Евгений Кравченко - С Антарктидой — только на Вы

• Название: С Антарктидой — только на Вы
• Автор: Евгений Кравченко
• Жанр: Путешествия и география

Посвящается 50-летию отечественных исследований Антарктиды

Кравченко Е. Д. Карпий В. М.

С Антарктидой — только на «Вы»: Записки летчика Полярной авиации / Кравченко Е. Д., Карпий В. М. — М.: «Издательский дом «Парад», 2006. — 688 с.

Эта книга о мужестве и героизме, о верности долгу и высочайшем профессионализме, о победах и поражениях, одержанных летчиками отечественной Полярной авиации в небе Арктики и самого сурового, загадочного и жестокого материка Земли — Антарктиды. В книге нет ни одного вымышленного персонажа, ни одной выдуманной истории — в ней правда и только правда, рассказанная одним из самых выдающихся полярных летчиков страны Е. Д. Кравченко.

Каждый из читателей найдет в ней для себя то, что хочет, если ему близки такие понятия, как романтика, любовь к небу и высоким широтам, честь, совесть, дружба...

В этой книге собрана мудрость нескольких поколений авиаторов, служивших верой и правдой делу освоения высоких широт. В ней — пример того, как можно и нужно прожить свою жизнь...

УДК 91/882 ББК 26.89(0)/84(2Рос-Рус)

© В. Д. Кравченко, 2006 © В. М. Карпий, 2006 ISBN 5-8061-0068-5

---

— Так, ведь мы и не ставим глобальной цели — возрождения «Полярки», а антарктический отряд сегодня очень нужен, учитывая увеличение объемов исследований здесь. Я разговаривал с «наукой», руководству ААНИИ эта идея пришлась по душе.

— Ну, дай Бог, как говорят на Украине, нашему теленку волка съесть. Хотя команда действительно подбирается отличная — сборная лучших летчиков, тут ты прав. А теперь давай работать, дома меньше этой бумажной волокитой придется заниматься...

Но сделать нам этого не удалось. Наутро и у Склярова, и у меня резко подскочила температура, голова налилась чугуном, появились хрипы в горле, тело стало «ломать», и врач, пришедший в наш дом, поставил простой и четкий диагноз: «грипп». Причем, его симптомы обнаружились у большинства людей из нашего отряда. Самым мерзким оказалось то, что у всех резко подскочило артериальное давление. Однако ничего странного в этом не было: в «Молодежную» стал прибывать зимовочный состав, и, как обычно, кто-то привез грипп с Большой земли. Иммунные системы наших организмов за полгода пребывания в стерильной атмосфере Антарктиды конечно же ослабли. Привезенные микробы жадно набрасывались на них и с успехом атаковали. А поскольку на станции в дни смены составов жить приходилось в тесноте, то эпидемия гриппа распространялась быстро и во всех подразделениях. Уберечься от него было невозможно. Теперь у меня появился совершенно законный повод повалятся в постели и основательно отоспаться, чего давно не удавалось сделать. А там — погрузка на корабль и домой, домой... И я забылся тяжелым сном. Сколько я спал, не знаю — меня разбудил звонок телефона, стоявшего у кровати. Звонил начальник станции, он же начальник 26-й зимовочной экспедиции, Владимир Александрович Шамонтьев, еще не успевший передать дела новому начальнику зимовочной экспедиции Рюрику Максимовичу Галкину, шедшему в Антарктиду на теплоходе. Разговор получился коротким:

— Получил тревожную телеграмму с «Востока». Вы как себя чувствуете? Прийти ко мне сможете?

— Ладно, — сказал я, — сейчас приду.

Я хорошо знал, что Владимир Александрович по пустякам беспокоить не будет, но оказалось сущей мукой вытаскивать больное, ослабевшее тело из теплой постели, одевать его и выталкивать на режущий морозный ветер. Грипп основательно потрепал меня, и я чувствовал, что иду, шатаясь, как пьяный. Клонило в сон. И все же, когда пришел, сделал вид, что почти здоров. Шамонтьев взглянул на меня, покачал головой, но комментировать увиденное не стал. Вместо этого он сказал:

— Пришла очень плохая весть с «Востока». Один из зимовщиков в тяжелейшем состоянии. Удушье. Начался отек легких. Налицо все признаки горной болезни. Человек не смог нормально вовремя акклиматизироваться, и врачи прогнозируют самый худший исход болезни, если его оттуда не спустить в «Мирный».

Шамонтьев замолчал. Молчал и старший врач экспедиции Леонид Маврицын, который сидел рядом. Они так же, как и я, готовились к отъезду на Родину, все мысли были уже о доме и вот на тебе... Я почувствовал, как тоскливо заныло сердце, закрыл глаза. И мысленно бросился к «Востоку» — давно заметенные и никем не укатанные ВПП, здесь, на «Молодежной», в «Мирном» и на «Востоке». Законсервированные топливозаправщики, подогреватели. Холодные, измотанные за сезон Ил-14, которые Колб и его люди «усыпили» до следующей весны. В Антарктиде самое плохое время для авиации — поздняя осень, когда начинают гулять метели, ураганные ветры, бьют морозы...

Мороз?! — это слово обожгло сознание, и я открыл глаза. Владимир Александрович молча глядел куда-то в окно.

— Какая температура на «Востоке»? Он медленно повернул голову ко мне:

— За шестьдесят, почти семьдесят...

Видимо, он прочел в моих глазах что-то такое, что его голос стал глухим:

— Вы думаете, я не знаю, что ситуация на «Востоке» оставила далеко позади возможности ваших Ил-14? Но не сказать вам о ней не мог, иначе подписал бы приговор этому парню на «Востоке» уже сейчас. А так у них еще остается надежда, что мы здесь способны сделать чудо.

— Запросите ход температуры за несколько последних дней. Через несколько минут мы получили телеграмму с «Востока».

Голова гудела, я с трудом различал цифры, но все же удалось выделить из этой мешанины те, что меня интересовали больше всего. 11 марта с 9 часов утра до 12 часов дня температура держалась в интервале от минус 60,6° до минус 60,2°, 12 марта в этот же период — минус 61,4° — минус 61,3°, 13 марта чуть повысилась — минус 59,1 ° — минус 59°... Мне стало ясно, что именно в эти четыре часа на «Востоке» мороз чуть сдает свои позиции, но все равно держится за той гранью, куда еще ни один экипаж никогда не заглядывал. И самолет Ил-14 тоже...

«Лететь нельзя, — я почувствовал, как во мне закипает раздражение, — они это отлично понимают. Что же им от меня нужно?»

Строчки двоились в глазах, но я сидел, не поднимая головы от радиограммы, стараясь успокоиться.

— Вот еще радиограммы, — Шамонтьев протянул два листка. Я взял их.

НЭС «Михаил Сомов» 13 марта 23 ч 15 мин. =

Радио, весьма срочная. 3 пункта.

2 адреса: «Молодежная», Шамонтьеву, командиру отряда (КО) Кравченко

ТХ «Эстония», Галкину

«Мирный», Зусману.

На запрос Шамонтьева: Конечно, надо немедленно вывозить, но был ли ранее опыт полетов «Восток» при температуре 66 градусов. Это очень беспокоит...

Максутов=

«Значит... все-таки понимают, что лететь нельзя. Иначе Максутов не спрашивал бы об опыте полетов на «Восток» при минус шестидесяти шести градусах, — эта мысль, как ни странно, успокоила меня. — Что ж, уже хорошо, давить на нервы не будут...»

Я стал читать вторую радиограмму:

ТХ «Эстония» 14 марта 13 ч 00 мин. =

Радио, три пункта:

«Восток», Астахову, Баранову,

НЭС «Михаил Сомов», Максутову,

«Молодежная», Шамонтьеву, Маврицыну. =

Зарегистрированные за короткий срок два случая высокогорного острого отека легких уже после первичной адаптации настораживают в связи с возможными нарушениями правил техники безопасности при работах на открытом воздухе при сверхнизких температурах. Просим принять все соответствующие профилактические меры для предотвращения подобных случаев с дальнейшим учетом строгого нормирования времени пребывания людей вне помещений. Рекомендуемая продолжительность пребывания: при 50-60 градусах не более 30-40 минут, 60 — 70 градусах — не более 15-20 минут, тяжелая работа при более низких температурах возможна только в аварийных ситуациях с минимальной продолжительностью.

Галкин, Белан =

Я взглянул на Маврицына:

— Сколько он сможет на «Востоке» протянуть?

— Двое — трое суток, — Леонид говорил спокойно, но я всем своим существом вдруг остро ощутил, как тяжело ему дается это спокойствие. — Болезнь прогрессирует очень быстро. Лекарства в таком случае почти не помогают.

— Хорошо, мы подумаем, — сказал я, — но ничего не обещаю. Я вышел. Глухие темно-синие сумерки наплывали с востока, в них тонул седой океан, почерневшие айсберги, наша станция. Где-то там, в ночи, за две тысячи двести километров отсюда лежал «Мирный». А в полутора тысячах километров от него — я перевел взгляд правее, на купол — «Восток». Сейчас там угасает жизнь человека. Что я о нем знаю? Мы с ним даже случайно не могли встретиться, потому что «восточников» в этой экспедиции возили экипажи Склярова. Есть ли у этого парня отец, мать, жена, дети? С кем дружит, что любит, какие истины исповедует, каким идеям служит? Не знаю. Почему же меня так жестоко душит сейчас безысходность? Почему болит сердце, будто там, на ледяном щите, гибнет друг?! А может, это бессилие, безысходность, боль есть не что иное, как пощечина Антарктиды за мое самонадеянное: «На этот раз мы сыграли вничью...?!» И тот взгляд, который я почувствовал на аэродроме, был ее взгляд?

Я стою на окраине поселка и гляжу в ночь, туда, где на «Востоке» за тысячи километров умирает человек. Между ним и мною сейчас нет ни одной живой души — ни человека, ни птицы, ни зверя. Только скалы, лед, снег, мороз, ветер...

Я не помню, сколько так стоял. Наверное, долго, потому что почувствовал, как замерзаю. Повернулся и пошел в гору, спотыкаясь и падая.

Когда вернулся в наш Дом авиатора, там еще ничего не знали о ситуации, сложившейся на «Востоке». Зашел в свою комнату, разделся, достал радиограммы, снова их перечитал. Собственная болезнь, будто устыдившись чего-то, слегка отступила. А может быть, ей не понравилось, что ее игнорирую, но мне стало немного легче, я почувствовал, что могу логически правильно оценивать происходящее. Вспомнился Москаленко, как он планировал свою операцию по спасению людей с «Оби». Тогда ситуация складывалась ничуть не легче, чем сейчас. «Значит, и ты должен найти выход», — сказал я самому себе. Еще раз проанализировал «ход» температур на «Востоке» и пришел к выводу, что суточный перепад их достаточно велик — до десяти градусов, а самое «теплое» — время — с 8 до 12 часов «по Москве». Разница во времени между столицей и «Востоком» — 4 часа. Значит, к «восточникам» мы должны прийти, когда у них полдень. «Черт побери, — мысленно выругал я себя, — ты же понимаешь, что лететь нельзя. Что же ты мудришь?!» Но мысли уже потекли своим чередом, игнорируя логику, руководящие и регламентирующие летные документы, руководство по эксплуатации Ил-14...