Питер Акройд - Хоксмур

• Название: Хоксмур
• Автор: Питер Акройд
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-34949-2

Питер Акройд — один из самых титулованных английских писателей, член Королевского общества литературы, командор Ордена Британской империи. Мировую известность приобрели его бестселлеры «Дом доктора Ди», «Чаттертон», «Процесс Элизабет Кри», «Журнал Виктора Франкенштейна».

Исторический детектив «Хоксмур» получил сразу две награды: премию Уитбреда, одну из наиболее авторитетных литературных премий, и премию «Гардиан».

В начале XVIII века архитектор Николас Дайер (прототип знаменитого зодчего, Николаса Хоксмура) возводит в Лондоне шесть церквей взамен пострадавших от Великого пожара. Он, последователь религиозного культа, в основания этих построек кладет обязательную жертву — невинного ребенка. Двести пятьдесят лет спустя детектив Скотланд-Ярда Н. Хоксмур расследует серию убийств, совершенных в церквах Дайера. Между Дайером и Хоксмуром существует определенная связь, но в чем она состоит? Автор заставляет читателя самостоятельно искать разгадку этой тайны.

---

И они захихикали, но смолкли, когда он вынул из кармана пиджака какие-то фотографии и с торжествующим видом поднес их к свету.

— Уберите его отсюда! — с отвращением закричала та же женщина. — Нечего нам тут всякие гадости совать!

Тут Хоксмур сам взглянул на то, что держал в руках, и склонился, будто в молитве. Уолтер, подойдя к нему, увидел, что это — фотографии жертв убийств.

— Давайте-ка уберем их, сэр, — тихонько сказал он. — Я вас обратно провожу.

Хоксмур, зевая, сунул снимки в карман, и Уолтер повел его домой.

*

Хоксмур вздрогнул, услышав, как звонит телефон на его столе. Это оказался заместитель начальника полицейского управления, желавший срочно его видеть; тем не менее, стоило ему подняться со стула, как он совершенно успокоился. По-прежнему спокойный, он поднялся на лифте на тринадцатый этаж и вошел в большой кабинет. Замначальника смотрел в окно на серый дождь; такими и будут твои вечные муки, подумалось Хоксмуру, — смотреть в окно, вечно, скорбно. Но фигура быстро обернулась.

— Простите меня, Ник.

— Простить вас? За что? — В лице Хоксмура читалось смятение.

— Простите, что вот так вызываю. — С этими словами он сел, прочистил горло. — Как движется расследование, Ник? Удалось вам к нему подобраться? — Зазвонил телефон, но он, не обращая внимания, ждал от Хоксмура ответа. Потом, в затянувшейся тишине, добавил: — Знаете, Ник, нет уверенности, что мы продвигаемся.

— У меня есть. Всему свое время, сэр. — Хоксмур стоял, вытянув руки по бокам, едва ли не по стойке «смирно».

— Но у нас же никакой свежей информации. Ведь ничего нового мы не выяснили — согласны? — Хоксмур отвел глаза, чтобы избежать его взгляда, и уставился в окно у себя за спиной. — У меня есть для вас кое-что другое, не совсем по вашей части, но…

— Вы хотите сказать, что отстраняете меня от дела?

— Не столько отстраняю, сколько перевожу на другое.

Хоксмур сделал шаг назад.

— Вы отстраняете меня от дела.

— Вы, Ник, не видите ситуацию в перспективе. Фундамент вы заложили, хорошо поработали, но мне нужно, чтобы дело выстроил кто-то другой, понимаете, камень за камнем.

— Но тела закопаны именно там, в фундаменте, — отвечал Хоксмур, — то есть фигурально выражаясь.

Замначальника слегка понизил голос:

— В последнее время о вас ходят разговоры. Люди говорят, вы сильно переутомились.

— Что же это за люди?

Всякий раз, когда он слышал это слово, ему представлялась группа теней, передвигающихся с места на место.

— Почему бы вам не взять отпуск? Перед тем как взяться за новое дело. Отдохнуть как следует.

И он поднялся, демонстративно глядя в упор на Хоксмура, который беспомощно смотрел на него в ответ.

Когда он вернулся к себе в кабинет, его дожидался Уолтер.

— Ну как оно?

— Так вы все знали.

— Не я один — все знали, сэр. Это же только вопрос времени был.

Хоксмур услышал, как вокруг него ревет огромный океан; совершенно отчетливо увидел маленькое существо, в панике машущее руками, а вокруг, словно грозовые облака, клубились волны.

— Я пытался что-то сделать… — нервно начал Уолтер.

— Я не хочу ничего слышать.

— Но вы мне не давали. Что-то должно было измениться, сэр.

— Все уже изменилось, Уолтер. — Он взял со стола папки. — И я все передаю вам. Все теперь в вашем распоряжении.

Уолтер встал, принимая папки от Хоксмура; они стояли по разные стороны стола, и пальцы их случайно соприкоснулись, когда они потянулись друг к другу.

— Извините, — сказал Уолтер, поспешно отпрянув; он имел в виду соприкосновение.

— Ничего, вы не виноваты. Это должно было произойти.

После того как Уолтер вышел из комнаты, Хоксмур остался неподвижно сидеть; весь остаток дня он пытался взглянуть на себя, словно на незнакомого человека, желая предсказать следующий шаг. Время идет, он смотрит на собственные руки и думает: интересно, узнал бы он их, лежи они на столе, отсеченные. Время идет, он слушает звук собственного дыхания: то взлет, то падение. Время идет, он вынимает из кармана монету — посмотреть, как она стерлась, переходя из рук в руки. Когда он наконец закрывает глаза, то обнаруживает, что соскальзывает вперед, и просыпается в момент падения. Но все равно продолжает падать; а день сменяется вечером, а тени вокруг Хоксмура меняются.

В конце концов он ушел из управления и отправился домой, на Грейп-стрит. Сидя в своей комнате, он включил телевизор и увидел там человека, раскладывающего пасьянс в затемненной нише. Хоксмур с интересом подался вперед, обшаривая глазами эту тьму, заглядывая актеру за спину, изучая кресло, бархатный занавес, вазу с пыльными цветами. Потом, не выключая телевизора, он вошел в соседнюю комнату, лег на кровать и не проснулся даже тогда, когда утренний свет полоской улегся ему на лицо.

11

Утренние лучи меня не пробудили, проснувшись же, я едва ли понимал, в каком доме очутился, в каком месте, в каком году. Решившись прогулкою выгнать собственную хандру, я, однакожь, не мог итти далее угла и воротился необычайно усталым. К тому же, шел легкий дождь, что меня напугало, ибо стоит простуде укорениться, как ее недолго принять за начало смертельной болезни. Итак, я с тяжелым сердцем возвратился к себе в комнатушку, где пустился в размышленья о новой своей церкви, что уже подымалась над вонью и тленом города.

В постелю я отправился в восемь, но между часом и двумя, проспавши каких-нибудь четыре часа, со мною сделалась рвота: то ли от болезни моей, то ли от безотчетного страха, что посещает меня ночью, не знаю наверное. Я выпил ложку или две вишневой настойки, что позволила мне уснуть и проспать до семи, покуда меня не разбудил Нат Элиот. Но тут меня снова обуяла рвота, моча же все время была красной, что кровь. Так и лежал я, вздыхая, на постеле, повторяя: что со мною станется? что со мною станется?

За сим я собственною дрожащею рукою написал к пресмыкающемуся рыцарю: сэр Джон, сделайте милость, сообщите Комиссии, что я намеревался быть сегодня в конторе, дабы говорить о вещах, касающихся до церкви Малого св. Гуго на Блек-степ-лене, однако, будучи весьма болен, желал бы оставаться дома день или долее с тем, чтобы ускорить свое выздоровление. Покорнейший Ваш слуга, готовый к услугам и проч. Я крикнул Ната, чтобы бежал с письмом в Вайтгалл, а он заходит весь взопревший: еще человек приходил, говорит, но я его к Вам не допустил. Как Вы приказали, так я никому и не дозволяю Вас навещать, а он мне: хозяин твой дома? Я отвечал: да, дома, да только он сию минуту завтракать сел, и теперь его ни в коем случае беспокоить не следует; а то, бывает, я им говорю: дескать, Вы занемогли. Я ведь тоже носом чую, куда ветер дует, и действую сообразно. Через меня им никому не пробиться!

Пока он говорил, то чесался, что твой лодошник. Что Вы там за общество себе в платье завели, сэр, вскричал я, неужто им непременно кусать Вас надобно?

Они мне друзья, отвечал он, никогда меня не покидают.

В таком случае для чего Вас так печалит сие обстоятельство? Лице у Вас длинно, будто мой карандаш, хоть пользы от него и менее будет.

Нету у меня более друзей. Тут он оборвал свою речь, сам от нее смутившись, и опустил глаза на пол. Вот так, сказал я сам себе, я тебя и запомню навсегда, мальчик мой, Нат: как ты глядишь в землю, смятенный, внезапно остановившись. Он же прекратил возить ногою в пыли и спрашивает: что такое гиена, хозяин?

Это животное, что смеется и подражает человечьим голосам.

Хорошо, хорошо, сказал, и мигом вылетел за дверь с моим письмом.

Мне-то прекрасно известно, зачем они приходят меня навещать: желают видеть меня в болезни, дабы торжествовать надо мною. Они и по сей день меня подозревают, в конторе ходят обо мне пересуды после недавней смерти Вальтера; подозренья их усиливает моя тяга к одиночеству, да только с чего мне подвергать себя разговорам с ними, ежели в их обществе я делаюсь смущен и косноязычен? Оставим, однако, страсти и снова обратимся к фактам: Вальтер повесился на двери своей комнаты; произошло сие в воскресенье, на неделе, последовавшей за моим посещением его, между девятью и десятью часами утра, а обнаружила его хозяйка, шлюха мерзкая, только под вечер того дня. На нем была одна лишь рубашка, так он и висел часов до семи или восьми, когда вызванный освидетельствовать его мирный судья вынес заключенье, что он был не в здравом уме. Я сохранял полное присутствие духа: рассказал собравшимся присяжным, что в бреду он сознался в убивстве господина Гейеса, однакожь я ему не верил, покуда он не совершил самоубивство. Таким образом мне снова удалось подстрелить двух зайцев: некогда был я изрядным плотником и работал по дереву, а после стал изрядным штукатуром и работал с раствором; убивство Йорика Гейеса приписали Вальтеру, тем самым отвадив от меня ретивых расследователей, Вальтер же покончил с собою, так что мне себя не пришлось утруждать. Я бы охотно передал ему по порядку все тайны своего искусства, однакожь он за мною следил, преследовал меня, угрожал мне, предал меня. И естьли теперь ему пришла погибель, то для чего мне испытывать вину; коли собаке случится на меня гавкнуть, то разве не следует мне наступить ей на хвост?