Кодзима-хоси - ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ МИРЕ

• Название: ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ МИРЕ
• Автор: Кодзима-хоси
• Издательство: Северо-Запад Пресс
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 2002
• ISBN: 5-93699-015-Х

Гунки-моногатари (воинские повествования) — литературный жанр, сформировавшийся на рубеже XII–XIII вв. Берёт начало от устных описаний военных столкновений X и XI вв. Эти описания к началу периода Камакура сложились в особый жанр устного рассказа — катаримоно, исполнявшегося сказителями.

Крупнейшим повествованием гунки, насчитывающим 40 свитков, считается "Тайхэйки" ("Повесть о Великом мире"). В центре — события 1318–1367 гг., связанные с войной между Южной и Северной династиями.

Воспевает самурайские доблести и нормы поведения (бусидо).

---

7

О СТРАННЫХ ДЕЛАХ В ПОДНЕБЕСНОЙ

Весной второго года эры правления под девизом Каряку[249] монахи-наставники в созерцании из Дайдзёин, павильона Великой колесницы, что находится в Южной столице, и толпы монахов с шести сторон[250], бывшие между собою в неприязненных отношениях, дошли до вооружённых стычек. Золотой павильон, Павильон для проповедей, южный Круглый павильон и западный Золотой павильон[251] из-за военных действий были вмиг охвачены пожаром и сгорели дотла. Кроме того, в первом году эры правления под девизом Гэнко[252] пожар, вызванный военными действиями, пришёл от Северной долины Восточных пиков Горных врат и в одночасье обратил в пепел храм Четырёх королей, храм Долгой жизни, Большой павильон для проповедей, павильон Лотоса и павильон Постоянного шествия[253]. От всего этого у людей заледенели души: не знак ли это, предвещающий бедствия в Поднебесной?!

Тем временем в третий день седьмой луны того же года[254] произошло большое землетрясение. Широкий приливной берег Сэнрибама в провинции Кии на двадцать с лишним тё вдруг превратился в сушу. Ещё одно землетрясение произошло в час Птицы[255] в седьмой день той же луны; вершина Фудзи разрушилась на несколько сот дзё.

Урабэ-но-сукунэ совершал гадание, разогревая на огне панцирь большой черепахи, а профессора в учении о тёмном и светлом началах, разъясняя гадательные тексты, читали: «Вид у гадательных текстов тревожный; государю надлежит соблюдать крайнюю осторожность». А люди со страхом в сердце думали, что не просто так происходят пожары в буддийских храмах и землетрясения повсеместно, что теперь может случиться что-то поразительное. И действительно, в двадцать второй день восьмой луны того же года[256] прошёл слух, что в столицу прибыли два посланца Востока в сопровождении трёх с лишним тысяч всадников. Не зная, в чём дело и что такое могло случиться в столице, воины из ближних провинций сбегались туда с криками: «И мы, и мы тоже!» В столице ни с того ни с сего поднялся непозволительный гвалт.

Когда оба посланца прибыли в столицу, ещё до того, как они открыли шкатулку с предписанием, стали какими-то путями распространяться слухи. В обители Горных врат передавали: «На этот раз посланцы Востока прибыли в столицу, чтобы увезти государя в отдалённые провинции, а принца из Великой пагоды предать смерти». Поэтому с наступлением ночи двадцать четвёртого числа восьмой луны от принца из Великой пагоды к государю был снаряжён гонец, которому велели всеподданнейше доложить следующее:

«Мне удалось выведать, что настоящее прибытие восточных посланцев в столицу предпринято для того, чтобы государя сослать в отдалённые провинции, а Соуна предать смерти. Государю надлежит незамедлительно, нынче же ночью, скрыться в Южной столице. Если отряды злодеев приблизятся к государевой обители прежде, чем будут возведены крепостные стены и собраны верные двору войска, разве не лишится государь преимущества в оборонительном сражении?! Чтобы устранить неприятеля, который находится в Киото, а ещё для того, чтобы изведать сердца монахов-воинов, пусть один из приближённых государя с позволения Вашего величества назовёт себя Сыном неба и отправится в Горные врата. Когда же будет оповещено о государевом отбытии, враждебные нам войска, несомненно, направятся к горе Эйдзан и постараются завязать там сражение. Коль скоро это случится, монахи-воины в тревоге за свою обитель поднимутся, чтобы не щадя жизни оборонять её в сражении.

Если изматывающие сражения с отрядами злодеев затянутся на несколько дней, Киото, напротив того, смогут занять верные двору войска из провинций Ига, Исэ, Ямато и Кавати, а отряды злодеев не смогут даже повернуть пятки, чтобы совершить свои убийства. Это усилие может оказаться тем единственным, что определяет судьбы государства».

Так и было передано.

Государь всего лишь безмерно изумился, и только. Никакого августейшего волеизъявления не последовало. Он благоволил призвать к себе несколько человек из тех, кто был на ночной страже при дворе, — старшего советника Ин-но Мороката, советника среднего ранга Мадэнокодзи-но Фудзифуса, его младшего брата Суэфуса — и вопросил:

— Как Нам следует с этим делом поступить?

Выступив вперёд, его милость Фудзифуса изволил молвить так:

— Есть благие примеры из прошлого, как на некоторое время отдалить бедствия и поддержать государство, когда мятежные вассалы нарушают долг в отношении государя. Человек по имени Чжун Эр бежал в Чжай[257], а Таван уехал из Бинь[258]. Оба они выполняли долг государей и соблаговолили озарить своих потомков сиянием забот об избавлении их от тягот. Если у государя возникли определённого рода намерения, да благоволит он заметить, что уже поздняя ночь и укрываться следует поскорее.

С этими словами для государя подали экипаж, поместили в него священные регалии трёх видов[259], из-под нижних штор высунули конец шёлковой ткани, чтобы показать, будто это — экипаж придворной дамы, потом помогли сесть туда государю и выехали через ворота Солнечного сияния[260].

Воины стражи, охранявшие ворота, остановили экипаж и спросили:

— Кто это изволит ехать?

На это Фудзифуса и Суэфуса, вдвоём сопровождавшие государев экипаж, ответили:

— Это императрица. Изволит под покровом ночи отправляться во дворец в Северных горах.

— Тогда мешать не станем! — и пропустили экипаж.

Советник среднего ранга Гэн Томоюки, инспектор и старший советник Кинтоси и младший военачальник Рокудзё-но Тадааки догнали его в долине реки в районе Сандзё. От этого места, оставив экипаж, государь изволил пересесть в необычный для него грубый паланкин и дальше ехать в нём, однако, поскольку дело было неожиданным, носильщиков не оказалось, и августейший паланкин понесли глава налоговой службы двора Сигэясу, придворный музыкант Тоёхара-но Канэаки и телохранитель Хада-но Хисатакэ. Вельможи, составившие государеву свиту, освободились ото всех одежд и головных уборов, заменив их шапочками эбоси и хитатарэ, простыми куртками на тесёмках с шароварами, чтобы выглядеть как сопровождение дамы, совершающей паломничество по семи крупным буддийским храмам, — молодые самураи из столичного дома. Они последовали впереди государева паланкина и позади него.

Когда государь проезжал мимо каменного Дзидзо в Кодзу[261], едва-едва забрезжил рассвет. Здесь ему был предложен августейший завтрак.

Прежде всего, государь изволил въехать в Юго-Восточную обитель в Южной столице[262]. Поскольку её настоятель с самого начала отличался неподдельной верностью государю, первым делом он выведал настроение монастырского братства, не ставя его в известность о государевом выезде.

Однако Кэндзицу-содзё из Западного помещения, Нисимуро[263] состоял в кровном родстве с людьми из Канто, а пока продолжается передача сана между такими влиятельными особами, угрозы с их стороны все будут опасаться, и у государя не будет сторонников среди братии.

Тогда государь решил, что Южная столица — неподходящее место для его пребывания, и на следующий день, двадцать шестого числа, изволил пожаловать на гору Дзюбу в местности Вацука[264]. Но из-за того, что это место расположено далеко в горах, удалено от селений и не годится для составления каких-либо планов, государь вызвал паланкин, чтобы отправиться в такое место, которое будет предпочтительным для его сторонников и вредным для врагов. Двадцать седьмого числа, совершив тайную церемонию для благополучного путешествия, он изволил взять с собою малое число монашеской братии из Южной столицы и отправился в путь к гротам Касоги.

8 О ТОМ, КАК МОРОКАТА ПОДНЯЛСЯ В ГОРЫ, И О СРАЖЕНИИ НА ПОБЕРЕЖЬЕ КАРАСАКИ

Старший советник, его милость Ин-но Мороката, в ту ночь, когда государь отбыл из дворца, почтительно сопровождал его величество до речного берега в районе Третьей линии, Сандзё, и тогда разные речи изволил молвить принц из Великой пагоды, а именно: «Под видом выезда августейшего поднимись в Горные врата, изведай сердца монастырской братии, собери силы и вступай в сражение». Когда он благоволил это молвить, Мороката перед храмом Победы дхармы, Хоссёдзи, облачился в государевы драконовы одеяния[265], пересел в паланкин государя и изволил подняться в Западную пагоду Горных врат. Советник среднего ранга Сидзё-но Такасукэ, генерал Нидзё-но Тамэакира, генерал из Левой гвардии Наканоин-но Садахира — все переменили свои одеяния и головные уборы, сделав вид, будто они сопровождают в поездке самого государя. Всё выглядело, как настоящая церемония.

Местом пребывания императора сделали павильон Шакьямуни Западной пагоды. Тогда же пустили слух, будто государь, имея для себя опору на Горные врата, предпринимает августейший выезд, — и тогда все, не говоря уже о монахах с Сакамото на Горе[266], вплоть до жителей Оцу, Мацумото, Тодзу, Хиэцудзи, Оги, Кинугава, Вани и Катада — поспешили сюда, стремясь обогнать друг друга. Силы их до отказа заполнили Восточный и Западный павильоны, и казались подобными тучам и мгле.