Михаил Кривич - Женский портрет в три четверти

• Название: Женский портрет в три четверти
• Автор: Михаил Кривич
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Не понял,- сказал кандидат Кравчук.- Двор действительно миленький, что так, что на картинке, правда запущенный и все такое, но при чем тут мои слайды? И для чего все мы здесь собрались?

- Вы не вполне корректно ставите вопрос, коллега. Не "для чего", а "из-за чего". Конечно же, из-за ваших блестящих снимков - нет, я не преувеличиваю, слайды сделаны великолепно, и если вы пойдете дальше такими же шагами, то получите свою нобелевскую еще до седины.

Мне надоело, подобно Дмитрию Самозванцу, стоять у фонтана, да и вообще надоело, что я им, сторож, сыщик, проводник служебных собак, у меня своих дел по горло, я сегодня за весь день ни разу Оле не позвонил. Своей жене. Напоминаю, потому что читатель вполне мог забыть о ее существовании, если даже я с утра в этой сумасшедшей гонке ни разу ее не вспомнил.

- Пожалуйста,- сказал я сухо,- объясните нам все по порядку, и отправимся по домам.

- Хорошо, давайте по порядку, - сразу согласился Бризкок. - Мы разглядывала оптические срезы, приготовленные молодым коллегой, три проекции которых, соединившись странным образом - с вашим участием, сэр, - Бризкок широко мне улыбнулся,- превратились в совершенный портрет прекрасной дамы.

Потом возле аппарата мы и обсуждали этот феномен, но как-то наспех, потому что вы стояли у меня над душой, а я дал вам обещание, и только невероятные обстоятельства могут помешать мне выполнить обещанное. Эти обстоятельства возникли. В разговоре - а мы обсуждали вариабельность белковых молекул как проявление всеобщей изменчивости природы, верно, коллега? - в разговоре я вертел слайды в руках, перекладывал их и соединял опять и, должно быть, перепутал порядок. Когда я посмотрел их на просвет снова, сложив всю тройку вместе,- я не поверил своим глазам. Там уже не было никакой женщины. Срезы сложились в картину, реальную и прекрасную, на удивление знакомую и в то же время какую-то чужую, выдуманную,- и я, поспешно извинившись, выбежал в вестибюль, там, знаете, светлее, и к тому же мне надо было хоть минуту побыть одному, понять, что же происходит. Но как только, взглянув на яркий дневной свет, я сообразил, что же на сей раз преподнесли мне срезы коллеги Кравчука, я превратился из человека идеи в человека действия. Я выбежал на улицу, сел в такси и примчался в гостиницу, чтобы взять вот эту камеру для моментальных снимков, и, конечно, забыл запереть дверь, когда убегал из номера, хотя, я отлично помню, велел Бернару лежать на месте и ждать меня, а ты, О'Бумба, не валяй дурака, лентяй, не притворяйся обиженным, ты спал. И я побежал сюда, в этот двор, я был здесь в прошлом году, когда приезжал в гости к моему давнему другу академику Коврову, он, знаете, редкий знаток вашего древнего города, он сразу уводит гостей от туристских перекрестков и затаскивает их вот в такие дворы, и этот я хорошо запомнил. Его нельзя забыть, и путь к нему врезался в мою память, я шел сюда, как собака по следу, как ты, Бернар, шел по моему следу. И вот эта усадьба, которую не смогли испортить ни время, ни люди, латавшие ее как ни попадя, и вот беседка, и фонтан, и все мы здесь, к моему огромному удовольствию, поверьте, господа, вполне искреннему.

- Верим,- сказал Могилевский.- Нам тоже очень приятно быть с вами, мы любим гостей, и двор действительно красив, я здесь впервые, и, поверьте, сэр, снимать его надо не этой штукой и не в лоб, а сбоку, чуть сверху, скажем, лучше всего из того окна, или, быть может, если подвесить люльку над подворотней, то из нее. Но это так, к слову, а главное...

- Главного, профессор, вы так и не сказали,- сурово произнес я.- Что же такое особенное вы увидели на просвет, когда снова сложили эти слайды?

- Господи,- нетерпеливо сказал кандидат, пронзая меня ученым взглядом,неужели вы до сих пор ничего еще не поняли?

- Куда мне! Так что вы увидели, сэр Уильям?

- Ничего особенного,- сказал профессор.- Я увидел этот двор.

ОТКРЫТКА С ВИДОМ НА ПЛОЩАДЬ ПУШКИНА

Маргарет, мой друг, с того дня, когда я сделал открытие, известное вам и только вам одной,- я не был еще так взволнован. Молодой русский коллега пришел к тому же результату иным, я бы сказал, противоположным путем, не рассудочным, внешним, а интуитивным, внутренним, столь присущим русскому гению, начиная от Пушкина; отвлекитесь от фона и согласитесь - памятник поэту прекрасен, не правда ли? Как и все прекрасное, как стихи и деревья, он сложен из простых элементов, из кирпичиков мироздания, которые, причудливо соединяясь, вдруг являют нам совершенную картину. Я видел это своими глазами.

Бернару и О'Бумбе здешний климат по вкусу. Мы гуляем по тихим улицам и заходим в тихие дворы, где нам втроем так хорошо и спокойно, и вспоминаем вас.

Ваш Уильям

Глава 5

Позвольте представить - Саша Могилевский в домашнем интерьере. Саша Могилевский жил в запущенной коммунальной квартире на Остоженке, которая в то время еще носила звучное имя Метростроевская,- и чего только не выдержит наш язык, воистину великий и могучий! Будь он не столь велик и могуч, право же, давно бы зачах.

Кроме Саши, здесь обитали по преимуществу бойкие старухи, но они не поддерживали порядка, что вообще свойственно их полу и возрасту, поскольку ходили упорные слухи, что дом на днях передадут какому-то министерству под канцелярии, а жильцов отселят на дальнюю околицу, слухи эти носились в воздухе уже лет десять, время вполне достаточное, чтобы квартира приняла вид стойбища, которое будет вот-вот покинуто. Министерство, однако, не торопилось, а может быть, министру не понравился Сашин дом и он приглядел другой, получше. Сашу все это устраивало, потому что он, во-первых, не горел желанием переселяться в отдаленные места, а во-вторых, при общем запустении в квартире соседки не требовали от него, чтобы он строго соблюдал чистоту и порядок в местах общего пользования.

Я бы в тэкую квартиру иностранца не привел, не то что профессора, даже учителя младших классов из самой что ни на есть отсталой страны третьего мира. Но у Саши Могилевского свои взгляды на жизнь.

Мы ввалились в квартиру, прошли по тускло освещенному коридору, облупленные стены которого были заставлены и увешаны шкафами и шкафчиками, вздыбленными панцирями древних кроватей, какими-то антикварными предметами, раскладушками и оцинкованными корытами. Наше шествие могло бы украсить любую комедию, из тех, что вызывает у зрителя безотчетный нутряной смех без намека на идейность. Я бы предложил "Мосфильму" эту квартиру в качестве павильона, а нас самих как актеров. Эпизод метров на тридцать вошел бы в историю отечественного кинематографа.

Из дверей, мимо которых мы шествовали, высовывались головы и тут же исчезали - Бернар мог напугать кого угодно, хотя мне, при более близком знакомстве, он вовсе уже не казался страшным.

Он шел, тычась мордой в ноги Могилевского, который возглавлял процессию на правах хозяина. О'Бумба до последнего лестничного пролета сидел в корзинке, а корзинку, естественно, держал ваш покорный слуга. Наш временный коллектив единодушно и молча отвел мне роль носильщика котов, но как только Саша вскрыл многочисленные запоры на входной двери коммуналки - а их там было не меньше, чем в подвалах швейцарского банка,- кот сиганул из корзинки, задрал хвост и вбежал в квартиру первым, будто собирался освятить новоселье. Он трусил вдоль шкафов и корыт, принюхиваясь и озираясь; со своей серой шкурой и полосатым хвостом он казался таким же неотъемлемым атрибутом коммуналки, как раскладушки на стенах.

Саша распахнул дверь своей комнатенки, кот пересек порог первым, наскоро огляделся и впрыгнул на тахту - едва ли не единственный достойный внимания кота предмет в этой комнате, больше похожей на фотолабораторию.

Даже обеденный стол рядом с тахтой был заставлен кюветами, а про огромный рабочий стол в углу и говорить не приходится. Как монумент фотоискусству, на нем высился гигантский фотоувеличитель со множеством приспособлений, назначения которых я так и не узнал, хотя не раз был в этой сумасшедшей комнате.

- Достань посуду из серванта,- сказал мне Саша, а сам принялся перетаскивать кюветы со стола в дальний угол, на пол. Я сгреб обрывки ракорда, упаковку от пленок и пустые конверты, раскрыл дверцы серванта и извлек из него вполне приличную посуду - мы скидывались по трешке в прошлом году, когда Могилевскому стукнуло сорок. Это был хороший повод благоустроить его быт, тем более что мы часто заходим сюда - посидеть, потрепаться, мало ли зачем еще,- Саша у нас в отделе единственный холостяк. Вот он, подарочный сервиз! Даже плохие напитки (не могу придумать ничего хуже азербайджанского чая "второй сорт") как-то облагораживаются, если пить их из тонкой, полупрозрачной чашки, расписанной бледно-голубыми розами.

Кроме этого сервиза - не случайно же Могилевский велел мне достать его без промедления,- в комнате не было ничего, что было бы прилично показать именитому гостю. Я представил себя на месте Бризкока, взглянул на комнату его аристократическими глазами - и поежился. Бернар лежал на вытертом, с проплешинами коврике, а Миша Кравчук неосторожно присел на подоконник, с которого - я знал это наверное - пыль не стиралась месяцами.