Владимир Смирнов - Над океаном

• Название: Над океаном
• Автор: Владимир Смирнов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1988
• ISBN: 5—203—00079—4

В сборник вошла заглавная повесть и три рассказа; все они посвящены авиаторам. В центре повести судьбы членов экипажа морских летчиков, их характеры, раскрывающиеся в экстремальных условиях, когда в результате провокационного облета американскими истребителями наш самолет получил повреждение и экипаж вынужден был несколько часов бороться за живучесть воздушного корабля.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Кучеров постучал ладонью по штурвалу, и Николай с удовольствием положил на штурвал руки, принимая управление и власть над огромной машиной, и это не было знаком какого-то особого доверия командира. Все было обыденно и нормально, так, как и должно быть, так, как стал ощущать Николай, летая вот уже полгода с Кучеровым. Командир, не глядя на помощника, коротко отмахнул рукой влево, и Николай уверенным, уже выработавшимся широким жестом положил корабль в левый разворот и, добавив смело газу, подтянул штурвал.

Он был тут хозяином! И, глядя в искристо поблескивающий кабиной КОУ хвост ведущего, он прикидывал, нагонит или нет его на выходе из разворота; оно, конечно, надо бы нагнать так, чтоб, закончив выход на указанный с КДП курс, оказаться слева от него и чуть ниже — именно там, где ему, ведомому, и положено быть, — но при этом сэкономить время и маневр, показав класс. Надо бы покруче, во-от та-а-ак...

Машина, натужно свистя работающими на полных газах турбинами, лежала в легком левом крене, идя вверх по широкой изящной дуге, и выписывала в голубом чистейшем небе огромную серебристую кривую, медленно нагоняя плывущий впереди вверху самолет.

Ослепительное солнце, бело-оранжево полыхая, неторопливо сползало вправо, и по приборной доске, дробясь и вспыхивая в стеклах шкал, плыли, вздрагивая, солнечные зайчики.

Николай, не упуская из виду приборы, следил, как под аккомпанемент ровного тугого гудения турбин постепенно увеличивается, прорисовываясь в деталях, именно увеличивается, а не приближается, самолет комэска, сползая, будто притянутый солнцем, тоже вправо, вслед за светилом. И тут Николай вздрогнул: глядя вперед, он вдруг вспомнил, что уже было — точно так же. Он опять увидел тот день, те секунды. Все было точно так же — хотя то был конец осени, а не ее начало. Но — то же время. Тот же висящий впереди вверху самолет. Тот же дождь глубоко внизу, под пеленой мокрых плотных облаков. И то же солнце здесь, наверху...

 

...Ослепительное солнце, бело-оранжево полыхая, неторопливо сползало вправо, и по приборной доске, дробясь и вспыхивая в стеклах шкал, плыли, вздрагивая, солнечные зайчики. Машину пилотировал сам командир, капитан Реутов, а Николай, следя за приборами, наблюдал, как под аккомпанемент ровного тугого гудения турбин постепенно увеличивается, прорисовываясь в деталях, именно увеличивается, а не приближается, самолет комэска, сползая, будто притянутый солнцем, тоже вправо, вслед за светилом.

Вот ведущий уже почти на курсе, и выше; видны вспышки солнечных взблесков на дюралево-серебряных его боках, радужно мигнули стекла кабины стрелка под высоким килем, ровно струится коричневатый и очень заметный в небесной чистоте тонкий шлейф копоти не полностью сгоревшего топлива из выхлопных сопел турбин; можно плавно, по чуть-чуть, подталкивать вперед правую ногу, подстраиваясь к ведущему; ага, правая педаль подалась мягко вперед — командир так и делает, он опытный летчик, — а рукоятка штурвала нажала в правую ладонь.

И в этот миг жутко мягкий, медленный, неслышный удар повалил корабль набок влево, что-то закричали наушники. Реутов инстинктивно рванул штурвал вправо и сунул вперед до отказа правую ногу, но огромный бомбардировщик, будто заговоренный, будто кто-то невозможно могучий ухватил его за нос и крыло и вея, тащил, волок за собою, — бомбардировщик продолжал валиться в левый крен, перешел горизонт и теперь неудержимо заваливался вперед и влево — и самое страшное было в уверенной неторопливости этого движения.

Реутов, набычившись, до отказа отжимал вправо штурвал, на рукоятки которого, помогая командиру, всем телом навалился Савченко, но штурвал и не сопротивлялся — рули были отданы на вывод полностью! Николай закусил губу; нервно дрожала под ногой утопленная «до полика» педаль; и тут наушники страшным, неузнаваемым голосом Реутова закричали растянуто:

— Эки-и-и-па-а-аж!..

Реутов все тянул с командой «Покинуть самолет!» — хотя все уже было ясно: полный отказ управления. Это — гибель. Авиагоризонт словно свихнулся, будто приборы-гироскопы тоже имеют душу: его указатель гнал и гнал крен, немыслимый для Ту-16 крен! Тридцать... Тридцать пять... Сорок... Скорость крена нарастает! Сорок пять, пятьдесят — пятьдесят градусов! Это уже запредельный крен, отсюда нет возврата!

Огромный самолет, выйдя из повиновения, несется боком и вниз, скользит, почти переворачиваясь, — корабль падал, падал, падал!

Сейчас он либо сорвется, либо начнет разрушаться — нет, сейчас будет все сразу! По подбородку течет горячее и скользкое, почему-то заливаясь по щеке назад, за ухо; машину начинает бить тряска, все огромное тело корабля колотит дрожь, предсмертная агония, и машина стонет, как в ужасе; да что же тобой, родная?

«Нет! Нет, я не хочу!..»

— Пр-риготовиться к катапультированию! — Неужели этот сдавленный рык в шлемофоне — командир?

И вдруг бомбардировщик встряхнулся — и так же резко, все быстрее и быстрее, пошел к горизонту, выравниваясь; чертя широко раскинутыми крыльями эллипс в небе, он стремительно выходил из этого сумасшедшего крена; Реутов, пригнув голову, ловил ту секунду, когда надо задержать машину, и в тот самый, в точнейший момент отдал рули и переложил их в левый крен, остановив точно в горизонте нарастающее вращение корабля; и только сейчас, в мгновенном вздохе: «Всё? Неужели всё?» — они услышали крики в наушниках:

— ...отвечай! Что случилось?! Отвечай!

Реутов ошарашенно смотрел на висящий уже значительно выше и дальше силуэт ведущего; Николай поднял руку к лицу и увидел на перчатке темное блестящее пятно — так и есть, прокусил губу.

— Немедленно отвечай, что происходит?!

Реутов нажал СПУ и, словно в удушье, прохрипел:

— Экипаж, осмотреться по отсекам и видимым частям обшивки и доложить.

И уже спокойнее сообщил ведущему:

— Еще не знаю. Осматриваюсь. Рули нормально. Кажется, какой-то мощный поток. Не знаю...

Доклады из отсеков были утешительно-обычными: нормально, везде все нормально.

Николай осторожно потрогал остро ноющий подбородок. Зверски болело все лицо, но губу жгло просто-таки немилосердно. Он пошевелил плечами, осторожно придерживая штурвал. Командир, поглядывая на него, потянул штурвал на себя, одновременно добавляя оборотов. Надо было все же догонять ведущего.

Но что это было?

Наушники виновато сказали голосом штурмана:

— Командир, а ведь, похоже, мы вляпались в спутную струю.

На таком-то удалении от источника струи? Не может быть! Мало того, что далеко, но ведь и значительно ниже. Хотя почему бы и нет, если спутная струя пошла вместе с турбулентными потоками атмосферы?

Николай поежился, словно за шиворот ему попал колючий волос. Ныло противно в спине, сдавило желудок. Реутов подчеркнуто уверенно доложил, вызвав ведущего:

— Попадание в вашу спутную струю.

Затем он вызвал землю:

— «Барьер»! Попал в спутную струю ведущего. Имел крен... имел крен примерно сорок градусов. Управление, видимые части обшивки, оборудование — нормально. На борту порядок. Занимаю место в строю парой. Прошу разрешения продолжать работу.

В наушниках потрескивала тишина. Летел впереди ведущий.

— «Барьер»! Как поняли?

— Да понял «Барьер», все понял, — ответили наушники и через паузу добавили задумчиво: — Продолжайте работу.

— Понял, — облегченно сказал Реутов так, будто это разрешение было залогом дальнейшего спокойствия. Он сбавил газ до среднего, выровнял машину и, занимая место в строю, спросил в СПУ:

— А кто тогда орал?

Наушники помолчали и осторожно ответили:

— Кажется, я.

— Кто — «я»? КОУ — ты, что ль?

— Угу...

— А чего орал-то?

— Не помню, — виновато сказал голос и неуверенно хихикнул.

Николай радостно засмеялся, а из кормы стрелок обиженно сказал:

— Сейчас легко ржать — а ты попробуй тут посиди. Ни черта не понять, вроде падаем, а мотает-то больше всех!

— Да еще задом наперед! — радостно добавил оператор.

— Ладно, — оборвал смех Реутов. — Больше не буду.

— Да уж, — откликнулся штурман, — больше не надо.

Заработало радио — вызывал ведущий:

— Ближе, подойти ближе. Приготовиться к повороту лево тридцать с переходом в эшелон шесть. Готов?

— Понял, готов.

— Тогда поехали.

Машина комэска изящно накренилась и заскользила в плавном развороте; ослепительно полыхнуло и рассыпалось брызгами солнце на блистере стрелка-радиста; Реутов, на миг покосившись на Николая, ввел корабль в разворот с набором высоты — и тут-то оно все и случилось.

Корабль тряхануло, он провалился, тут же будто ударился всем телом о прочный воздух, хрустнув сочленениями так, что желудок Николая словно ударился о горло, — и вдруг ринулся вверх! Стремительно, неудержимо он рванулся, задирая нос; горизонт метнулся, как в страхе, вниз, машина затряслась, — о боже, опять?!

— Де-ер-р-ржи!! — заорал Реутов, заваливаясь на спину; перекосив рот, он давил, давил вперед штурвал, руки его тряслись на прыгающих рукоятках, — а огромный самолет, воя и сотрясаясь, лез вверх, все круче и круче, и Николай, слыша, как хрустят зубы в бешеной тряске, как рот наполняется соленым, липким, протяжно и тонко закричал, как кричит по-звериному человек в жутком ночном кошмаре, инстинктивно рванул предохранительную скобу катапульты, и плечи его мгновенно туго охватили ремни, ноги прижало к креслу, голову захватил и зажал защитный козырек, а ладонь уже судорожно ухватила рычаг выстрела — все это проскочило в доли секунды, вне сознания, — и... и он исчез. Выстрела не последовало — он провалился в черноту; а когда Николай вынырнул из тьмы обморока, самолет мягко скользил по наклонной вниз, тряски не было, в ушах тонко звенело, по онемевшему подбородку что-то щекотно ползло, кололо в опухших губах, и наушники громко и четко отчеканили приговор: