Виктор Кудинов - Неволя

• Название: Неволя
• Автор: Виктор Кудинов
• Жанр: История

---

И рать, полная решимости либо победить, либо умереть вместе со своим князем, ответила ему грозным протяжным ревом в несколько тысяч глоток: "С нами Бог!" - взметнув над головами обнаженные мечи и копья.

В свободную минуту, когда можно было перевести дух и дать покой уставшей рубить руке, Михаил отыскивал глазами колыхающееся черное полотнище с позолоченным изображением Христа, но то, что творилось под стягом, не мог видеть из-за густого облака пыли. Там шла жаркая схватка. Но лучезарный лик Спасителя, развертывающийся от порыва ветра и свертывающийся, когда ветер спадал, поддерживал в нем боевой дух и надежду, что сын жив. Ознобишин дважды видел горевший как жар шлем князя Дмитрия. И то, что великий князь был таким молодцом и сражался как простой воин, воодушевляло его и десятерых товарищей. Врагов же вокруг было не счесть, но им на помощь подоспел московский витязь Григорий Капустин, знаменитый силач. Под ним тоже, как и под Михаилом, был убит боевой конь, но пеший он оказался гораздо опаснее, чем верхом, потому что у него был длинный широкий двуручный меч. И этим мечом Капустин косил врагов направо и налево, как косарь косит траву. И получаса не прошло, как он навалил перед собой кучу истекающих кровью тел. А сам он был могучего роста, широкоплечий, крепкий, весь в броне, в блестящем железном шлеме и внушал страх одним своим видом. Капустин надежно прикрывал Михаила и его товарищей с правой стороны. Однако с левой на них неожиданно набежала толпа ордынцев, и среди этой толпы оказался один удалец, вооруженный увесистой дубиной. Изловчившись, удалец так хватил Михаила по шлему, что у того в мгновение померкло сознание.

Ознобишин повалился ничком на лежащую лошадь. Когда он пришел в себя и с трудом приподнялся, его голова гудела, а руки и ноги тряслись от слабости. Кругом лежали трупы и стонущие раненые, битва отодвинулась немного в сторону. Из-за поднявшейся пыли ничего нельзя было разглядеть вблизи. Черный княжеский стяг, к его радости, колыхался далеко впереди. Григория Капустина нигде не было видно, зато из облака пыли, как святой Георгий, выплыл на своем тяжеловесном Немце, укрытом броней, Петр Мещеряков.

Он заорал:

- Жив, Михал, еж меня коли? Молодец!

И скрылся в другом пыльном облаке, где, видимо, шла драка не на жизнь, а на смерть.

Михаил окончательно пришел в себя, поискал взглядом свой топор и вдруг заметил сидевшего рядом Григория Капустина. Московский витязь, обхватив голову, тряс ею и охал; он, так же, как и Михаил, был оглушен ударом дубины. Ознобишин, хотя и сам был слаб, помог ему подняться. Капустин всей своей тяжестью навалился на плечо Михаила. Он спросил, сплюнув кровью: "Где мой меч?" И тут Михаил заметил, как трое татар бегут к ним, держа в руках кривые длинные сабли.

"Все", - подумал он.

Капустин закричал:

- Где же мой меч?!

"Да вот он, черт! - не сказал, а подумал Михаил, увидев черную рукоять меча, торчащую из-под лежавшего навзничь русского воина. - Поздно. Не успеть". Но к ним пришло спасение - из пыли, следом за нукерами, вынырнул воевода Мещеряков, нагнал их и сшиб грудью своего коня.

- Почему без оружия? - заревел воевода. - Берите, что на земле, мать вашу так!

В это время брошенный кем-то дротик попал в крыж меча Мещерякова. Лезвие с хрустом переломилось. У воеводы в зажатом кулаке осталась одна рукоятка.

- Черт бы вас побрал! - загремел он во весь голос и откинул её прочь. К луке его седла была приторочена железная палица; он тотчас же схватился за нее, продел в ременную петлю кисть руки, чтобы не выскользнула, и поднял над головой.

- Петро! - истошно заорал Ознобишин и указал вперед рукой. - Вона! Вона Бегич-то!

- Игде?

- Да не там. Туды смотри! Где зелено знамя!

- Вижу! - вскричал Мещеряков и, развернув Немца, погнал его в самую гущу битвы. - Робята, не замай! Мне оставь его! Мне!

Расстояние до Бегича было небольшое, но все это пространство занимали сражающиеся друг с другом воины либо груды трупов и раненых. Проехать и не задеть кого-либо нельзя было, поэтому Мещеряков не стал никого сторониться или кричать, чтобы дали дорогу. Он пустился напрямик, сметая всех на своем пути, свои ли это были или чужие. Встретился татарский всадник - одним ударом палицы он свалил лошадь и седока. Некоторые из сражающихся, к счастью, заметили его вовремя и разошлись, давая дорогу, но стоило ему проехать, сцепились вновь в смертельной схватке.

Воевода Мещеряков был страшен; весь щит его утыкан стрелами, бородатое гневное лицо залито кровью, но не от глубоких ран, а от трех порезов на щеках; из затененной глубины, из-под шлема, сухим мстительным блеском сверкали глаза, устремленные в одну точку. И этой точкой была голова Бегича в светлом шлеме с белым конским хвостом на шишаке.

Мещеряков видел, что Бегич храбрый и искусный воин - на его глазах мурза сошелся с русским всадником и зарубил его.

"Ах, мать твою..." - выругался воевода, подъезжая к мурзе. Бегич заметил его и поднял круглый железный щит. Мещеряков отбил удар его сабли своим щитом и, приподнявшись в стременах, опустил с размаху на его голову тяжелую палицу. Удар оказался настолько силен, что конь Бегича даже присел на задние ноги. Узорчатый, великолепной работы шлем продавился и надвинулся на лицо мурзы, закрыв глаза и нос; рот скривился в гримасе боли, а из-под края шлема ручьем хлынула темная кровь. Мурза Бегич взмахнул руками - и, мертвый, повалился на круп коня.

Ликующий Мещеряков закричал во всю глотку:

- Наша взяла, робята! Бей супостатов!

А когда он поверг наземь и нукера, держащего зеленое знамя, и бросил к ногам своего коня, началась паника и всеобщее бегство ордынцев.

Резко и победно со всех сторон заголосили русские трубы, забили барабаны.

Бросая сабли, копья, щиты, уцелевшие нукеры, охваченные ужасом, бросились к реке. Русские погнались следом, как борзые за стаей лисиц, безжалостно избивая бегущих, но переправляться через реку им не позволил призывный трубный рев.

Никто не заметил, что наступил туманный мглистый вечер. Весь противоположный берег утопал в плотном молочном облаке, продолжать погоню было бессмысленно.

Битва на Воже была выиграна.

Подняв вверх мечи, копья, щиты, русские витязи потрясли окрестности мощным криком: "Ура-а-а!"

От громких возгласов всполошились вороны, поднялись в небо, тревожно и испуганно каркая.

Сделав круг над всем полем брани, они опять опустились на вершины деревьев, уселись на ветви и терпеливо принялись ждать тишины.

Глава пятьдесят седьмая

Туманное утро запоздало с рассветом, но когда развиднелось и можно было что-либо различить в полусотне шагов, русская конница, отдохнувшая в коротком сне, стремительно бросилась в погоню. Разведчики донесли, что лагерь ордынцами брошен, оставшиеся в живых бежали кто куда.

На всем своем пути русские всадники видели следы поспешного, панического бегства. Дорога была усеяна трупами нукеров, которые тяжело раненными бежали с поля боя, но, обессиленные, падали где придется и умирали. Шатры, кибитки, телеги, арбы оставлены, награбленное добро валялось на земле в беспорядке. И ни одной живой души. Стук лошадиных копыт далеко разносился в округе. Но вот до ушей воинов донеслось приглушенное пение. Из тумана стала возникать темная масса, затем она обрела очертания: это была большая толпа людей. Пение становилось внятным. То был божественный псалом, восхваляющий Христа. Пели русские люди, полоняники.

Заметив своих, полоняники закричали и заплакали в голос. Но ни один из воинов не остановил коня и не спешился. Пленников успокоили, сказав, что сзади следует другой отряд, который и освободит их. Конница на рысях промчалась мимо.

Обещанный отряд действительно скоро прибыл, возглавляемый воеводой Петром Мещеряковым.

Михаил Ознобишин, находившийся в отряде Мещерякова, вместе со всеми воинами с нескрываемой радостью разрезал веревки, освобождал полоняников.

Вдруг до слуха Михаила донеслось громкое: "Аллилуйя!" Он прислушался, быстрым взглядом осмотрел толпу и приметил рослого полного мужчину, длинноволосого и бородатого, одетого в белую, до колен, грязную рубаху. Он протягивал связанные толстые руки одному воину, возглашая протяжно:

- Воинству русскому хвалааа!

"Да это же поп Савелий!" - промелькнуло у Михаила, и он кинулся с криком:

- Подожди!

Молодой воин изумленно оборотился к Михаилу, придержал руку с ножом. Ознобишин отстранил его, сам встал перед расстригой, поглядел в его бородатое оплывшее лицо.

- Отче, узнаешь ли?

Маленькие хитрые глазки въедливо оглядели Михаила.

- Не узнаю, сердешный, - замотал расстрига косматой гривой.

- Орда. Вельяминов. Юрта за ставкой. Вспомяни хорошенче. Коренья злые, для великого князя припасенные...

На одутловатом опухшем лице промелькнул страх, губы задрожали.

- Путаешь, милый.

Широкий матерчатый пояс охватывал большой круглый живот попа Савелия. Ознобишин ощупал пояс и выхватил из-под него небольшой мешочек.