Лев Толстой - ПСС. Том 24. Произведения 1880-1884 гг.

• Название: ПСС. Том 24. Произведения 1880-1884 гг.
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Религиоведение
• Год: 1957

«Это сочинение — обзор богословия и разбор Евангелий — есть лучшее произведение моей мысли, есть та одна книга, которую (как говорят) человек пишет во всю свою жизнь. Я имею на это свидетельство двух ученых и тонких критиков, обоих несогласных со мною в убеждениях. Оба, всегда прямо говорившие мне правду, признали сочинение неопровержимым.»

«Но, несмотря на все усилия толпы, избранные люди, сквозь всю грязь лжи, видят истину и проносят ее во всей чистоте чрез века и усилия лжи, и в таком виде учение доходит до нас. Тот, кто теперь, в наше время, будь он католик, протестант, православный, молоканин, штундист, хлыст, скопец, рационалист, какого бы ни был исповедания, тот, кто читает теперь Евангелие, находится в странном положении. Тот, кто умышленно не закрывает глаза, тот не может не видеть, что если тут не всё, что мы знаем и чем мы живем, то по крайней мере что-то очень мудрое и значительное. Но мудрое и важное это выражено так безобразно, дурно, как говорил Гёте, что он не знает более дурно написанной книги, как Евангелие, и зарыто в таком хламе безобразнейших, глупых, даже непоэтических легенд, и умное и значительное так неразрывно связано с этими легендами, что не знаешь, что и делать с этой книгой. Толкования к этой книге нет другого, как то, которое дают различные церкви. Толкования эти все исполнены бессмыслиц и противоречий, так что каждому представляется сначала только два выхода: или, осердясь на вшей, да шубу в печь, т. е. откинуть всё как бессмыслицу, что и делают ⁹⁹/₁₀₀, или покорить свой разум, что и велит делать церковь, и принять вместе с мудрым и значительным всё глупое и незначительное, что и делает ¹/₁₀₀ тех людей, которые или не имеют зрения, или умеют прищуривать глаза так, чтобы не видать того, чего не хотят видеть. Но и этот выход непрочен. Стоит показать этим людям то, что они не хотели видеть, и они волей — неволей бросают вместе с ложью и ту правду, которая была в ней замешана. И что ужасно при этом, это то, что ложь, смазанная с истиной, смазана с ней часто не врагами истины, но самыми первыми друзьями ее; то, что эта ложь считалась и была первым орудием распространения истины. Ложь о воскресении Христа была во времена апостолов и мучеников первых веков главным доказательством истинности учения Христа. Правда, эта же басня о воскресении и была главным поводом к неверию в учение. Язычники во всех житиях первых мучеников христианских называют их людьми, верующими в то, что их распятый воскрес, и совершенно законно смеются над этим.»

 «Я смотрю на христианство не как на исключительное божественное откровение, не как на историческое явление, я смотрю на христианство, как на учение, дающее смысл жизни. Я был приведен к христианству не богословскими, не историческими исследованиями, а тем, что пятидесяти лет от роду, спросив себя и всех мудрецов моей среды о том, что такое я и в чем смысл моей жизни, и получив ответ: ты случайное сцепление частиц, смысла в жизни нет, и сама жизнь есть зло — я был приведен тем, что, получив такой ответ, я пришел в отчаяние и хотел убить себя; но вспомнив то, что прежде, в детстве, когда я верил, для меня был смысл жизни, и то, что люди верующие вокруг меня — большинство людей, не развращенных богатством, — веруют и живут настоящею жизнью, я усомнился в правдивости ответа, данного мне мудростью людей моей среды, и попытался понять тот ответ, который дает христианство людям, живущим настоящей жизнью. И я стал изучать христианство, и изучать в христианском учении то, что руководит жизнью людей.»

«Я не знал света, думал, что нет истины в жизни, но убедившись в том, что люди живы только этим светом, я стал искать источник его и нашел его в Евангелиях, несмотря на лжетолкования церквей. И, дойдя до этого источника света, я был ослеплен им и получил полные ответы на вопросы о смысле моей жизни и жизни других людей, ответы, вполне сходящиеся со всеми мне известными ответами других народов и на мой взгляд превосходящие все.»

«Если читатель принадлежит к огромному большинству образованных, воспитанных в церковной вере людей, но отрекшихся от нее вследствие ее несообразностей с здравым смыслом и совестью (остались ли у такого человека любовь и уважение к духу христианского учения, или он, по пословице: «осердясь на блох, и шубу в печь», считает всё христианство вредным суеверием), я прошу такого читателя помнить, что то, что отталкивает его, и то, что представляется ему суеверием, не есть учение Христа, что Христос не может быть повинен в том безобразном предании, которое приплели к его учению и выдавали за христианство; надо изучать только одно учение Христа, как оно дошло до нас, т. е. те слова и действия, которые приписываются Христу и которые имеют учительное значение. Читая мое изложение, такой читатель убедится, что христианство не только не есть смешение высокого с низким, не только не есть суеверие, но есть самое строгое, чистое и полное метафизическое и этическое учение, выше которого не поднимался до сих пор разум человеческий и в кругу которого, не сознавая того, движется вся высшая человеческая деятельность: политическая, научная, поэтическая и философская.

Если читатель принадлежит к тому ничтожному меньшинству образованных людей, которые держатся церковной веры, исповедуя ее не для внешних целей, а для внутреннего спокойствия, я прошу такого читателя, прежде чем читать, решить в душе вопрос о том, что ему дороже: душевное спокойствие или истина? Если спокойствие, то прошу его не читать; если же истина, то прошу его помнить, что учение Христа, изложенное здесь, несмотря на одинаковость названия, есть совершенно другое учение, чем то, которое он исповедует, и что потому отношение его, исповедующего церковную веру, к этому изложению учения Христа есть то же, как отношение магометанина к проповеди христианства, что вопрос для него не в том, согласно ли, или несогласно предлагаемое учение с его верою, а только в том, какое учение согласнее с его разумом и сердцем — его ли церковное учение, составленное из согласования всех писаний, или одно учение Христа. Вопрос для него только в том — хочет ли он принять новое учение, или оставаться в своей вере.

Если же читатель принадлежит к людям, внешне исповедующим церковную веру и дорожащим ею не потому, что они верят в истину ее, а по внешним соображениям, потому что они считают исповедание и проповедание ее выгодным для себя, то пусть такие люди помнят, что сколько бы у них ни было единомышленников, как бы сильны они ни были, на какие бы престолы ни садились, какими бы ни называли себя высокими именами, они не обвинители, а обвиняемые, — не мною, а Христом. Такие читатели пусть помнят, что им доказывать нечего, что они уже давно сказали, что имели сказать, что если бы они даже и доказали то, что хотят доказать, то доказали бы только то, что доказывают каждый для себя все сотни отрицающих друг друга исповеданий церковных вер; что им не доказывать нужно, но оправдываться. Оправдываться в кощунстве, по которому они учение Иисуса Бога приравняли к учениям Эздры, соборов и Феофилактов и позволяли себе слова Бога перетолковывать и изменять на основании слов людей. Оправдываться в клевете на Бога, по которой они все те изуверства, которые были в их сердцах, свалили на Бога Иисуса и выдали их за его учение. Оправдываться в мошенничестве, по которому они, скрыв учение Бога, пришедшего дать благо миру, подставили на его место свою святодуховскую веру и этою подставкою лишили и лишают миллиарды людей того блага, которое принес людям Христос, и, вместо мира и любви, принесенных им, внесли в мир секты, осуждения и всевозможные злодейства, прикрывая их именем Христа.

Для этих читателей только два выхода: смиренное покаяние и отречение от своей лжи или гонение тех, которые обличают их за то, что они делали и делают.

Если они не отрекутся от лжи, им остается одно: гнать меня, на что я, оканчивая свое писание, готовлюсь с радостью и со страхом за свою слабость.»

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ИЗДАНИЕ ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕДАКЦИОННОЙ КОМИССИИ

СЕРИЯ ПЕРВАЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

ТОМ 24

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1957

Перепечатка разрешается безвозмездно

ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1880—1884

ПОДГОТОВКА ТЕКСТА И КОММЕНТАРИИ H. H. ГУСЕВА

Текст воспроизводится по экземпляру, находящемуся в фонде РГБ: Толстой, Лев Николаевич; Полное собрание сочинений. Том 24. Произведения 1880–1884; Государственное издательство художественной литературы, 1957; Российская государственная библиотека, 2006 (электронный документ в формате Adobe Reader)

Особая благодарность старшему преподавателю кафедры истории русской литературы и журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова Ирине Викторовне Петровицкой за выложенное в общий доступ Полное Собрание Сочинений Л.Н. Толстого (90–томник) в формате Adobe Reader.

Настоящее юбилейное издание первого полного собрания сочинений Л. Н. Толстого печатается на основании постановлений Совета Народных Комиссаров СССР от 25 июня 1925 г., 8 августа 1934 г. и 27 августа 1939 г.

Редактор O. A. Гозанова Технический редактор Л. М. Сутина Корректор К. Полетика

Подписано к печати 12/VIII–57 г. Бумага 68X100¹/₁₆—63¹/₄ печ. л. 77, 79 усл. печ. л. 55, 76 уч. — изд. л. Тираж 5000. Зак. 1705.

Гослитиздат Москва, Б–66, Ново-Басманная, 19

Ленинградский Совет народного хозяйства. Управление полиграфической Промышленности. Типография M 1 «Печатный Двор» имени А. М. Горького Ленинград, Гатчинская, 26.

---

И сказал Авраам: дитятко, вспомни, что ты сколько добра принял в жизни, столько Лазарь бед принял. Здесь его призвали, а ты мучаешься.

26. И сверх всего того между вами и нами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят.

А пуще всего то, что между нами и вами большая пропасть легла. Если бы кто и хотел перейти к вам от нас, нельзя перейти.

27. Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего.

И сказал богач: попрошу же тебя, батюшка, пошли ты его, Лазаря, ко мне домой.

28. Ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтоб и они не пришли в это место мучения.

У меня пять братьев. Пусть он растолкует им, чтобы и они не попали сюда на пытку.

29. Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки, пусть слушают их.

И сказал ему Авраам: у них ведь есть Моисей и учители, пусть слушают их.

30. Он же сказал: нет, отче, Аврааме; но если кто из мертвых придет к ним, покаются.

А он сказал: нет, батюшка Авраам, вот если бы из мертвых кто пришел к ним, тогда бы одумались.

31. Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят.

И сказал ему Авраам: если уж Моисея и пророков не слушали, хоть и мертвый кто встанет и придет к ним, и того не послушают.

ОБЪЯСНЕНИЕ ПРИТЧИ О ЛАЗАРЕ

Притча или, скорее, басня эта, стоящая прямо после притчи об управителе, объясняет ту же простую мысль о том, что блаженны нищие, потому что они получают блаженство, и горе богатым, потому что они получили всё, чего искали; и так как эта евангельская истина обходится церквами, то басня эта, так же как притча об управителе, представляется трудною.

Вот что лепечет церковь (Толк. Ев. Луки стр. 481–484):

Всеми сими чертами обозначается роскошь богача и бедность Лазаря и подразумевается, что этот богач не был сострадателен к бедному и не хотел его успокоить и облегчить страдания его, а жил себе в свое удовольствие. Не видно из притчи, чтобы этот богач был скуп, а только безжалостен к нищему, бессердечен был.

Отнесен был ангелами: т. е. душа его была отнесена ангелами. Таково было верование иудеев, что души праведных людей относятся на небо ангелами, и господь подтверждает это верование. Нет нужды здесь видеть образное выражение, а нужно принимать его в буквальном смысле. Если ангелы суть служебные духи, на служение посылаемые хотящим наследовать спасение, то, служа человеку как хранители в продолжение его жизни, они не могут, конечно, оставлять его в самые важные минуты по смерти.

На лоно Авраамово: т. е. в царство небесное. Образ выражения взят от возлежания на вечерах, причем возлежать на персях было знаком особенной близости между собою там возлежащих. Как иудеи не сомневались, что Авраам, друг Божий, блаженствует в раю, то сказать, что Лазарь возлежал на лоне Авраамовом, значит то же, что сказать: Лазарь удостоился блаженства в царстве небесном.

Похоронили его: о нищем этого не сказано; предполагается, что похороны бедного были бедны и о них нечего и упоминать; похороны же богатого были великолепны, и о них упоминается, дабы показать, что и при жизни и при смерти богач получил вся благая жизни сей. Зато загробное состояние богача и бедного представляется совсем в обратном отношении; нищий на лоне Авраамовом, а богач — в аде в муках. Ад представляется в притче в следующих чертах: 1) это место отдаленное от места блаженства праведных; 2) место мучений; 3) отделенное пропастью великою от места пребывания душ святых; 4) мучения там велики.

Увидел вдали Авраама и пр. это увеличивает, конечно, его мучения, но в то же время подает несчастному некоторую надежду на облегчение их. Так душевное созерцание грешными блаженства праведных, без сомнения, увеличивает страдания грешников в аде и, может быть, возбуждает в них надежду, хотя тщетную, на облегчение.

Умилосердись надо мною: сжалься над моими страданиями и облегчи их. Пошли Лазаря, того самого бедняка, который при жизни на земле лежал у ворот его, в надежде напитаться крошками от стола его. Какая противоположность поразительная, особенно для богатых фарисеев, слушавших господа и смеявшихся над учением его о правильном употреблении богатства!

Омочил конец перста и пр. представляется, что у сластолюбца особенно страдает орган сластолюбия — язык; от сильной жажды, производимой: жаром, у него пересох язык, и он просит приказать Лазарю хотя мало облегчить его мучения. Пламень, огонь — символ самых тяжких мучений; образ взят, вероятно, от казни чрез сожжение, столь употребительной у древних.

Чадо: намек на предрассудок иудеев относительно мнимых прав их, как потомков Авраама, на царство мессии, намек, еще более увеличивающий страдания богача грешника.

Получил уже свое добро: все блага, все удовольствия и приятности мира, какие только может дать богатство.

А Лазарь злое: бедность, презрение, страдания житейские.

Он утешается, а ты страдаешь: представляется, что Лазарь блаженствует потому только, что страдал на земле, а богач терпит мучения потому только, что благоденствовал в земной жизни. Но, без сомнения, здесь ответ необходимо дополнить тою мыслию, что Лазарь при своих бедствиях был праведен, а богач при своем богатстве был нечестив, не умея надлежащим образом употреблять богатства своего.

Утверждена великая пропасть и пр. без сомнения и в буквальном смысле место мучения грешников отделено пространственно от места блаженства праведников, но разумеется и нравственная пропасть, нравственное состояние тех и других, по коему утвердившиеся в зле не могут сделаться праведниками и наоборот. Сим не отрицается учение церкви, по коему умершие в покаянии, но неусовершенствовавшиеся в борьбе, по молитвам церкви, могут переходить из состояния мучений в состояние блаженства. Грешники и праведники берутся здесь в смысле безусловном.

———

Вот что говорит Рейс (Нов. З., ч. I, стр, 505),

2. Форма притчи оставляет многого желать с нравственной точки зрения. В самом деле, в ст. 25 просто и холодно говорится: ты мучаешься, потому что ты получил уже свою долю доброго на земле; он же получил свою долю злого, и потому он утешается. Будущее воздаяние представляется просто, как материальное возмещение, совершенно независимо от нравственного достоинства. Можно сказать, в сущности, как это и говорят всегда с церковной кафедры, что богач был человек бессердечный, ибо он позволил бедняку умереть в нищете у ворот своего дома; можно добавить, что ст. 30 слишком поздно говорит о раскаянии. Но никоим образом нельзя отрицать, что по евангельскому повествованию в том виде, в каком мы его имеем, единственной добродетелью Лазаря было то, что он был крайне беден. Ни слова не сказано, чтобы отстранить ту мысль, что бедность его зависела от его поведения, как это обыкновенно бывает на свете в девяти случаях из десяти; ни единым словом не упомянуто о каких-либо нравственных качествах, которыми он обладал бы в своей бедности. Почему он вошел в рай — неизвестно, и с нравственной точки зрения истолкователи принуждены бывают дополнять рассказ, чтобы устранить эту трудность. Приходят к заключению, будто в глазах Иисуса бедность сама по себе была преимуществом, а богатство — невыгодой, в виду конечной цели земной жизни, и в пользу такого вывода можно бы было привести немало подходящих мест из Евангелия. Однако нас не удовлетворило бы такое объяснение.

3. Трудность, на которую мы наталкиваемся здесь, ничем не отличается от той, которую мы старались устранить в предшествующем рассказе. Отнюдь не должно упускать из виду, что Иисус и в этом случае останавливает мысль не на идее воздаяния, которую мы склонны бываем предполагать в его рассказе, а на другой истине, которую мы обыкновенно оставляем без внимания: на необходимости своевременно позаботиться о загробной жизни, располагая земными благами. О ком, собственно, говорит Иисус, так это — о богаче; Лазарь является совсем второстепенной личностью, — вернее, является только лишь для того, чтобы более оттенить главную личность. Его личность выделяется в картине не более личности любого из пяти братьев. Так вот, чтобы позаботиться о будущем, человек достаточно наставлен: у него есть Моисей и пророки. Если он их не хочет слушать, то он не послушает и воскресших. Иисус знал по опыту, что даже чудес недостаточно для того, чтобы преодолеть злую волю. Вы богаты; так пользуйтесь вашим богатством не для одного только своего удовольствия, но и для общего блага; нуждающиеся — у ваших дверей. Что они не все в равной мере заслуживают помощи, это — дело второстепенное. В наше время подобный принцип несравненно более важен и более плодотворен, чем когда бы то ни было; непосредственная подача милостыни всего чаще бывает бесплодной, не будучи уже единственным средством проявления милосердия. Притча эта, между прочим, является единственной, в которой выдуманное лицо обозначено собственным именем. Это заставило некоторых думать, что в ней идет речь об истинном происшествии.