Владимир Бараев - Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

• Название: Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве
• Автор: Владимир Бараев
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-250-00014-2

Творчество Владимира Бараева связано с декабристской темой. Ом родился на Ангаре, вырос в Забайкалье, на Селенге, где долгие годы жили на поселении братья Бестужевы, и много лот посвятил поиску их потомков; материалы этих поисков публиковались во многих журналах, в местных газетах.

Повесть «Высоких мыслей достоянье» посвящена декабристу Михаилу Бестужеву (1800–1871), члену Северного общества, участнику восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Действие развивастся в двух временных пластах: прошлое героя (в основном события 14 декабря 1825 года) и его настоящее (Сибирь, 1857–1858 годы).

---

— Дай-то бог, — сказала Мария Алексеевна, — но в прошлом году отсюда сбежало более тысячи каторжан. Даже вот песня появилась — «По диким степям Забайкалья»…

Где-то около полуночи, когда все разошлись, Бестужев спросил Ваню, чему он думает посвятить жизнь.

— После смерти папы мама отправила меня в Кяхту, служу там приказчиком.

— А не знаешь ли ты Алешу Старцева?

— Конечно. И даже то, что он — ваш племянник. Бестужев тепло, по-отечески обнял Ваню.

— Путь ваш с Алешей будет непрост. Многие относятся к купцам как торгашам, которые так и норовят надуть кого-то… Сейчас вот, столкнувшись с купцами, я понял, как от их личных видов страдают многие. В то же время среди купцов немало замечательных людей. Когда мы с братом Николаем оказались в Селенгинске, никто не помог так, как Старцевы, Лушниковы, а в Кяхте Сабашниковы…

Тут в комнату вернулась Мария Алексеевна.

— Вижу, вы сошлись, — улыбнулась она.

— У нас столько общих знакомых, — сказал Бестужев, назвав кроме тех, о ком говорил только что, Басниных, Боткиных, Прянишниковых. — Уверен, что кяхтинцы дадут России немало замечательных людей. Я не пророк, но убежден: Сибирь станет просвещенным краем…

— Хотелось бы верить, — вздохнула Мария Алексеевна, — но на весь край всего одна порядочная гимназия, зато вместо одного винокуренного завода в Иркутске стало восемнадцать, вместо нескольких кабаков — четыреста. Вот где прогресс! Тут я не спорю. А чтобы исправить, спасти народ, нужны гимназии, а не кабаки. Дай-то бог сбыться вашим словам, но сколько воды утечет до тех пор в Шилке и Амуре…

— Рад видеть в вас единомышленницу. А то, о чем я говорил, возможно лишь при общественном переустройстве.

— Ну, Михаил Александрович, — она обеспокоенно глянула на сына.

— Маменька, я пойду, — сказал Ваня, поняв, что она не хочет говорить об этом при нем. Мария Алексеевна возражать не стала. Да и время позднее — часы пробили полночь. Когда Ваня вышел, он спросил, отчего все Кандинские восточного облика.

— О, это целая история, устанете слушать, — улыбнулась она.

— Готов хоть до утра.

— Один из наших предков — тунгусский князь Гантимур…

— Простите, на днях я познакомился с Гантимуровым.

— Высокий такой, с бородкой? Это мой троюродный брат. Он продал вам что-нибудь?

— Лодку, на которой я приплыл сюда.

— Господи, — улыбнулась она, — есть у него такая слабость.

— Взял всего ничего, а оморочка — чудо! Но мы говорили о Гантимуре.

— Да, имя его монгольского происхождения, но означает не хан Тимур, а скорее — железный князь… Он был вождем большого тунгусского племени, кочевал на севере Маньчжурии. Гантимур — пращур по матери, а прадед по отцу был бурят. Так что у нас намешано всего понемногу. Русской крови больше, но закваска остается, — усмехнулась она, показав на свои глаза, скулы.

Бестужев хотел сказать, что именно восточные черты делают ее особенно привлекательной, но постеснялся смутить эту красивую, еще молодую, около сорока лет, женщину.

— Когда русские вышли на Амур, Гантимур подружился с ними, попросил подданства России. Императору Канси это не понравилось — какой пример другим приамурским племенам! Он стал требовать выдачи Гантимура. Нерчинский воевода отказал, тогда маньчжуры пошли на Албазин, взяли его штурмом, затем осадили Нерчинск и заставили подписать договор, по которому путь на Амур для России был закрыт. Гантимур стал кочевать со своим племенем по Шилке и Конде. Царь Алексей Михайлович за верность России присвоил ему титул князя. Те, что жили на Конде, назывались кондинскими, отсюда и наша фамилия.

Строительство барж в Бянкине задерживалось, и Бестужев провел у Кандинских целую неделю. Уставая от неурядиц и хлопот, он проводил вечера в беседах с Ксенофонтом Алексеевичем и Марией Алексеевной, играл в шахматы с Ваней и его кузеном Витей, который был не по возрасту смышлен и развит.[9] Потом Ваня и Витя уехали в Кяхту. Когда гостиная была пуста, Бестужев с удовольствием музицировал на рояле.

Вряд ли он узнал бы о своих музыкальных способностях, если бы не выиграл в лотерее фортепиано. Случилось это уже на поселении в Селенгинске. Однажды, когда в доме никого не было, он попробовал сыграть песню. «Что ни ветр шумит во сыром бору», слова которой сочинил на каторге в честь восстания южан. Первый опыт ободрил его, и он стал подбирать мелодии Алябьева, Глинки, Булахова. А самую сокровенную для него мелодию он долго не осмеливался трогать. Слишком дорога была она, чтобы портить плохим исполнением. Позднее он все же решился и разбередил давнюю душевную рану.

Впервые «Пассакалью» Генделя Мишель услышал с Анетой, дочерью адмирала Михайловского. Она сидела взволнованная и мелодией, и присутствием Мишеля, и мечтами о будущем, связанными с ним, тогда молодым лейтенантом флота. Потом она стала играть «Пассакалью» на арфе. Мелодия Генделя стала как бы символом их отношений и навсегда связалась в памяти с образом Анеты.

Накануне восстания, оказавшись неподалеку от дома Михайловских, он решил проститься с Анетой. Дом был полон гостей, звучала музыка. Анета очень обрадовалась приходу Мишеля, с удовольствием танцевала с ним. Как же мила, прекрасна была она тогда! Побыв там совсем немного, он решил незаметно удалиться. Выйдя в переднюю, надел шинель, но из-за волнения никак не мог застегнуть крючки. Однако Анета увидела его и обиженно спросила, почему он уходит. Мишель обнял ее, поцеловал и молвил: «Прощай, мой друг!» Дрогнувший голос, глаза выдали его, она догадалась, на что решился он, — город гудел слухами о заговоре, побелела как полотно и рухнула без чувств. Уложив ее на диван и воспользовавшись поднявшейся суматохой, он выбежал на улицу…

АТАМАНОВКА

Вернувшись из Бянкина в Читу, Бестужев подготовил к отправке первые суда каравана. На берегу Ингоды, в казачьей станице Атамаповке, под Читой, заканчивалась погрузка части барж и плотов. Отплытие задерживалось из-за отсутствия губернатора Забайкалья Корсакова. На дороге, спускающейся с горы к реке, показался верховой из Читы и, подскакав к Бестужеву, сообщил, что Корсаков задерживается с американцем Коллинзом в рудниках и велит отплывать, не дожидаясь его прибытия.

Бестужев попросил позвать священника. Из ближней избы появился высокий благообразный старец в сопровождении двух дьяконов. В руках у него икона Богоматери, которую, по преданию, вывезли из Албазина.

Как только отец Афанасий окончил молебен, оркестр военных музыкантов заиграл «Амурский марш». Бестужев скомандовал отвал, гребцы передних барж начали отталкиваться баграми. Засуетился народ на берегу. Мальчишки побежали вдоль реки, крича и подбрасывая вверх шапки.

Бестужев направился к своей лодке и увидел, как из толпы вышел осанистый, респектабельного вида мужчина. Это был Густав Радде, начальник экспедиции Российского Географического общества. Корсаков обещал отправить его на Малый Хинган, но не отдал распоряжения об этом. Радде был в отчаянии, боясь упустить вешние воды и застрять на мелководье. Бестужев разрешил дело двумя словами: «Едемте вместе». Подойдя к одному из свободных плотов, который предстояло загрузить в Шилкинском Заводе, он велел помочь Радде в погрузке его вещей, а ему самому предложил свою «адмиральскую» лодку с сооруженной на ней будкой от солнца и дождя. Павел обеспокоился: «Как же мы?», но Бестужев сказал, что в Бянкине есть еще одна такая, а пока они поплывут на оморочке.

— Не знаю, как и благодарить вас! — взволнованно пожал Радде руку Бестужева.

— Наш караван будет догружаться ниже, а вы нас не ждите, идите вперед. До встречи на Хингане.

Бестужев и Павел уселись в зыбкую оморочку. Быстрое течение тут же подхватило ее. Бестужев несколькими взмахами весла вывел лодочку на стремнину. Дома и толпа на берегу начали удаляться и вскоре скрылись за поворотом. Павел взял весло у Бестужева и стал грести мощно, размеренно, обгоняя одну баржу за другой, пока лодочка не оказалась впереди эскадры.

Когда начали сгущаться сумерки, на задней барже засветился огонь. Плоты и баржи нагружены легко, некоторые совсем свободны, и Бестужев решил пройти часть пути ночью. Вскоре костры загорелись и на других баржах, плотах. Бестужев тоже зажег заранее приготовленный смолистый факел, прикрепил его к корме. Цепочка огоньков, растянувшись по Ингоде, двигалась вдоль высоких гористых берегов, покрытых густым лесом. Засветилась на западе яркая Венера. Караван гусей, тревожно перекликаясь в сумеречной вышине, проплыл на северо-восток.

ШИЛКИНСКИЙ ЗАВОД

Приняв баржи, построенные в разных местах, Бестужев завершал погрузку в Шилкинском Заводе, где находилась основная база грузов Амурской компании, доставленных из Иркутска зимой санным путем. Однако дела шли плохо: интенданты строили каверзы, мешала и торговля водкой в шинке. Никакие убеждения и угрозы не действовали на интендантов и шинкаря. И как только приехал генерал-губернатор, Бестужев рассказал ему обо всем. Муравьев тотчас же приказал вызвать чиновников и полицмейстера. Когда они явились в кабинет, Муравьев начал распекать их: