Владимир Бараев - Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

• Название: Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве
• Автор: Владимир Бараев
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-250-00014-2

Творчество Владимира Бараева связано с декабристской темой. Ом родился на Ангаре, вырос в Забайкалье, на Селенге, где долгие годы жили на поселении братья Бестужевы, и много лот посвятил поиску их потомков; материалы этих поисков публиковались во многих журналах, в местных газетах.

Повесть «Высоких мыслей достоянье» посвящена декабристу Михаилу Бестужеву (1800–1871), члену Северного общества, участнику восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Действие развивастся в двух временных пластах: прошлое героя (в основном события 14 декабря 1825 года) и его настоящее (Сибирь, 1857–1858 годы).

---

— Зажгу четыре свечи своим братьям, — запалив лучину, он поднес ее к свечам. — Это тебе, Саша, ты погиб первым. Это — Павлу, Петру… А это тебе, Николай. Ну вот, братья, мы и вместе. Хочу поговорить с вами…

То ли от движения руки, то ли от сквозняка языки пламени шевельнулись, словно кивая в знак согласия.

— Дорогие мои, так хотелось бы сказать вам — здравствуйте! Но вас уж нет на этом свете…

АЛЕКСАНДР

Михаил долго, пристально смотрел на пламя первой свечи.

Последний раз он видел Александра в Иркутске. Осенью 1827-го Сашу везли в Якутск, а его с братом Николаем — в Читу. Губернатор Цейдлер разрешил встречу, и они втроем провели целую ночь. Мишель подарил Саше «Parnasso italiano», а тот — библию, единственное, что у него нашлось для подарка. Наутро разъехались. Прощаясь, они верили в новую встречу, однако тот поцелуй оказался последним в этом мире.

Но сегодня, в годовщину восстания, Бестужев вспомнил, как ровно тридцать один год назад, рано утром, когда еще было темно, Саша явился к нему на полковую квартиру и сказал, что Якубович отказался вывести моряков Гвардейского экипажа. Услышав это, Мишель оцепенел — рушился не только план захвата Зимнего дворца, но и весь первоначальный план восстания. Московский полк должен был лишь присоединиться, поддержать выход моряков. Мишеля вдруг охватила решимость вывести московцев, Саша заколебался, предложил подождать, пока Рылеев не поднимет другие полки.

— Нет! — воскликнул Мишель. — Промедление погубит дело! Надо увести полк до присяги…

Вспоминая это позже, он ясно понял, что именно тот момент стал решающим и определил все дальнейшие события. После присяги полк вряд ли удалось бы поднять. И тогда не было бы восстания!

Письма Саши из Якутска доходили не всегда, и братья плохо представляли его жизнь там. Через два года его перевели на Кавказ, и тогда, несмотря на увеличившееся расстояние, переписка наладилась. Кроме того, Михаил и Николай получали журналы с рассказами и повестями брата, которые он подписывал псевдонимом Марлинский. Далеко не все, вышедшее из-под его пера, нравилось братьям. Саша, чувствуя это, как-то признался, что писать приходится вечерами при свете костров или луны, несмотря на смертельную усталость после боев и переходов по горным тропам…

Когда письмо брата Павла о смерти Саши пришло в Петровский Завод, декабристов потрясло это известие.

Совсем недавно они узнали о гибели Пушкина, и нот — новая трагедия. Михаил, никогда в жизни не плакавший, рыдал несколько дней, как ребенок. В конверт была вложена последняя записка Саши Павлу, написанная на клочке бумаги:

«Обнимаю тебя, любезный брат; если не приведет бог свидеться, будь счастлив! Ты знаешь, что я тебя любил много. Впрочем, это не эпитафия — я не думаю и не надеюсь умереть скоро, но все-таки, на всякий случай, лучше проститься. Не худо сделаешь, если задержишь письмо к матушке до следующего известия, чтоб не дать ей напрасного беспокойства.

Каково идет и ведет тебя служба? Поклонись Ростовцеву и всем, кто меня помнит не лихом. Писать ей-ей некогда: извини меня перед алчущею братиею журналов. Santè et prosperitè — твой друг и брат Александр Бестужев».

Мишеля поразил бодрый дух и тон записки, которую никак не хотелось назвать предсмертной. «Это не эпитафия — я не думаю и не надеюсь умереть скоро… Здравие и процветание!» — с надеждой твердил он.

Как утопающий за соломинку, ухватился он за слух о том, что Александр не погиб, а оказался в плену. Вспомнив рассказ Саши «Он был убит», Михаил перечитал его и нашел в нем не предсказание смерти в бою, а решение изменить судьбу.

«Кто мне даст голубиные крылья слетать на темя Кавказа и там отдохнуть душою? Не знаю сам, отчего к ним жадно стремятся мои взоры, по них грустит сердце. Не там ли настоящее место человека?» — писал Саша.

Может, он смертельно устал от «войнобеспя», в котором его упрекал брат Николай? Он мог устыдиться того, что в рядах регулярных войск сражается против горцев, берет штурмом аулы, когда под ядрами и пулями гибнут не только воины, но и их дети, жены, матери, старики. Саша ведь любил гордый, свободолюбивый характер кавказцев, хорошо зная их жизнь, изображал ее в своих повестях. Раненного, его могли увезти по горным тропам в глухое селение. А выздоровев, он не захотел возвращаться…

Измученное болью утраты воображение рисовало, как Саша женился на горянке, стал советником если не при Шамиле, то при другом военачальнике. Впрочем, для этого надо было бы принять ислам, а мог ли он изменить православию и присяге? Но вдруг произошло что-то недоступное пониманию Михаила и все случилось примерно так?

Когда сестры приехали в Сибирь, они привезли письмо баронессы Марии Воде со стихами в честь Александра «К домику в 14-й линии». Адрес вызвал недоумение, ведь Вестужевы жили на 7-й. Может быть, это было место тайных встреч Саши с баронессой? Кто знает…

Перед безмолвными стенами
В раздумье грустном я хожу
И животворными мечтами
Воспоминание бужу.
Я в них ищу с душою страстной,
Бестужев! образ твой прекрасный…
Увы! Под небом беспощадным,
В стране далекой, безотрадной
Умолк волшебной лиры глас,
Среди страданий и мучений
Угас навеки дивный гений.
Но… кто же видел, что угас?..
Ты, может быть, еще живешь,
Быть может, сторону чужую
Своим отечеством зовешь?..
Вовеки жив твой чудный гений,
Он жив в листках твоих творений,
Жив навсегда во всех сердцах…

Баронесса Боде написала это в начале сороковых годов. Какой же сильной оказалась ее любовь, если она сочинила стихи много лет спустя после смерти, нет, после исчезновения Александра! А вдруг он в самом деле жив? Живет в одном из аулов и пишет стихи, повести, романы. И может, через сто-двести лет в каком-нибудь тайнике среди скал обнаружатся его рукописи, созданные за долгие годы жизни среди горцев. И тогда он вернет долг «алчущей братии журналов».

Порыв ветра пробился сквозь щель в оконце, и первая свеча погасла. Оттого, что ближе к окну, подумал Бестужев и снова зажег ее. Но через некоторое время она опять погасла. Отчего это? Не знак ли божий? Неужто все-таки жив?

Михаил поднял кружку:

— Если ты жив, Саша, — saute et prosperity! А если нет, то… Впрочем, пью за здравие и процветание!

ПЕТР

— Теперь, Петруша, к тебе мое слово. Участь твоя самая печальная, тебя убили не пулей…

Бестужев прикрыл глаза, и вдруг в завывании ветра за окном, потрескивании дров в нечурке почудились детские голоса, журчание Малой Невки у Крестовского острова, где у Бестужевых была дача.

День солнечный, яркий. Разбойники Ринальдо Ринальдини, роль которого взял на себя Саша, удирают на лодке от погони. Под мостом она наскочила на подводную сваю и начала заполняться водой.

— Ринальдо! Пробоина в борту! — крикнул Мишель. Отважные «разбойники» в испуге завопили: «Тонем!

А-а-а!» Громче всех кричал шестилетний Петруша. На берегу бегала Елена с маленьким Павликом на руках: «Спасите! Помогите!» Ринальдо заткнул дыру курткой, схватил Петрушу: «Перестань кричать, не то брошу в воду!» Тот сразу умолк. Потом Саша с Мишелем взялись за весла и кое-как сумели причалить к берегу.

В другой раз, спасаясь от «испанских жандармов», Мишель прыгнул с берега на плот, поскользнулся и, разбив голову, лишился чувств. Очнувшись, он услышал шепот Петрушп: «Бедный Мишель! Вдруг умрет». — «Он проживет дольше всех нас!» — уверенно сказал Саша. Слова оказались пророческими. И вот братья давно уж канули в Лету, а Михаил сидит в таежной заимке и слышит их детские голоса. И так горько, невыносимо тяжко сделалось от этого, что он застонал…

Петр был всего на три года моложе Михаила. И если к старшим братьям — Николаю и Александру относился с огромным почтением, то к Мишелю, почти ровеснику, у него подобного чувства в детстве не было. Не очень общительный, сдержанный характер создал Петру славу надменного гордеца, хотя в сущности он был отзывчивым, добрым малым.

Служба его начиналась блистательно. В августе 1824 года мичман Петр Бестужев сопровождал Александра I во время поездки в Кронштадт и Рамбов. С гордостью Петр писал матери, что был всюду от государя в нескольких шагах. «Что же касается до князей великих, то они так часто (особенно Николай) посещают Кронштадт, что мы встречаем их запросто, как давно знакомых частных людей».

Накануне восстания старшие братья отправили Петра в Кронштадт, но, к удивлению, он вернулся оттуда, упросив Михаила не говорить другим братьям, что он здесь. А наутро Петр, добровольно став связным, как челнок, сновал между казармами Московского полка и Гвардейского экипажа. Когда Александр и Михаил Бестужевы вывели солдат к Сенату, Петр прибыл туда и выполнил просьбу Михаила — вернуться в экипаж и сообщить брату Николаю о начале восстания. И тому удалось вывести моряков.