Виктор Муратов - Командарм Лукин

• Название: Командарм Лукин
• Автор: Виктор Муратов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00702-0

Генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин — один из героев Великой Отечественной войны. Войска армий, которыми он командовал, храбро и мужественно сражались с превосходящими силами противника в Смоленске и на ближних подступах к нему, под Вязьмой. Попав в бессознательном состоянии в плен, раненный в ногу и руку, генерал Лукин пережил ужасы гитлеровских лагерей, стойко перенес все невзгоды, оставшись верным сыном Родины. О его героической и драматической судьбе и рассказывают в этом историческом повествовании писатель В. Муратов и дочь генерала Лукина Ю. Городецкая.

---

Но не успел Василий ничего рассказать отцу. Объявили Василия немецким, французским, итальянским шпионом, и получил он десять лет заключения.

Лукин узнал об этом трагическом финале от отца Василия. Уваров-старший пришел на квартиру к Лукину и показал письмо сына.

— Василий подал кассацию с просьбой о пересмотре приговора. Вот просит в письме обратиться к вам. Вы сможете дать ему характеристику, Михаил Федорович?

— Конечно, я знал Василия в трудные дни. Это честный, преданный своей Родине офицер. Какой же он шпион?

Именно так и написал генерал Лукин в характеристике на бывшего техника-интенданта 2 ранга Уварова.

А через несколько дней Лукина вызвал начальник особого отдела Московского военного округа.

— Вы знали техника-интенданта Уварова?

— Знал.

— Вы дали ему характеристику?

— Да.

— А вы знаете, что он шпион?

— Нет, я этого не знаю.

— Почему же вы написали такую характеристику?

— Такую характеристику написал потому, что знал Уварова по плену. Я знаю этого парня, у него чистое нутро.

— Он шпион, — стоял на своем начальник особого отдела. — И вы должны забрать эту свою характеристику. — Он протянул Лукину знакомый листок: — Порвите это и напишите другую характеристику, соответствующую…

— Никакой другой характеристики я писать не буду.

— Вы обязаны это сделать. Вы должны помочь правосудию.

— Ни слова я менять не буду. Я дал характеристику Уварову за тот период, когда был рядом с ним и хорошо знал его. Что он делал во Франции и Италии, я не знаю.

— Я хорошо вас понимаю, генерал, — неожиданно изменил тактику собеседник. — Понимаю ваши чувства. Но вы этим не помогаете правосудию, а тормозите дело. Учтите, бумага с вашей подписью будет лежать в деле шпиона.

— Не пугайте, — перебил Лукин. — Повторяю, ни слова в характеристике менять не буду.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сдерживая гнев, проговорил начальник особого отдела и все же не выдержал, закричал: — Много на себя берете! Вы пожалеете о своем упорстве!

— Не кричите на меня, — спокойно проговорил Лукин. — Я вас не боюсь. Если ко мне нет больше вопросов, отметьте пропуск.

А вскоре генерала Лукина вызвали в суд в качестве свидетеля по делу Уварова. Михаил Федорович повторил там то, что написал в характеристике. Каково же было его удивление, когда на вопрос судьи: «Признаете ли вы себя виновным?» — Уваров ответил:

— Да, признаю.

Генерал не поверил своим ушам. Признает себя виновным! В чем? В шпионаже? Но взгляд Василия при этом устремлен на Лукина. И Лукин понял, что тут что-то неладное, что признание это неискреннее, вынужденное.

Приговор был суровым — Василию Уварову прибавили еще пять лет. Вместо оправдания, ужесточили наказание. И характеристика генерала Лукина не помогла.

С тяжелым чувством покидал Лукин зал суда. Он не мог поверить в признание Василия. Знал, что в те черные времена в следственных камерах ретивые и послушные служители «правосудия» добивались нужного им признания и не от таких людей…

Как тяжело было сознавать свою беспомощность. Порой подкрадывалось чувство разочарования, бесполезности усилий. Но Лукин гнал прочь эти чувства. Он понимал, что не партия виновата в разгуле несправедливости, в уродливом искажении ленинской социальной политики, и верил, что так продолжаться долго не может.

Приходилось Лукину драться и не только ради самого человека, невинно пострадавшего, но и ради его близких, ради детей. «Сын за отца не отвечает» — эти слова, вроде бы сказанные когда-то Сталиным, оставались словами. В жизни часто все происходило иначе.

Однажды осенним вечером 1954 года в квартире Лукина на Гончарной набережной раздался звонок. Дверь открыла Надежда Мефодиевна. На пороге стоял мужчина лет сорока. Несмотря на штатский костюм, в нем угадывалась военная выправка. Представился:

— Сиваев Олег Максимович.

Лукин с минуту смотрел на вошедшего, спросил:

— Не генерала ли Сиваева сын?

— Да, я сын генерала Сиваева.

— Похож, очень похож на Максима Наумовича. Очень рад сыну боевого товарища. Что привело вас ко мне?

— Горе привело, товарищ генерал…

В тот вечер Надежда Мефодиевна не один раз заваривала чай. Мужчины беседовали до глубокой ночи. Олег Сиваев поведал генералу свою горестную историю.

— В сороковом году я окончил артиллерийское училище, служил в зенитных частях. В бой вступил 22 июня, командуя батареей. За годы войны моя батарея уничтожила не один десяток фашистских самолетов. После войны продолжал служить в основном на штабных должностях, стал подполковником. О судьбе отца в те годы ничего не знал. Никаких официальных сообщений о нем ни у меня, ни у матери не было. Я считал, что отец пропал без вести где-то под Вязьмой в сорок первом году.

Служба моя проходила нормально, и я не ожидал над своей головой никакой грозы. Но вот в пятьдесят втором году я почувствовал, что мной почему-то заинтересовались в особом отделе. Мое личное дело почему-то требовали то к одному, то к другому старшему начальнику. А потом случилось необычное. Мою последнюю характеристику, написанную командиром части, вернули назад и предложили «пересоставить». Указание было выполнено. Из характеристики убрали все положительное в моей службе и сделали акцент на том, что я сын «врага народа» и скрываю тот факт, что отец расстрелян. А ведь я, Михаил Федорович, об отце ничего не знал.

Лукин слушал молча, лишь курил одну папиросу за другой.

— Финал оказался прост и коварен, как удар ножом в спину из-за угла, — продолжал Олег. — В июле пятьдесят третьего без объявления каких-либо причин я был уволен из армии «по сокращению штатов». Ни один мой прямой начальник не смог мне объяснить, как я попал под сокращение. Командование части никаких представлений не делало. Я был поставлен перед свершившимся фактом.

Но мир не без добрых людей, и один мой сослуживец, Герой Советского Союза, под большим секретом рассказал, что отец «за измену Родине» в пятьдесят первом году был расстрелян. Я стал «политически неблагонадежным».

Все это обрушилось так неожиданно, что я растерялся. Рушилась вся жизнь — отлучен от любимого дела, не имею никакой гражданской специальности, на руках беременная жена и малолетний сын. Куда ехать? Что делать? Где жить? А ведь я прошел всю войну… Где же справедливость, Михаил Федорович?

— Как вы узнали мой адрес? — спросил Лукин.

— Мне довелось одно время служить вместе с генералом Потаповым. Он узнал меня по фамилии, но ничего об отце не сказал, хотя находился вместе с отцом в плену и после плена. Лишь однажды, как бы ненароком, он назвал вашу фамилию и посоветовал в случае необходимости обратиться к вам за помощью.

— Ну что ж, Олег, будем бороться, — проговорил Лукин. — Я думаю, что в твоем деле надо начинать с отца.

И Лукин начал борьбу за восстановление честного имени генерала Сиваева. Он связался с теми, кто был с ним и Сиваевым в суровые годы испытаний в фашистских застенках. Вместе с Олегом Сиваевым они разыскивали адреса по всей стране. Не все шло гладко. Много раз бывал Олег Сиваев в военной прокуратуре. Не раз приходил оттуда разочарованный, морально разбитый, порой опускал руки, готов был отступить.

Генерал всячески поддерживал его, укреплял дух, вселял надежду.

— Пойми, Олег, — по-отцовски говорил он. — Дело, которым я занимаюсь, нужно не только тебе. Я сам кровно заинтересован в том, чтобы имя моего боевого товарища было реабилитировано. В этом я вижу свой человеческий ДОЛГ.

В начале 1957 года Лукин позвонил Сиваеву.

— Есть хорошие новости, — услышал Олег бодрый голос генерала. — Срочно приезжай ко мне.

Встреча, как всегда, была радушной. Михаил Федорович, довольный, прихрамывая, ходил по комнате и приговаривал свою любимую присказку:

— Хорошо-то девки пляшут, по четыре кряду в ряд!

— Не томите, товарищ генерал.

— Так вот, Олег, сегодня мне позвонили из Военной коллегии. Дело твоего отца рассмотрено. Генерал-майор Сиваев Максим Наумович полностью реабилитирован… На днях получишь соответствующий документ. Поздравляю…

О чем поведали архивы

Приехав в Москву по издательским делам, Михаил Шолохов заболел, и его, полковника в отставке, положили в военный госпиталь. В столовой за столиком рядом с Шолоховым оказался генерал Москвитин. Как водится среди военных, многие разговоры сводились к войне, тем более что Шолохов в то время продолжал работу над романом «Они сражались за Родину», и его особенно интересовал начальный период войны. Шолохов вспоминал свои поездки на фронт в Смоленск, под Вязьму, о встрече с генералом Лукиным.

— С тех пор прошло уже двадцать лет, а я, к сожалению, до сих пор ничего не знаю о судьбе генерала, — с печалью говорил он. — Наверное, погиб. Тогда в вяземских лесах столько полегло!..