Михаил Савеличев - Меланхолия

• Название: Меланхолия
• Автор: Михаил Савеличев
• Жанр: Научная Фантастика

Роман о Контакте, о том самом Контакте, о котором уже столько написано и где, кажется, ничего нового настолько невозможно придумать, что если Неназначенная Встреча и случиться, то будет просто обязана уложиться в прокрустово ложе ответственных или безответственных выдумок. Они пришли. Они уже здесь. Они не спустились с небес на своих сверкающих кораблях, не назначили нам Встречу на Плутоне. Они лишь взглянули на человека его собственными глазами и позволили нам прочувствовать свою печаль, свою меланхолию – философский камень преображения жаждущей души. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Данная книга написана с сознательным намерением нанести ущерб всем читателям и по-читателям "традиционной фантастики".

---

Кто готов назвать самоубийство выходом из пустыни? Тайна заключается в том, что там не выход, а - выздоровление. Отсюда, из-за барханов пепла все подобное выглядит лишь отвратительным и дешевым спектаклем, глупой мелодрамой тела и пули, что не стоит и движения мизинца в вечном походе к сердцу ада. Только ренегаты бросаются к миражам чудесных оазисов, натыкаясь на расслабленное движение курка или петли, срываясь с высот в глубокие и медленные водоемы ни в чем не повинных улиц. Они не нашли ответа на вечную загадку, сдались, сломались, выдохлись в великом походе глиняных ратей сквозь дезинфекцию черного солнца. Жалкие клиенты психиатрических клиник! Проклятые самоубийцы! Депрессирующие потаскухи, подсевшие на дозы синтетической радости! Вы, все вы даже пальцем не касались истинного сердца МЕЛАНХОЛИИ!

Вот первый шаг к манящим безднам, в которых вьется туман и просвечивают загадочные звезды гниющей вселенной. Мрачный порог, где действительность как будто уходит, испаряется из внутреннего и внешнего мира, вытекает по капле, обнажая черную подложку засвеченной фотобумаги. То, что обычно наполняло яркими, разнообразными красками жизнь, выцветает под жестким ультрафиолетом безвоздушного пространства, чернеет, обостряется, изгоняет слащавый туман и недоговоренность, приобретает остроту лезвия бритвы, вскрывая уверенным движением живую глубину настоящего существования. Лопается гнойник иллюзий, расходится синюшная кожа фальшивой куклы, открывая всю бессмысленность и мелочность так называемой жизни. Прекрасная поверхность скрывает пустоту.

Еще шаг, безудержный рывок, освобождение в апатию, безмерность. Оболочка раздувается, милое лицо растягивается в жуткую и неразборчивую маску, заполняя открывшийся объем еще сохранившейся шелухой самосознания. Надоедливые уколы пытаются реанимировать отживший манекен, разбудить и оживить, вытащить в поддельный поток времени, подменив бездну скукой. Сколь же часто иная жизнь признается патологией, отклонением от нормы! Сколь же часто ежесекундное старение и суета считаются нашим воспаленным мозгом чем-то действительно стоящим вниманием, нежели сосредоточенная мрачность внутреннего созерцания! Только вчитайтесь в слова обвинительного акта, где утверждается нечеткость и безразмерность времени, его безначальность и бесконечность. Пустота воспринимается как мгла, в которой человек тонет, теряет ориентацию и перестает различать себя и окружение! Вот прозрение, которое становится упреком. Так можно упрекать дельфина в предательстве суши, в отказе от рук и ног во имя плавников и гладкой кожи.

Мгновение тянется вечно и ничего не может измениться. Будущего больше нет, и это великая победа над становлением, над историей, над всеми наростами, которые обтянули днище легкой лодки неподъемной массой ненужных чувств и знаний. Долой их! Долой лодку, потому что здесь нужно плыть самому, не подчиняясь прихоти управляемых ветров и течений. Здесь открывается мир настолько необычный и непохожий на все остальное, что возвращение становится не только нежеланным, но и невозможным. Мир действительности померк окончательно.

В кропотливом спуске в несостояние есть особая точка, которую очень важно не пропустить. Она - надгробный камень личности. Внезапно среди пепельных песков проявляются, прорастают кости земли, черные лезвия отточенных ветрами миражей, вопящих в низкое небо о боли на древнем и забытом языке. Теперь даже сумрак кажется нестерпимым светом. Он жжет глаза, покрывает лицо лихорадочными поцелуями смерти, приглашая быстрее ступить из остатков блеска дня на теневую сторону жизни. Отсюда еще есть путь назад, достаточно повернуться спиной к нагромождению скал, набрать побольше воздуха и попытаться на этом вздохе выплыть из пучин безнадежности. Кому-то дыхания не хватает, но здесь нет вины обезлюдевшего мира. Кто-то восстает к новой жизни, чувствуя легкий привкус сожаления неразгаданной загадки. Кто-то вздрагивает по ночам, разглядывая марширующие по стенам тени. Все не то. Там, только там начинается путь к мрачной тайне мироздания, имя которой - меланхолия.

Ты слышишь его стоны. Ты ощущаешь пятками его вой. Он пережил их всех - оскопленный Хронос, закованный в цепи в самых мрачных пещерах Тартара. Могучий бог, еще помнящий и ненавидящий золотой век олимпийских богов. Здесь начинается его царство, царство всего смертного, всего преходящего, царство печали и размышлений о минувшем счастье. Граница пройдена и какой-то намек, отзвук облегчения возникает в душе, чувствующей приближение источника горькой мудрости. Где-то здесь начинается великое воссоединение. Словно две волны набирают силу, мощь и схлестываются в освободившейся пустоте личности. В раскинувшемся внутреннем море внезапно познается страшная загадка собственного "Я", которое столь же реально, как волна на поверхности вод. Только воссоединение ветра и океана порождают шторм, и разве может волна мечтать о штиле? А разве не смешны ее претензии на наследование двух великих сил?!

Можно сколько угодно долго бродить по бьющемуся сердцу зловещего Сатурна, ежась от ласк черного солнца, и с каждым шагом переживать очищение жестокой шершавой рукой до полного истончения и исчезновения. Свинцовый свет слишком медленно наносит загар на странника, но постепенно бремя старости и немощи пригибает плечи смелого путника, а он еще не нашел, не откопал из песка то, ради чего и затеяно роковое путешествие. Именно здесь и прячется мифический философский камень, способный щедро наделять высшим знанием, приносить вечную молодость. Имя ему - Черный Камень, или Меланхолия.

Да полноте! Существует ли он?! Может ли он быть на этом кладбище, где каждый шаг выворачивает из-под песка чьи-то черепа и кости? Сколько полегло здесь таких смелых и отчаянных? И удастся ли еще вернуться? Вырваться из ловушки на крыльях удачи? Но это лишь крик ничто, потерянная душа вопит о том, чего никогда не существовало под Луной. Иллюзии ампутированной личности...

Нельзя найти того, что не спрятано. Кашель пожирает легкие, выковыривает их из груди кровавыми кусочками, превращая слабое тело в ироничную клепсидру - ну-ка, посмотрим, на сколько хватит упорства волны ловить ветер и бежать по смятой основе океана. Искать - это настолько лично, это значит выделиться, вывернуться из единения всех вещей и звуков, это значит искать и не находить только одно - самого себя, а все остальное - лишь повод. Волна вновь раздувается от собственной значимости только затем, чтобы ей был преподнесен последний урок, чтобы она разбилась на миллион частей о мертвые скалы, распалась, рассыпалась в тупом изумлении от внезапного конца.

И лишь когда полностью исчезаешь, когда твои кости ссыпаются в общую могилу просветленных, лишь тогда и ни мгновением раньше приходит понимание... Его можно увидеть, к нему можно притронуться, шепча человеческие банальности, к нему можно взывать, обезумев от страха, но Черный Камень так и будет молчаливо простирать отточенные лезвия в свинцовое небо, неисповедимыми путями управляя течениями воздушных рек, порождая бури и ураганы, усмиряя волны до легкой ряби космического покоя. Круг замкнулся. Волна получила свое оправдание, разбившись о берег. Теперь уже все неважно. Прозрение дает свободу, которой нельзя воспользоваться, она не вмещается в жесткий канон выбора, она не соответствует идеалу порхающей бабочки, она - худшее бремя преображения. Любые миры приветливо открывают свои двери, любые дороги расходятся из под ног одиночества...

Великая ирония заключается в мудром понимании - человеку есть что терять в мире. Его присутствие всегда оправдано, но не всегда дано. Оно скрыто в нем самом, в недоступной тайне души, как неловкая крупинка, которую еще только предстоит превратить в жемчужину. Чтобы добраться до тайного источника света, притронуться к средоточию света необходимо вскрыть раковину, выпотрошить ее, очистить во имя... во имя... Чего?

Тысячи привязанностей, тысячи лиц, миллионы слов и картин - вот что такое эта раковина. Вот чем всегда приходится жертвовать ради стремления достичь чего-то большего, понимая, ощущая кончиками пальцев, что ничего большего дано уже не будет...

- Вам что-нибудь принести? - вежливый стюард склоняется ко мне. На нем белоснежная униформа, но он не ежится от жестких объятий холода. Привычка. Вот у меня нет такой привычки. У меня есть лишь одиночество, во имя которого я и сижу на палубе. Хотя что-то горячительное сейчас бы не помешало. Но день только начинается.

- Кофе. Черный кофе без сахара.

- Коньяк?

- Не сейчас, - и стюард меня понимает. Он тоже не сторонник спиртного в такое прекрасное утро.

- Хороший день предстоит, - говорит стюард.

- Да, - соглашаюсь я, - день предстоит действительно хороший.

Мы почтительно умолкаем и смотрим на медленно проплывающий мимо берег. Лес слегка расступается, открывает заснеженную равнину с утопающими в снегу домами, соединенными с синевой тонкой пуповиной дымков из труб. Снег округлыми холмами спускается по пологому берегу, нависает над черной водой подтаявшим козырьком. Река парит, набрасывая еле заметную вуаль на покой и безмолвие зимы. Кое-где сквозь снежный покров пробиваются невысокие деревца с печально опущенными ветвями. Крохотные льдинки, обточенные горячей водой до округлой прозрачности, ударяются о борт корабля. Природный метроном, подчиняющийся собственному неторопливому ритму.