читателей – это как раз моя рубрика.

Аполлон достал из нагрудного кармана сложенный тетрадный листок, развернул его и протянул Чегополовой.

Редакторша пробежала глазами стихотворение, снова задержала напряжённый взгляд на верхних строчках.

– Вы давно пишите стихи? – спросила, наконец, он, взглянув на Аполлона.

– Да нет, недавно. Это мне Яков Моисеевич посоветовал.

– Яков Моисеевич плохого не посоветует. Выходит, это ваш первый поэтический опыт? Ну что ж, очень даже неплохо. Особенно заключительное четверостишие:

"Нет, вовсе не годы для жизни – предел,

Есть мера другая на свете:

Жизнь человека – следы его дел,

Они не подвластны смерти!"

Она с улыбкой посмотрела на Аполлона.

– Можно будет опубликовать. Только вот… – Нина Андреевна в раздумье посмотрела в листок, затем приподнялась и повернула его к Аполлону, -…надо будет подумать над началом. У вас тут написано: "Жизнь человека невелика – Около полувека…" А у нас средняя продолжительность жизни сколько?

Аполлон не ожидал такого вопроса, касающегося демографии, которая, в общем-то, имеет какое-то отношение к этнографии, в свою очередь, имеющей отношение к нему самому, поскольку он, вроде бы, представлял некое этнографическое общество. Он растерянно молчал, не владея вопросом. Но вопрос, видимо, и не требовал от него ответа, потому что Нина Андреевна сама дала на него исчерпывающий ответ:

– По статистике, продолжительность жизни в Советском Союзе в 1972-м году достигла 64-х лет для мужчин и 74-х лет для женщин. Это, заметьте, ещё в 72-м году. А уже прошло десять лет. Как вы понимаете, жить мы стали ещё дольше. Так что, полвека – это, может быть, где-нибудь в Африке пигмеи живут, или папуасы какие-нибудь, но никак не в стране победившего социализма. Подумайте, надо будет исправить. А то люди, читая ваше стихотворение, просто не поверят… А какие-нибудь идеологические враги, так, вообще, шум поднимут, в Советском Союзе-де средняя продолжительность жизни всего пятьдесят лет. Как в Верхней Вольте какой-нибудь… Вы же пишите про советского человека, а не про бабуинов…

– Бедуинов, – машинально поправил Аполлон.

– Вот именно.

"Чёрт, дались ей эти статистические данные! Может, она ещё с точностью до часов и минут знает, сколько сейчас живёт средний советский человек?" Аполлон лихорадочно соображал, как бы переделать вторую строку своего гениального опуса. Вдруг его осенило.

– Может быть, "около двух третей века"? – неуверенно спросил он.

– Ну-ка, ну-ка… Посмотрим, что получается: "Жизнь человека невелика – Около двух третей века…" Ну что же, звучит неплохо. Две трети века – это сколько же у нас будет?

Нина Андреевна задумалась, вперив взгляд в потолок и шевеля губами.

– Шестьдесят шесть целых и шестьдесят семь сотых, – подсказал Аполлон, – если округлённо…

– Да. Так. А у нас должно быть… 64 + 74 = 138. Разделим на два, получаем шестьдесят девять лет. А если учесть, что прошло десять лет…

Аполлон, опасаясь, что и вариант с "двумя третями" будет отвергнут, поспешил подстраховаться:

– Может быть, тогда изменим первую строку? – "Жизнь у мужчины невелика"?..

– У мужчины, говорите?.. Ну-ка, ну-ка… 66,67 лет больше, чем 64 года на 2,67 лет… Ну что ж, думаю, здесь большой ошибки не будет – за десять лет вы… – тут Нина Андреевна улыбнулась и посмотрела на Аполлона как-то ласково, – за десять лет вы на два с половиной года уж, точно, больше жить стали. Ну-ка, посмотрим, что теперь у нас получилось.

Она сделала исправления в листке и с выражением прочитала:

– "Жизнь у мужчины невелика -

Около двух третей века.

Путь от младенца до старика,

А там и нет человека".

Она удовлетворённо посмотрела на Аполлона.

– Ну что же. Это, я думаю, пойдёт.

Она ещё раз окинула взглядом всё стихотворение, и вдруг лицо её нахмурилось.

– Нет, это мы не можем напечатать.

– Но почему? – вырвалось у Аполлона.

Нина Андреевна ещё раз задумчиво посмотрела на начало стихотворения, потом повернула его к Аполлону.

– А вы посмотрите, что получается.

Аполлон прочитал начало своего шедевра вслух. Получилось то же самое, что и у Нины Андреевны, слово в слово.

– Получается то же самое, что и у вас, – пожав плечами, констатировал он.

– Да вы не читайте, вы посмотрите хорошенько… Неужели ничего не видите?

Аполлон ещё раз пробежал глазами всё стихотворение. "Неужели опять какая-нибудь статистика? – подумал он. – Далось ей это стихотворение. Чёрт меня дёрнул поэтом заделаться…"

– Нет. Ничего не вижу, – сказал он, наконец, и вопросительно посмотрел на редакторшу – сдаюсь, мол, не тяни кота за хвост, выкладывай, что ты там увидела.

– А вы посмотрите повнимательней. Если первую строфу рассматривать как акростих…Ах, ну да… Вы же начинающий поэт. А я-то совсем забыла, – Нина Андреевна с сожалением покачала головой. – Акростих, это стихотворение, в котором первые буквы каждой строки образуют какое-нибудь слово, чаще всего – посвящение, – пояснила она. – А теперь посмотрите, какое слово получается у вас.

Аполлон заглянул в свой листок и, не задумываясь, выпалил:

– "Жопа".

Но тут же спохватился:

– Ах, извините, пожалуйста, Нина Андреевна. Это у меня вырвалось.

– Ничего-ничего. Бывает… Но вот видите, как получается, даже извиняться приходится. А что подумает читатель, вы подумали? В "Заре коммунизма" печатаются акростихи с вульгарными выражениями. А кто-то может подумать, что это про него, что это посвящение – ему…

"Вот зануда! Я сам писал, ничего не видел, никаких жоп, а она… Ну и что, что жопа? Это же не акростих. А потом, как говорит Вася, это ж надо: жопа есть, а слова, оказывается, нету". Но, уже понимая, что спорить бесполезно, только себе во вред, он предложил:

– Хорошо, Нина Андреевна, давайте моё стихотворение, я ещё подумаю на досуге.

– Да, подумайте, А потом обязательно приносите, мы его обязательно напечатаем.

– Обязательно принесу.

Несмотря на любезный тон редакторши, Аполлон чувствовал к ней какую-то антипатию. Видно, сказывалось ущемлённое авторское самолюбие. Хотелось в отместку найти какую-нибудь закавыку и в её работе.

Но в этот момент дверь в кабинет открылась, и вошла симпатичная милая девушка в коротенькой юбке, с папкой в руке.

– Разрешите, Нина Андреевна? Не помешала?

То, что она вошла без приглашения, невзирая на наличие в кабинете посетителя, говорило о том, что она была тут частым и желанным гостем.

Редакторша не замедлила это подтвердить.

– А-а-а, Сонечка! – просияла она. – Нет-нет, как раз кстати. Проходи, садись.

Сонечка прошла, села рядом с Аполлоном, искоса с интересом взглянув на него. Аполлон совершенно искренне одарил её взаимными визуальными знаками внимания.

– Вот, познакомьтесь, Аполлон Флегонтович. Это Соня Просюк, наша молодая, но очень перспективная поэтесса. Вот у кого вы можете поучиться, – сказала Чегополова Аполлону, и повернулась к Соне: – Сонечка, это Аполлон Иванов. С Синельского спиртзавода. Тоже стихи пишет… Читала о нём статью?

– Да-да, – как-то рассеянно молвила Соня.

– Ты принесла что-то новенькое?

– Да, Нина Андреевна, вот.

Соня достала из папки листок. Протянула его Чегополовой.

Аполлон задержал взгляд на их руках. Чегополова, беря листок, нежно погладила пальчики Сони, сопроводив это действие нежнейшей улыбкой.

– Ну-ка, ну-ка, – проронила она, заглянув в листок и пробегая его глазами. – Замечательно!.. Вот, Аполлон Флегонтович, учитесь!.. Сонечка, прочитай нам сама.

Нина Андреевна возвратила листок Соне.

Аполлон с нескрываемым восхищением смотрел на девушку. Она была очень мила и непосредственна, когда встала, готовясь прочитать своё творение.