Николай Пряничников - Золотой гроб

• Название: Золотой гроб
• Автор: Николай Пряничников
• Жанр: Прочие приключения

Ужасные приключения, выпавшие на голову простых российских туристов, случившиеся при хорошем и романтическом намерении — покорить на байдарках тихий и спокойный Керженец.

---

Из поддерживающих средств, мы договорились взять Мишкино подводное ружье с плавательными принадлежностями и аквалангом, купленным им из — под полы, мой транзисторный приемник 'Вега', бинокль. А также, малокалиберную винтовку со сбитым номером, принадлежащую то ли Вовке, то ли Сане? В запасе была 10–ти местная военная палатка, спальные мешки и прочие принадлежности.

Я, Мишка и Саня с предстоящего понедельника оформили полагающиеся отпуска, и лишь Вовку не отпустил редактор, мотивируя это важностью областной промышленной конференции, которая должна состоятся через полторы недели. Тогда Вовка христом — богом договорился с начальством о недельном отпуске за свой счет. А Игорь, учитывая свободную профессию поэта, оформленного каким — то истопником, и очередной этап холостого образа жизни, мог путешествовать до Второго пришествия без опасений, что его будет искать налоговый инспектор или суматошная жена.

Байдарки были проверены на целостность конструкций и вновь уложены, рюкзаки были туго забиты провизией и спальными принадлежностями. Я очень гордился своим рюкзаком, который купил еще во время службы в Эстонии. Он был защитного цвета, огромных размеров, а его карманы были обшиты красной окантовкой. По тем временам это считался самым высшим писком туристской моды. А размеры рюкзака позволяли заложить туда провизии столько, что взвод солдат мог бы два месяца спокойно проводить диверсии в тылу врага, не боясь умереть от голодной смерти.

Зато, Вовка возился со своим рюкзаком очень долго. Он сложил туда необходимые принадлежности и никак не мог упрятать малокалиберную винтовку. Из — за габаритов он разобрал ее по частям. Если приклад легко прятался среди рыбацкого хлама и продуктов, то ствол предательски высовывался наружу. Тогда хитрый Вовка обмотал конец ствола газетами, а поверх надел старый носок. Получилось не очень красиво, но была гарантия, что к туристу не привяжется какой — нибудь постовой милиционер в засаленной форме и кирзовых сапогах и, не станет требовать разрешение на хранение, ношение и т. д.

Мы расходились от Михаила с чувством паломников, отправляющихся в Мекку. Радость и атмосферу праздника от предстоящего путешествия поддерживал духовой оркестр, неведомо как забредший в близлежащий парк? Все было прекрасно.

Вернувшись домой, Саня своего петуха также для пробы попытался запихнуть в рюкзак, но тот вырвался и долго полу летал, полу бегал по комнате, а когда его хватали за ногу, орал нечеловеческим голосом и пугал соседей.

— Да сверни ты ему шею — советовала из кухни сестра, что ты не мужик что ли?

— Я тебе скорее сверну шею, в особенности, раз ты жендсчина, и тем более глупая студентка, — ворчал Саня, прыгая, как вратарь Яшин и, пытаясь поймать дерзкую птицу за ногу.

В конце концов, петуха оставили до утра на балконе. Он, как ни в чем не бывало, несколько раз пропел и хлопал крыльями.

— Надо же, — думал Саня, собирая рюкзак — завтра ему на эшафот, а он поет?! Значит, он об этом не знает и пока счастлив. А знаем ли мы грешные, где наш эшафот

Рано утром после этих философских размышлений, петух, все — таки, был водворен в тесный рюкзак и, понимая беспочвенность своих потуг вырваться на свободу, притих. Его голова торчала наружу, он моргал белыми веками, крутил головой, но молчал, раздумывая о своем грозном будущем и оценивая настоящее.

* * *

В 4 00 'после вчерашнего' Михаил проснулся с жизненным потенциалом полевой мыши, чудом выжившей после всеобщего мышиного мора. У зеркала, разглядывая опухшее, небритое лицо, красные глаза, а затем и мелькнувшую в зерцале дикую харю Игоря с потенциалом улитки, пробирающейся к туалету, — он голосом оперного дьявола хрипло молвил: — О, новый день, зачем пришел ты? Хочу вернуться во вчера!

Игорь глухо хмыкнул, оценивая поэтические способности бывшего шурина.

Я проснулся в половине четвертого и еще минут десять валялся в постели просто так.

— Эх, разлюли — малина, — как это приятно думать не о извечных проблемах бытия, когда дома думаешь о работе, а на работе ждешь момента, чтобы улизнуть домой. А вот думать, например, о хорошем, об общественно полезном?!

Например, 'путешествие на байдарках по Керженцу может статься большим жизненным стимулом для любого, павшего духом российского интеллигента. Более того: настоянный на шишках терпкий сосновый воздух, — только укрепит пошатнувшееся здоровье человека труда, заставит еще смелее, ударнее, сильнее, качественнее и производительнее, и что особенно важно, с высокой ответственностью, боевитостью и высоким уровнем мастерства творить надежное, доброе вечное..' (О, мля, ну что бы мне дураку, в свое время было не вырваться в какие — нибудь депутаты…? Ведь запросто смог бы?! И нахрена я пошел в десант?)

ПОДНЯТЬ ПАРУСА

В 5 00 родной Нижний Новгород, который все мы для краткости и по инерции называли Горьким, медленно просыпался. Мы собрались на Московском вокзале. Несмотря на рань, на перроне было не протолкнуться от дачников. Нежное и умытое утро, ни облачка на небе обещали жаркий день и палящее солнце. По перрону, задевая друг друга корзинками, граблями и прочим огородным инвентарем, сновали пассажиры. Стоял шум — гам. Над серой рябью всклокоченных голов гордым лебедем проплывала голова Владимира с античным, греческим носом. Он знал, что многие девушки оборачиваются, глядя ему в след. Его поступь была решительна, а взгляд мужественен и весел.

Игорь всех подивил белыми парусиновыми шортами и белой панамой в колониальном стиле. Если бы его сфотографировать под пальмой, он запросто бы мог сойти за австралийского фаната — миссионера домиклухомаклаевских времен. Правда, Игоря подводил поэтический рост — 154 сантиметров с кавбойскими каблуками. Из — за цыплячьих габаритов чужестранца, Аборигены ни за что бы, не поверили в его божественную миссию и наверняка бы съели миссионера. Но Игорь знал, что едет не в дикую Австралию, а на просвещенный Керженец, поэтому, был смел, невозмутим и лучисто улыбался.

Я попытался всех удивить входящим в моду легким костюмом х/б защитного цвета, недавно купленный мною по дешевке на Мытном рынке. Саня появился тоже в маскировочных брюках, чем несколько омрачил мою недолгую светлую радость.

Отправляющиеся электрички гудели так, что отдельные пассажиры от неожиданности приседали. Мальчик тащил своего небритого папу к ближайшему киоску и пищал: пап, пап, хочу ирисок, хочу ирисок. Папа в задумчивости остановился у киоска.

— Ирисок говоришь? А кариес? Ириски тебя оставят без зубов к двадцати годам. Надо взять чего — то другого? Малыш понимающе смотрел на отца. После этого папа выгреб из карманов всю мелочь, пересчитал, занял у сына пятьдесят копеек и купил бутылку 'Жигулевского'.

Подали электричку. Народ рванул к дверям, как наши деды на штурм крепости Измаил. Старушки из толпы голосили, призывая бугаев к совести, но бугаи могли и сами позавидовать сноровистости старушек, Игорю чуть не сбили миссионерскую панаму, но, к отправлению поезда в вагоны кое — как убрались все.

Проныра Михаил прорвался в вагон в числе первых и, раскинув руки, занял для нас целое купе. Но затем уступил одно место девушке в джинсах и с потрясным бюстом. Совершая свой джентльменский поступок, опрометчивый Михаил смотрел только на бюст. Когда девушка повернулась, чтобы сказать спасибо, Михаил сделал равнодушное лицо, давая этим понять, что ему, как воспитанному человеку, все одинаковы и красавицы и не очень. Его джентльменство нас погубило: девушка прихватила еще свою мамашу с теткой и тремя малышами.

Мы через головы добрых дачников, прорывались к купе.

— Яйца те, яйца те не раздавите! — орала тучная тётенция, закрывая телом полиэтиленовый мешок с яйцами. Те мужчины, которые мешка не видели, одобрительно гудели: — правильно, мамаш. Тут не только яиц — всего на свете лишиться можно.

Мишка с виноватым видом сидел, стиснутый со всех сторон дородными тетками, а на противоположной лавке вокруг бюстовой девушки резвились три пацаненка. Там же, на край лавки половинкой задницы, подсел какой — то мужичок Мужичек, чувствуя, что занял чье — то место, с отсутствующим видом смотрел в окно.

Лодки и рюкзаки с торчащими удочками мы через головы передали Михаилу и он распихал их под сидения и на полки. Наш петух изредка орал из рюкзака на полке под потолком и таращился на окружающих, а окружающие, с удивлением, на него.

Сане сказочно повезло. Столпотворение в проходе стиснуло его грудь в грудь с очаровательной девушкой в соломенной шляпке и с дивными, нежными щеками, похожими на спелый абрикос. Когда вагон дергался, вилял на стрелках, или резко останавливался, Саня, наваливаясь на всякие приятные округлости девушки, делал трагическое лицо мол, де, извините, такова се ля ви. Девушка, на каждый толчок отвечала загадочной улыбкой. Но, когда ее попутчик уже и без повода стал наваливаться слишком плотно и часто, отталкивала его бесподобной грудью. Ее грудь, возвышавшаяся на скульптурном теле, вызывающе выпирала из — под футболки, и не было сомнений, что, например, любвеобильный Игорь за каждое прикосновение к такому вулкану любви с легкостью отдал бы правую руку. Это могло объясниться еще и тем обстоятельством, что Игорь был левша, а на правой руке у него из — за разных жизненных перипетий не доставало мизинца. Саньке же все эти удовольствия доставались бесплатно. Я стоял, сдавленный разноликими дачниками в метре, и с опаской предполагал, что если народу не поубавится, а поезд не перестанет дергаться, то Александр через пять минут этого интим — контакта непременно кончит недоразумением.