Ирина Лобановская - Искушение

• Название: Искушение
• Автор: Ирина Лобановская
• Жанр: Современная проза

---

Приводить цитату, указывая автора произведения, из которого она взята, и тем самым грубо подтасовывать простой факт и делая носителем и вдохновителем данной мысли автора давно вошло в привычку. Забавно и курьезно.

Но это все философия. А в медицинском журнале, куда сначала устроилась Тоня с помощью все тех же общительных Васильевых, начальница попалась хорошая, ласковая. Зато машинистка и секретарша - подружки - злющие. Едва Тоня пропускала ошибку, как они - обе сразу - радостно сталкивались над злосчастной строкой указательными пальцами.

- Ага, снова проглядела! А нам по сотне раз за тобой перепечатывай! Да ты не умеешь ничего! Сидела бы дома, при мамке!

Тоня сжималась, на кухне у Васильевых плакала, часто предлагала подружкам:

- Давайте я сама перепечатаю...

Но те злобно-торжествующе хохотали:

- Как это сама?! У тебя своя работа, у нас - своя! За тобой грязь выволакивать! - И фиглярничали: - Никогда не делай за других свою работу!

Александра Петровна Тонины слезы осуждала.

- Из-за работы?! - презрительная усмешка. - Нашла из-за чего реветь! Так тебе слез на всю жизнь не хватит!

Напророчила...

Тонину жизнь сглаживала начальница, всех мирившая. Глядя на рукописи - после Тониных правок все в росчерках и исправлениях - она каждый раз весело спрашивала:

- Опять двойка, да?

Это стало у нее рефреном. Тоня откоррректирует, сдает странички статей, покрасневшие от стыда, и слышит привычное:

- Опять двойка!

Начальница смеялась:

- Русский язык на "пять" знал только один великий человек, и как раз еврей. - Имела в виду Розенталя. - А ошибка в книге - это радость читателю, они должны там быть. Это хорошо, когда читатель их находит и ликует - думает, что он глазастее и умнее всех: и автора, и редактора, и корректора.

Но Тоня, когда находила в какой-нибудь книге много ошибок, расстраивалась так, будто сама их сделала.

Проработала она в медицинском журнале не очень долго: Петр сделал ей предложение, родилась Маша...

2

Ночью снилось - завтра воскресенье. Весь день дома. Отдых от телефонных звонков и разговоров. Чаще всего - бессмысленных, лишних, тянущих душу пустотой. И за окнами осень. В этом году теплая, ровная, без всяких припадков давления. Плавился желтизной почти летний сентябрь, земля неспешно закрывалась листьями, желтая маскировочная пелена... спрятаться от жизни, уйти, убежать... куда, как, зачем?.. но лучше всего затаиться, навсегда, от всех, от людей... они страшные, эти люди... и это неправильная мысль... неверно что-то в тебе самой... издавна, изначально...

В разрывах снов - наплывы каких-то никогда не виданных, нездешних, неземных морд: оскалы, клыки, безумные, вытаращенные глаза... Катя пугалась, просыпалась, крестилась... Морды исчезали. На время. Когда она, наконец, переступала границу сна. Но наваливалась тоска. Удушливая, мерзкая... И брала жизнь в оборот. Только нельзя позволять обстоятельствам властвовать. Властвовать...Зеркало выдавало все без прикрас.

Катя рано поседела и стала краситься. Результат был плачевен, и встала дилемма: либо лысая, либо седая. Катя выбрала второе. Странно, что многие дамы предпочитали первое, и потому нередко милые круглые лысинки лукаво сквозили сквозь ярко-рыжие или темно-каштановые умирающие пряди.

Зато за окнами осень... Катя поклонялась ей, одной из всех времен года. Потому что тогда все вокруг окутывалось красотой и покоем. И исчезала распахнутость окон, создающая иллюзию, что ты и мир - почти одно целое, когда запросто можно выскочить на улицу в легком платьишке и босоножках. Катя не любила это время. Ей нравилась отгороженность, замкнутые двери, зашторенные окна - и ты сама по себе, и мир - сам по себе. Он - это он, а я - это я. И ничего больше. Никаких других вариантов.

- Осень, с точки зрения эпидемиолога, должна быть обязательно, чтобы холодало постепенно и чтобы никто не замерз сразу, - однажды изрек сын Платоша.

В младших классах сосед по парте все время называл ее, дразнил "Советским оружием". Катюша потому что.

Орал:

- Эй, Советскоеоружие!

Катя дулась, обижалась.

Мама сказала как-то со смехом:

- Да что ж ты обижаешься, глупыха? Ведь благодаря тебе мы фашистов победили!

Катя немного воспрянула духом. А потом сообразила и, когда сосед в очередной раз ей крикнул: "Советскоеоружие!, спросила:

- А какое советское оружие ты имеешь в виду?

Мальчик слегка растерялся:

- Ну, какое... "Катюшу", конечно!

- Вот и называй его по имени! Ладно?

Оружие...

Если это Катя, то бишь теперь Екатерина Кирилловна, и даже завуч частной школы, то оно чересчур ненадежное. И с ним никого ни победить, ни с кем не выиграть.

Сын... Ну, почему он такой маленький?.. прямо крошечный... Катя, ты что? Вполне доношенный, три двести... Да, конечно... но пальчики... ноготки... как их я стричь буду?.. я боюсь... но он прямо очаровательный... улыбается... рад, что живет... такая мордашка... чудо, правда? Катя, точный ответ на свой вопрос ты получишь лет через двадцать... а пока... ты даже стирать толком не умеешь...

Все дети болеют, не психуй, что ты вся вытянулась линейкой? И лицо как перед воротами кладбища. Все дети простужаются, подумаешь, сопли, и свинка, ветрянка, корь... Ничего особенного... Особенного действительно ничего.

Муж... теперь уже бывший... ты избаловала ребенка... что ты сидишь дома? Пора работать... и вообще мои деньги... мои деньги... мои деньги... и твой ребенок... твой ребенок... твой ребенок... твоя стирка... твои обеды... твои иллюзии...

Про людей говорят - проснулись, а она - утром очнулась. Каждым утром. Много лет. Платон не спал. Потом спал плохо. Потом не спала сама Катя... Много лет. И все вокруг усердно делали постигающе-соболезнующие физиономии. Хотели довести до твоего сведения, что понимают тебя - очень понимают - и сочувствуют - очень-очень! Но в этом самом познавании рядом живущего - всегда полный провал. Черная яма какая-то. И вообще как можно осмыслить другого, если ты сам себя до конца никогда не осознаешь? Представить себя на чужом месте... Разве это просто? Да это невозможно! Ты всегда на своем. И никто не понимает себя больше, чем ты сам себя не понимаешь. И никто не поможет, никто не придет на помощь...

Беспомощный... что это значит? Без помощи... тот, у кого нет помощников, кому никто не в силах помочь? Или кто сам себе помочь не в состоянии? То же самое беззащитный. Чьей защиты и помощи нет - чужой или своей?

Катька, ну почему ты такая худая? Прямо скелетообразная... И на весы, тебе не стоит пенять, коли дистрофия. Я думала, родишь, станешь нормальной, как все женщины... Ну, не в коня корм. Нет, муж тебя бросит... Помяни мое слово! И вообще мужу нужна здоровая жена, а ты все болеешь... Я тебе это как мать говорю! Ты перечеркивай фигуру поясом, это полнит зрительно... перечеркивай... вообще перечеркивай и перечеркни... не обращай внимания... не обращай... множество советов...ты грудь себе расти... нулевка нулевкой... капустой обкладывай... говорят, помогает...

Сознание словно бредило своими тайниками. А тайники эти - тьма непроглядная, смотри не смотри - ничего не разглядишь. И чаще всего обманываешь себя ты сама. Если в этом признаться самой себе. И кто в сущности остается непонятным? Тот, кто еще пока не осознал, чего хочет и ради чего живет, или тот, кто не заслуживает никакого понимания?

Катя всегда пыталась - считала правильным - не терять друзей и искать новых. Часто звонила знакомым, спрашивала, что происходит в их жизни. Звонки воспринимались оживленно, с большим энтузиазмом, поощрялись очень эти звонки. Но в ответ... В ответ Кате почему-то никто не звонил, и она часто с невеселой надеждой посматривала на телефон. Нет... тишина... Тогда в отчаянии Катя стала выключать телефон, чтобы уж точно никто не прозвонился. А никто и не пытался. Почему человек чересчур часто проваливается в полную сиротливость? Одинокому везде пустыня - кажется, так было написано на печатке-перстне отца Чехова... После смерти отца Антон Павлович не снимал с пальца эту печатку.

Но уверенные в том, что могут обойтись без других, сильно заблуждаются. Хотя куда больше ошибаются убежденные в том, что другие не в силах обойтись без них. В силах. Еще как в силах...

И жизнь - это бег на дистанцию, которая значительно длиннее, чем кажется поначалу. Зато жизнь слишком коротка, чтобы лгать. Короткая как троллейбусная остановка... А если вспомнить о честности, то мы обманываем почти все время, постоянно, часто по пустякам, но нередко и в делах серьезных. Правдивый человек, в конце концов, приходит к отчаянно-черной мысли, что он неизменно лжет.

Катя всегда плохо верила в себя, никогда себе не доверяла. А такое недоверие - причина большинства наших неудач.

- Самое страшное неверие - это неверие в себя! - восклицала мать. - И что скажут о тебе другие, если ты сама о себе ничего сказать не можешь?

Но как себя перебороть? Как заставить измениться?