Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

• Название: Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
• Автор: Константин Радов
• Жанр: Научная Фантастика

АИ-мемуары. Может ли обыкновенный человек изменить мир, даже если найдет точку опоры?

---

Работным людям грех было жаловаться: кормили сытно, держали строго, берегли от заразительных поветрий и даже иногда (хотя с изрядным опозданием) деньги платили. На чем основаны страшные сказки о тысячах умерших от голода и непосильных трудов, о городе целиком на фундаменте из русских костей? На документах, разумеется.

Открою замогильную тайну. Большей частью кончина происходила так. 'Имярек волею Божией помре', писал канцелярист, сжимая в потной ладони монеты. Тем временем покойник, освободившийся от всех земных уз, весело присвистывая, шагал по степной дороге. В конце пути ожидал его еще один писарь, усатый и по-семинаристски стриженый под горшок, многозначительно побрякивая серебром в бездонных карманах широких шаровар. Потом новорожденный 'малороссиянин', выпорхнувший из насмерть замученного жестоким начальством 'москаля', как бабочка из куколки, направлялся в ближайшую ландмилицкую фортецию и кланялся офицеру. Там его записывали на испытательный срок, после чего он оказывался в мастерской или шахте, а иной раз - на подворье того самого офицера. Последнее я преследовал нещадно, не желая появления новых помещиков прямо на линии; на все остальное закрывал глаза. Были и другие тайные тропы: русский народ неистощимо изобретателен в уклонении от тягла.

Но вот что любопытно. Господствующее мнение считает причиной сего уклонения лень, изначально присущую крестьянам. Зачем же мужики сквозь любые препоны пробираются туда, где работа еще тяжелее?! Что их манит? Воля? Ее на линии нет и быть не может. Справедливость? Пожалуй. Я с самого начала пытался устроить, чтобы никакое начальство людей не обирало и зря не мучило. Полного успеха не достиг, однако на общем безрадостном фоне ландмилиция - светлое пятно. Ползет шепоток в народе: дескать, есть место, где живут по правде. Ну, и богатство, само собою. Хлеб - от пуза, одёжа - без дыр... Никакими запретами не остановить стремление к лучшей жизни.

Так шло заселение степного края. Что важнейшее государственное дело происходит по-воровски, в тайне, при посредстве мелких взяточников, меня не смущало. Это Россия, господа! Тут все пути кривые. Самый враждебный злопыхатель не мог бы доказать, что хитрости писарчуков известны генералу или совершаются с его соизволения. Вздумай Петр учинить розыск... Впрочем, до окончания войны ни о каком розыске беспокоиться не следовало.

С большим опозданием, через Европу и Петербург, доходили вести с турецкой стороны. Мурад-пашу, коменданта керченского, казнили. Капудан-паша Мустафа отделался ссылкой: то ли великий визирь помог родственнику, то ли нравы смягчились в государстве османов. Обращение с русским послом подтверждало последнюю хипотезу. Вопреки старым обыкновениям, Неплюева не посадили в Семибашенный замок. Неужели европейские правила стали распространяться на Востоке? Или это личная заслуга Ибрагим-паши Невшехирли?

Самой приятной новостью оказался разлад у турецких пашей с английским послом. Кредит Абрахама Станьяна, как советчика, пал очень низко. Бывший лорд Адмиралтейства ставил себя искренним другом османов и великим знатоком морской войны (то и другое не без оснований). Теперь сие обратилось против него. Мнения турок разделились. Одни считали, что англичанин показал себя пустопорожним хвастуном, раз не предостерег о дьявольской хитрости русских; другие были убеждены, что коварный гяур намеренно подвел флот правоверных под гибельную атаку. Усиленная охрана посольского особняка в Галате сдерживала до поры народную ярость - но если речи фанатиков воспламенят чернь... Твердость и бесстрашие британца заслуживают высочайшей оценки: полностью утратив способность влиять на события, он оставался на посту, словно на шканцах тонущего корабля, пока не дождался смены. Французский резидент де Бонак не выражал прямого злорадства, однако улыбался, поглядывая на союзника, очень сладко.

Крымские беи воспользовались гневом султана для низложения нелюбимого Саадет-Гирея. Сменивший толстяка Менгли-Гирей был темной фигурой. Пока он не овладеет положением (то есть, по меньшей мере, до весны), крупных набегов не стоило опасаться. Вот по первой траве - памятуя, что предшественник поплатился троном за излишнее миролюбие, должен пойти. Пусть идет. Ландмилиция изначально задумывалась как чисто оборонительная сила: пехота, способная придать устойчивость казакам и калмыкам. Но при нынешнем обилии коней она может обрести такую же подвижность, как у самих татар. Это позволит не только отразить покушения на линию, но и настичь нападчиков. Тогда увидим, правдиво ли Саадета обвиняли в трусости. Может, он был просто умен?

Против ожидания, турки не стали возобновлять еникальскую крепость. Возможно, беспрепятственный проход русских кораблей и быстрое взятие фортеции внушили им ложную мысль, что польза от укреплений в проливе ничтожна. На деле мы понесли в сей баталии ущерб весьма существенный. Флот до зимы зализывал раны, а для будущих осад просто не осталось боевых припасов.

Пока Еникале ровняли с землей, ядра и бомбы к тяжелым орудиям истратили чуть не все. Где новые взять? Липские заводы, близ Воронежа, много чугуна выдать не могли: лесу для углежжения не хватало. Поставки от Демидовых - долгое дело: слишком далеко. Допустим, с полой водою сплавят артиллерийские запасы по Чусовой; тогда в Царицын они прибудут не раньше июня, пару недель займет перевоз в Пятиизбянскую станицу, в Азов доплывут к середине лета. Если же засуха обезводит Дон - еще позже, с осенними дождями. Вспомнив прежние планы, я начал подумывать о возобновлении опытов с коксом. Благодаря стараниям Томаса Гриффита, одного из угольщиков, нанятых мною в Бристоле, здешние копи умножали добычу год от года. Другой валлиец не прижился и сбежал на родину, а этот женился на племяннице миргородского полковника, отпустил купеческое брюшко и отзывался на Фому Фомича.

Зима перевалила через середину. За множеством дел незаметно летели дни. Единственное, что удручало - безответность моих представлений государю. Обиняками верные люди сообщали, что здоровье императора сильно пошатнулось, он мало занимается делами и стал еще раздражительнее. Под горячую руку избил придворных врачей, ругая ослами. Нет худа без добра: иной раз гнев выплескивался на действительно виновных. Меншиков потерял президентство в коллегии, отданное Репнину, и генерал-губернаторство, в пользу Апраксина. Казнь Виллима Монса, близкого к царице, заставляла подозревать утрату Екатериной расположения мужа. Ближайшие следствия семейной ссоры обещали быть самыми счастливыми: без помощи государыни Светлейший не устоит под грузом вины и получит давно заслуженное воздаяние. Скорая опала князя виделась несомненной. Толстому восемьдесят лет, Головкин слишком осторожен и скуп, чтобы играть первую роль... Возможно, сцена расчистится от моих врагов сама собою. Кто займет их место? Петр не даст ходу старой знати; скорее, окажет предпочтение способным людям из простых дворян и лучшим из иностранных наемников. У нас с Румянцевым превосходные шансы. Если будущая кампания принесет успех, оба шагнем на ступень вверх. Голицын, Куракин, Брюс и оба Апраксиных - бесспорные союзники, Бутурлин - по крайней мере, не враг... Жаль, Шафиров в опале - впрочем, с падением Меншикова может вернуться. Кантемир? Герцог Голштинский? Посмотрим.

Весть, ради которой загнали, наверно, табун лошадей, стала для меня страшным ударом. Петр царствовал больше сорока лет. Тридцать пять, если без сестриной опеки. Часто болел, но неизменно побеждал недуги. Одни мечтали о его смерти, другие страшились - но никто не ждал. Такому богатырю умереть в пятьдесят два года...

Тяжелой рукой император правил, что говорить. Многое бы можно ему припомнить. Но пред моим внутренним взором была ночь, и горели костры из разбитых ядрами телег. Сентябрьский снег падал на искаженные смертной судорогой лица убитых, стонали раненые, а живые подходили к огню и падали от усталости, подобно мертвым. И 'всеа Русии самодержец' спал на голой земле под простой шинелью, измученный и замерзший, как бродячий пес... Ночь после боя при Лесной. Если Бог есть - и если Он справедлив - за каждую минуту той ночи царю тысяча грехов простится. Я плакал бы, если бы умел.

Когда малограмотная латышская крестьянка (в другой ипостаси - обозная девка, трофей победоносных русских) стала владычицей России и возложила на себя титул Цезаря - на Олимпе грохотал камнепад. Боги смеялись.