Михаил Савеличев - Меланхолия

• Название: Меланхолия
• Автор: Михаил Савеличев
• Жанр: Научная Фантастика

Роман о Контакте, о том самом Контакте, о котором уже столько написано и где, кажется, ничего нового настолько невозможно придумать, что если Неназначенная Встреча и случиться, то будет просто обязана уложиться в прокрустово ложе ответственных или безответственных выдумок. Они пришли. Они уже здесь. Они не спустились с небес на своих сверкающих кораблях, не назначили нам Встречу на Плутоне. Они лишь взглянули на человека его собственными глазами и позволили нам прочувствовать свою печаль, свою меланхолию – философский камень преображения жаждущей души. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Данная книга написана с сознательным намерением нанести ущерб всем читателям и по-читателям "традиционной фантастики".

---

Я не теряю надежды, что из того же невидимого мне источника вывалится что-то более скромное, приземленное, по-фермерски заляпанное бурой грязью, можно даже с унылым бычком в кузове, поэтому рука все так же преграждает чью-то возможную тягу к миролюбивому сосуществованию и взаимопомощи до тех самых пор, когда вызывающая красотка подкатывает к моим коленям и шаловливо шлепает влажным стеклом по инстинктивно раскрытой ладони.

- Вау-у-у! - шепотом завывает малыш. - Вот это да...

- Леди, - предупреждает его дальнейшие эмоциональные попытки описать видение старик. - Настоящая леди.

Я прячу руку в карман и чувствую блаженное тепло мягкой ткани подклада. Подцепит она нас или не подцепит, но в утомительном стоянии с протянутой рукой на манер железнодорожного шлагбаума наступил перерыв. Возможно, это и леди, старику виднее с его опытом мустанговодства, но мне ничего особенно примечательного в глаза не бросается. Платок, темные очки и пальцы с черными, лакированными ногтями. Она даже не смотрит на меня, потому что я не чувствую обычно неутного и липкого касания. Пальцы слегка шевелятся, но не от нетерпения, а вернее от того же облегчения после долгой и надоедливой работы. Бледное лицо остается спокойным и не гримасничает. Очень достойная леди, как сказал бы старик.

- Очень достойная леди, - подтверждает старик.

- Ты же сказал, что она нас не возьмет? - встревает маленький паршивец, хотя по всем правилам ему полагается заткнуться.

- Тише, - цедит старик. Он даже притушил "вонючку".

Дверь "мустанга" (Special Vehicle Team, ограниченная серия, силовой агрегат V-8 объемом 4,6 литра, мощностью 390 лошадиных сил, стальная рама с подвеской IRS и 55 к 45 развесовкой по осям, разгон до 100 километров за 5,5 секунд) открывается, под поток холодного ветра подставляются ноги в черных чулках и черных туфлях на высоких каблуках, знакомая уже рука перехватывает верх стекла и мне видится легкий пар выпархивающей из-под пальцев дождевой мороси. Щелкает металлическая застежка и над дамочкой раскрывается опять же черное, водонепроницаемое чудо - большой зонт, отрезающей ее от безоблачного неба. Дверца захлопывается резким движением, но автоматика не позволяет металлическим поверхностям состоятельности и вычурного достоинства соприкоснуться с шумом банального холодильника - машина запечатывается тихо и надежно.

- А-ап, - старик защелкивает пасть. Пасть паршивца надежно закрыта костистой ладонью с прокуренными пальцами.

Дамочка пока не поворачивается в мою сторону и разглядывает лес сквозь очки. Ветер шевелит коротенький лакированный плащик, открывая еще более коротенькое платье из разряда тех, которые обзывают маленькими - обтягивающее чудо, едва прикрывающее ажурные резинки чулок. Но во всем этом скульптурном изваянии не чуется ни капли вульгарности или соблазнения. В таком одеянии вполне пристойно явиться и на свадьбу, и на похороны, и на урок.

Откуда-то извлекается черная сигарета с серебряным фильтром, сверкает зажигалка и ненакрашенные губы выпускают меланхоличный дымок.

- Подвезти, - кивает она в сторону распластанного "мастодонта". Именно так - без вопроса, в утвердительной форме. Готов поклясться, что там было пара ноток сочувствия. Уроды терпеливо молчат, а я складываю по возможности вежливую фразу о том, что да, неплохо бы, конечно же... Почему-то словесный конструктор выбрасывает таких косноязычных уродцев, что мне стыдно их произносить.

- Как вас так угораздило? - не дожидается она моего ответа. Может быть, она его и не ждала. Снова кивает на "мастодонта". Я впадаю в ступор. Неприятное чувство черной бездны, отрезавшей последние несколько часов. Старик и паршивец обязательно что-нибудь подсказали бы, но им положено теперь молчать. Дамочка - не крючколов какой-нибудь, старик сам это признал. Несмотря на его профессию и значок почетного оператора, в нем еще живет странное уважение к подобным созданиям. Он чует, где у него нет шансов.

Пауза становится утомительной и я эхом отзываюсь:

- Угораздило.

Наконец она смотрит на меня, но я опять не чувствую привычной уже жути оценивающего касания, презрительного калькулятора мнений, извлекаемых из обыденных стервозных разговоров. Очень достойная дамочка. Почти как Тони.

- Вы прекрасно выглядите для такого скорбного дня, - внезапно выдаю я по-стариковски витиеватую фразу. Абсолютно неуместную, на мой взгляд. С какой стати этот день - скорбный?

Она бросает сигаретку, втирает кончиком туфельки в асфальт, протягивает руку:

- Сандра.

Приемлемый жест дружелюбия или, по крайней мере, вежливости. Беру ее ладонь и вместо вялого касания ощущаю крепкое пожатие. Прохладные пальцы, длинные ногти, слегка царапнувшие кожу.

- Очень приятно, - разрождаюсь очередной вежливой фразой. Молчание уродов тяготит, но с каждой секундой мне становится если не легче, то как-то привычнее. Словно не рукопожатие это было, а спасительное выдергивание из-за пропыленной занавеси, где, конечно, уютно и безопасно, но душно и одиноко. В сомнении оглядываюсь и вижу, что старик и мальчишка спокойно и умиротворенно расселись на капоте. Словно дед и внук на выцветшей фотографии. Выкручивайся сам, мол. Тебя препоручили в достойные и надежные женские руки. Докажи, что ты уже взрослый мальчик.

Взрослый мальчик представляется. Взрослый мальчик расшаркивается. Взрослый мальчик поражен. Есть все-таки в женщинах некоторая странная и невыразимая тайна, которую не постичь даже отсюда, с обратной стороны Луны, откуда все кажется таким откровенно халтурным, что даже маленький паршивец легко преодолевает крючколовские ловушки. Какое-то отсутствие, темнота, словно вырезали черный силуэт и приставили к светящейся душе. Не понимаю, не понимаю.

Сандра, однако, не слишком озаботилась моими потугами быть вежливым, решительно прошла, продвинулась к несчастной машине и с некоторым остервенением пнула ее по здоровому колесу. "Исследователь" промолчал, а уроды подобрали ноги на бампер. Женщина растянула губы в подобии усмешки и поманила меня пальчиком.

- Давно?

- Что "давно"? - переспросил я. Мальчишка не выдержал, выпучил глаза, надул щеки и фыркнул. Старик вполне уместной затрещины ему не отвесил и лишь понимающе улыбнулся. В голове бушевал шторм. Даже, сказал бы я, ураган. Шесть баллов по семибальной шкале. На взлохмаченный берег выносило кучи разнообразного словесного мусора - обломки вежливых слов, обрывки ругательств, такелажи спутанных бесед, просоленных натужным флиртом, но копаться во всех этих остатках личного кораблекрушения не было ни сил, ни желания, ни времени.

- Машина сломалась давно? - терпеливо пояснила Сандра.

"Какая машина?", громким шепотом подсказал маленький паршивец и все-таки нарвался на затрещину.

- Ну... - я с беспокойством посмотрел на часы. Так, это было... Потом нас обогнали... Потом... - Двадцать четыре минуты назад. Насчет секунд...

- Расслабься. Секунды меня не интересуют.

Зонт все еще топорщился за ее плечами, надуваясь порывами ветра и звеня чем-то тонким, длинным, хромированным. Сандра повернулась ко мне (я все еще на обочине с открытым ртом), уперлась левой ладонью в талию, как-то ловко подбоченилась на сквозняке, и тут я готов был поспорить хоть с кучей операторов на то, что реально на обратной стороне Луны, а что - выдумано. И вовсе не зонт у нее за плечами - нечто вроде самой матери-тьмы разевает пасть над головой девушки хищным капюшоном лакированных крыльев, подбитых черным, теплым бархатом с серебряными прожилками растопыренных косточек невероятно длинных пальцев фантастической летучей мыши. На одну секунду мне облегченно думается, что консилиум по выдалбливанию решеток все-таки решил разбавить мою компанию уродов и ковбоев такой вот красотищей, воплощенным соблазном холостяка-девственника, но старик замечает:

- Не надейся.

А мальчишка молчит. Разочарованно. Что бы понимал, маленький паршивец, в ангелах. Но я благодарен ему за столь неожиданное милосердие. Старик всегда рубит правду. Громадным тупым топором по хилому деревцу надежды, выбивая, высказывая все то, что хранится в пыльных глубинах царства наития - металлический арифмометр, туго, но безошибочно выдающий числовые вердикты.

Сандра расслабляется, отворачивается от меня и в задумчивости обходит покореженную машину. Наманикюренный ноготь совершает кругосветное путешествие вокруг свежеиздохшей туши, благополучно минует старика и мальчишку, подобравших ноги теперь вообще на капот, и замирает в районе водительской двери. Пальчик деликатно стучит по желтой лакировке и я прекрасно слышу сквозь внезапную октябрьскую тишину невнятную морзянку задумчивости, сомнения и сожаления.

Ковбои в шоке. Я первый раз (и не без злорадства) замечаю на их лицах недоумение и растерянность. В неподвижных глазах и отвисших челюстях внезапно проявляются черты фамильного сходства - внук и дед, да и только. Это вам не в "Гончих Псах" блевать, уроды. Можно и помягче, но раздражение делает меня злым. Я чувствую как мои шесть баллов скатываются до полного штиля, голова наполняется блаженной и звенящей пустотой, превращаясь в резиновую перчатку хирурга-трепанатора. Вот сейчас меня наденут, понимается уже не мозгами, а телом, но операторы проявляют несвойственное им сомнение перед очередной вещью и я обвисаю готовой на все марионеткой.