Георгий Халилецкий - Осенние дожди

• Название: Осенние дожди
• Автор: Георгий Халилецкий
• Жанр: Советская классическая проза

Георгий Халилецкий — известный дальневосточный писатель. Он автор книг «Веселый месяц май», «Аврора» уходит в бой», «Шторм восемь баллов», «Этой бесснежной зимой» и других.

В повести «Осенние дожди» он касается вопросов, связанных с проблемами освоения Дальнего Востока, судьбами людей, бескомпромиссных в чувствах, одержимых и неуемных в труде.

---

— Ребята говорили, ты сирота? — незаметно для самого себя я перешел на «ты».

Она подняла заплаканное лицо:

— Почему? Мама-папа есть. В Москве живут, на Ново-Басманной.

— Может, тебе есть смысл съездить к ним?

Она меня не поняла. Сказала:

— Зачем? Не обо мне же разговор.

— Ну тогда знаешь что? — Я обрадовался неожиданной мысли.— Съезди-ка ты к нам, а? Поживешь у нас. Катерина Петровна моя — знаешь, какая настоящая женщина! А может, уже и приехала наша Женька?

— Нет,— мягко, но решительно произнесла девушка.— Спасибо, это ни к чему.

И тогда я все-таки решился на тот, самый главный разговор.

— Анюта,— начал я осторожно,— расскажи мне, что все-таки произошло? Ведь не бывает же так — ни с того ни с сего сорвался человек с места.

— Конечно, не бывает,— согласилась она.

— А тогда — что? Ты понимаешь, тень ложится на всю их бригаду!

— Понимаю...

Анюта молчит, собираясь с мыслями.

— Мне и самой не все ясно.— Кончиками пальцев она смахивает слезинки с ресниц.— Видите ли, Алексей Кирьянович. Даже не знаю, с чего начать? Вот когда Варюшка вернулась и сказала, что она не застала Алешку в бараке, мне почему-то стало тревожно-тревожно. И я решила зайти к вам сама. Просто так...

2 Из дневника Алексея Кирьяновича

«...А я-то, оказывается, в это время был у Наташи. Вот как, по рассказу Анюты, я представляю себе все, что произошло в то воскресное утро в нашем бараке.

Она решила, что заглянет к нам в барак — просто так, без какой-либо определенной цели. Поздоровается, пошутит с ребятами, в крайнем случае спросит, нет ли у нас чего-нибудь почитать. Правда, она боялась одного: Шершавый разгадает ее состояние.

На полпути к бараку девушку неожиданно окликнул Маркел:

— Аннушка? Ты куда это в такую пору, голубушка? В девятнадцатый, что ли?

Она молча кивнула.

— Не ходи,— посоветовал Маркел.— Там не до тебя теперь.

— А... что случилось? — испугалась она.

— Будут обсуждать промеж себя этого... забулдыгу.

— Романа?

— Его.

— За что?

— Да тут, милая моя, такая история — понарошке не сочинишь. Роман-то узнал в конце концов, что Алешка в некотором роде его сын. Правильно говорится: сколько веревочку ни вей, кончик будет! — В голосе Маркела было почти ликование.— Ну и нарезался Роман вчера! Сычиха говорит: денег у него не хватило, так он стал предлагать все, что у него было: кому — ватник, кому — пиджак. Спасибо, я тут случайно оказался, не то он наторговал бы! Веришь, еле его до барака доволок. Плачет, кричит: «Подлец я, Алешку не уберег!» Ну, а сегодня они это дело разбирают, так сказать, в узком семейном кругу.

Анюта рассказывает мне это, и я довольно живо представляю себе тонкогубое насмешливое лицо Маркела, его не вяжущиеся с тихой и вкрадчивой речью резкие движения.

Анюта слышала его и не слышала, понимала и не понимала. Из всего, о чем говорил ей Маркел, до нее отчетливо дошло только одно: Алеша, ее Алеша,— сын Романа Ковалева.

— Как же это так — сын? — недоверчиво произнесла она.— Это что-то маловероятное.

— Да уж поверь. Зря говорить не стану.

— А они, что же, выходит, не знали оба?

— В том-то и весь фокус,— подтвердил Маркел.— Понимаешь, как оно получилось.

Не дослушав, она вдруг побежала к девятнадцатому бараку. По дороге у нее расстегнулся ботик, но она даже не стала нагибаться, бежала, не замечая ничего.

У входа в барак, поставив ногу на крылечко, Борис чистил ботинок.

— А, Анюта,— обрадовался он.— К нам?

— К вам? —- девушка на мгновение растерялась, но тут же независимо повела плечами:  — Почему к вам? Просто гак. Гуляю.

— Тем более, погода,— в тон поддержал ее Борис.— А ты бы к нам гуляла. Тоже просто так.— Он дружески подмигнул ей. — Кое-кому нечаянная радость.

— Еще чего! — вспыхнула Анюта, но когда Борис взял ее за руку: «Пойдем, пойдем, нечего бояться, у нас не кусаются»,— не сопротивлялась.

— Вот, пожалуйста,— громко сказал он, вводя девушку в комнату.— Мимо идет, а нет чтобы к старым друзьям заглянуть.

— И правда, Анюта, ты что-то загордилась.— Шершавый посмотрел на нее так внимательно, что она смутилась.

— Раздевайся, у нас тепло.

Пока она снимала пальто, пока Сергей помогал ей стащить ботики и, укоризненно покачав головой, тут же достал из стола инструмент; пока Борис наливал гостье чай и, не спрашивая ее согласия, накладывал варенье в блюдце, Анюта с молчаливой настороженностью рассматривала всех по очереди.

— Как у тебя со школой, приняли — нет? — не отрываясь от бумаг, заговорил Лукин. Это была его затея: убедить ее и Серегу пойти в вечернюю школу.— Слышал, в этом году был ограниченный набор?

— А мне все равно,— ответила девушка.— Не интересовалась.

Она произнесла это с каким-то вызовом, высоко вскинув голову.

— Нич-чего не понимаю,— Лукин развел руками.— У тебя, гляжу, на неделе семь пятниц. Собиралась же!

— Собиралась, да передумала.

— И зря,— добродушно улыбнулся Шершавый.— Вот я...

— «Вот я, вот я...» — резко оборвала его Анюта.— Ну чего вы от меня хотите? Учись не учись, какая разница?

— То есть как это? Не понимаю? — растерялся бригадир.

— Да что тут непонятного? Образованных все больше, а зло между людьми от этого разве убывает? Ну скажите, убывает? Или не так рассуждаю?!

Теперь все в бараке: и Лукин, и Борис, и Шершавый,— отложив свои дела, глядели на нее удивленно: так она не говорила еще никогда! Только Алексей отвернулся к окну и задумчиво водил пальцем по стеклу.

Анюта продолжала с отчаянием:

— Иные вон и не учатся. Глянешь, дуреха девка, на расстоянии видно, что дура, а счастливая! Ее любят, она любит... А иные  — век за партой, да что толку?!

— Тебя послушать,— насмешливо возразил Алексей, — весь смысл жизни — в любви.

— А в чем еще, Алеша? — с затаенной тоской возразила девушка.— Отец Маркел правильно объяснял: озлобились люди! Любви не стало — мира не стало!

— Оте-ец Маркел! — насмешливо, нараспев протянул Серега.— Н-ну, тогда все попятно. Ничего нашла себе папашу!

— А ты его не трожь! — вдруг взорвалась Анюта.— Не трожь, говорю. Он кому из вас плохое сделал? Никому. А вы его невзлюбили, вот и плетете зря!

— Постой, постой,— пытался вмешаться Лукин.— Ты, девушка, что-то не то говоришь. При чем здесь «взлюбили, не взлюбили»?

— Ладно вам,— все более распаляясь, воскликнула Анюта. Она обвела всех растерянным взглядом,— Он добрый, понимаете? Добрый! А вы...

— А что — мы? — с вызовом спросил Алексей.

— Не знаю... Не понимаю! С вами поговоришь — какие-то вы все... Озлобленные. Словами — как на горячую сковородку.

— Мы-то? — искренне удивился Шершавый, но Лукин властным жестом остановил его:

— Не мешай, дай ей договорить.

А она продолжала с болью:

— Объявили, растрезвонили: мы — коммунистические, горой друг за друга стоим. Для себя-то, может, вы и коммунистические...

— Мы для себя,— снова вмешался Алексей.— А Маркел — он что, для окружающих?

— Зачем насмешничаешь, Алеша?

— Да на расстоянии видно, что за птица...

— Я уж не знаю, хорош ли, плох ли он. Знаю только, что и выслушает без насмешки. И душевное слово найдет. И совет подаст.

Наступило томительное молчание.

— Вот так, орлы,— подытожил Луки — Утрите слезы.— И покачал головой.— Разделала ты нас под орех, Анюта.— Он грузно поднялся.— А Маркел, язви его в душу, гляжу, не дремлет.

Уже от двери он снова обернулся к девушке.

— В чем-то ты, конечно, права. Но это все надо обдумать. Я вот поостыну, сам тебя отыщу.— Он улыбнулся с неожиданным добродушием.— А вообще, ты молодец! Правильно, так нам, чертям, и надо!

Он ушел. Борис вдруг спохватился, что у него тоже дела, и почти насильно потащил Серегу.

— Пойдем, пойдем, нечего тебе киснуть. По новейшей теории все беды от сидячего образа жизни происходят.

Алексей и Анюта остались вдвоем.

— Алеша...— помедлив, произнесла девушка, — Я больше так не могу, Алеша, не вынесу. Девчонки ночью спят, а я плачу... Так с ума можно сойти!

— Ты о чем? — с деланным безразличием спросил Алексей, не глядя в ее сторону.

— Знаешь о чем. Давно все знаешь...

Он без надобности отстегнул с руки часы, без надобности снял с них верхнюю крышку. Все это он делал сосредоточенно, будто вокруг него никого и ничего. Все так же бесстрастно сказал, точно выдавил из себя:

— А моя-то вина тут какая?

Анюта посмотрела на него непонимающе.

— Да если б ты был виноват, неужели я пришла бы сюда? Ты плохо меня знаешь, я ведь гордая. Мне через ваш порог — все равно как через костер...

Алексей поморщился.

— Зачем такие слова? Если я не виноват, и ты это понимаешь...

— Я об одном прошу: не будь таким жестоким. Я от тебя отвыкну... постепенно. Приучу себя к мысли, что мне уже не на что надеяться,— сказала Анюта.