Михаил Пришвин - Дневники 1926-1927

• Название: Дневники 1926-1927
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-268-00519-7

Книга дневников 1926–1927 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) в 1999 г.

Публикуется впервые.

---

Эта внешняя жизнь в советских учреждениях города Сергиева начинается в десятом часу. А еще в 4 утра встала сестра царя Берендея{62} и ушла молиться в лесной скит. Навстречу ей из лесов, из <1 нрзб.> монастыря Параклит сила монаха… и проч… Целый мир прошел… когда проснулись обыкновенные <1 нрзб.> люди, стали открываться учреждения, кооперативы. И сестра царя Берендея вошла и села за машинку.

1 Апреля. Дальнейшее потепление. Надо собираться ехать. Были у Тат. Вас. Розановой. Рассказывала о конце В. В-а.

Он оставался, оказывается, до конца при своем, что христианство создало революцию. Письма за 4 дня до смерти.

Книга мне возвращена, конечно, по приказу Старца, даже и письмо видел. Очень любопытно: испугалась жизни, не хватает сил ее выносить, а там даётся жизни новое русло. Вот бы неврастеникам что!

2 Апреля. Серый день. Зовет на охоту.

Сегодня день разведки. 1) Справиться о деньгах в банке. 2) Встреча с лесничим. 3) Бухгалтер Фролов. 4) Охотприпасы. 5) Яловецкий (вечером).

Назавтра, часов в 11, к Яловецкому на базар, в 5 придет Фролов, в 7 к Ник. Рудол. Обрехту, к лесничему. Ехать надо в Торгошино.

Путешествие Татьяны Васильевны в миску (рассказ о щенке). Т. В-на очень слабая, но умная. У Кэтт 6 щенков. Одна маленькая. Какую себе выбрать? Самую умную. 1-я двинулась сучка с белой звездочкой. Солома, бревно. За бревно и свалилась, там сходила и вернулась. Миска, в которой ест мать: овсянка с бульоном. Рядом с матерью, точно такая. И в миску. Когда явилась назад, все стали ее лизать. Она что-то поняла. На другой день полакала в миске, а голова вся в овсянке. Ее опять полизали. Потом все отправились с ней. Тогда мы стали молоком поить и мать освободили. Типы: змей (характер) и другие характеры: сучка с одной коричневой звездочкой и белая лысина, с двумя звездочками.

Наблюдение: первую неделю в борьбе за молоко брали верх сильные кобели, но потом сучки изловчились и приладились лучше их.

Слабые сучки приладились, когда все уснут и мы покроем их одеялом, тихонько выходить из-под одеяла к матери и сосать в одиночку. Сегодня щенята начали определенно играть друг с другом и пробовать хватать лохмотки шпалер.

Глаза голубые.

3 Апреля. Серый день. И, кажется, еще будет теплей, чем вчера. Был с Вяч. Павл. Яловецким на базаре, огромный базар. Это последние базары (перед распутицей). Со всеми советуюсь о последней дороге, и все говорят, что еще неделю поездят.

Нужно ли… был у меня бухгалтер МСПО Фролов, охотник. Рассказывал, как собака из норы за хвост вытащила лисицу и половина хвоста осталась у нее в зубах, а лисица опять пошла. Забилась под корень дерева, и тут один охотник схватил ее за ноги задние, другой за шиворот, и так взяли (вопили и переживали радость: нечто от далеких времен).

Пришла Т. В-а и принесла печальную весть: умер Ив. Алек. Рязановский 30-го Марта от астмы. Написать жене.

Т. В-на — портрет Розанова. Ее лицо так просто, что на улице не заметишь. Она истощена и жизнью, и постом своим. И вот при всей своей невзрачности, при невозможности думать о ней как о женщине, она вносит в мою душу атмосферу какого-то тончайшего сладострастия, что это? понять еще не могу. Она так утонченна, так умна душой, что все мои лучшие и интересные люди вспоминаются как примитивы, даже Дунечка и Форш.

Будь она монашка с отрезанной от мира душой или же просто женщина в мире, все было бы обыкновенно, но она соединяет то и другое, она, по-моему, не фиксирована в христианстве, и утверждение ею Христа так же мучительно зыбко, как отрицание Христа Розановым: отец и дочь с разных концов проживают жизнь одинаково.

В этот раз она сказала: Розанов был неверующий, он верил в себя, в свое открытие. Сегодня, напротив, говорила, что именно он был верующий, потому что ему <1 нрзб.> близок был Христос, и он кончил тем, что два раза причастился, (странно, однако, почему она об этом говорила не горячо, а как бы вопросительно: что это значит?).

Перед самым концом Розанов что-то увидел, и ему это большое надо было скорее сообщить Флоренскому. Послал Таню: беги, беги скорей. Но Флоренский почему-то не пошел.

Она еще говорила мне, что я слишком верю в людей, что в людей нельзя верить. Да, это очень верно, что я держусь верой в людей и что в Бога начинают, должно быть, по-настоящему верить, когда теряют последнее зерно веры в человека… Ефросинью Павловну, естественного человека, это возмутило, она смешалась и поколебалась.

Розанов страдал детской верой в людей, он потому и обнажался, что как бы хотел сбросить с себя на народе все и найти себе людской путь.

Но это же и верно! это светлый героический путь. А неверие в человека есть несчастие, есть болезнь роковая. Люди, ну а дети? Вот, вероятно, тут-то в этом месте и поймал старец Марью Моревну и опутал ее Кащеевой цепью, непременно ему надо разбить все ее связи, чтобы безраздельно одному пасти ее душу. В этом духовном союзе есть больше сладострастья, чем в плотском: тут оно тоньше, слаще, длительней. А если нет сладострастия, то власть сама по себе дает удовлетворение. (При первом знакомстве: вы природу любите, это хорошо, значит, не любите человека).

Т. В. сказала: «Нас соединяет не христианство, а чуткость и сложность переживаний: сколько вы накрутили себе».

Неверие в людей. Меня всегда пугала эта бездна, когда я подходил к ее краю, и тут я все брал на себя: не люди плохи, а я! И когда я уходил в себя, страдал о себе, что я не такой, как все, что у меня нет чего-то, что все имеют, вдруг при каком-нибудь нечаянном взгляде на мир какая-нибудь березка, птица, река являлись в необыкновенной красоте и тогда я, как бы прощенный красотою, я с любовью обращался к людям, я верил им, и они мне помогали.

<Запись зачеркнутая> Литературная деятельность, хотя бы даже чисто художественная, непременно имеет дело не только с обществом, но и с рынком. Можно освободиться от влияния рынка, но от читателя ведь не освободишься…

Я хотел сказать, что с какой-то высокой точки зрения писатель как человек, имеющий доверие к безликому обществу настолько, что позволяет себе перед ним раскрываться и мало того! получать за это деньги — смешон, потому что наивен, и если не имеет наивности… <потому> что подл. Возможны два отношения к читателю: или читатель — друг, и роман будет письмом к другу (наплевать на всех), или читатель — дурак, которому отвести надо глаза героем. В своем романе я буду чередовать обращение к другу обращением к дураку.

<Запись на полях> Шлагбаум: Поезд проходит, и все кланяются.

<Запись на полях> Женщина пришла к старцу в безумной тоске и отдала все свои деньги, только чтобы он взял от нее тоску. Старец стал молиться. Женщина освободилась, но сам он был охвачен ее тоской.

Толкование Ефрос. Павловны: в народе есть поверье, что если отдать другим любимую вещь, то и болезнь отдашь ему.

5 Апреля. Сегодня, друг мой, в Москве на Тверской я увидел, как два пожилых гражданина встретились и вдруг узнали друг друга, наверно, не встречаясь полвека, один вскрикнул «Сережа!», другой «Миша» и обнялись.

Я завидовал им: вот наговорятся-то!

Сколько в жизни своей эти люди, наверно, налгали, сколько переменили личин и запутались так, что даже от себя-то самих отделываются игрой в карты, и вдруг эти седеющие люди — мальчишки, вдруг — все по правде высказывают.

Вот и я так думаю иногда о себе: а вдруг мне когда-нибудь встретится друг, и я выскажусь до конца… Когда-нибудь, а теперь не <3 нрзб.>. Такой я не один, и, значит, лирика моя в романе имеет всемирное значение жажды затерянного человека найти родную душу для встречи.

Ровно серое утро с самым легким морозцем. Везде бормочут тетерева, начиная от 1-й ж. д. будки в направлении Переславля, прямо вышел за Красюковку, и слышно. В ½ 7-го ток везде прекратился. Я ходил до Ляпунова завода, вышел в 5.20, вернулся в 9.20 = 4 часа. Таяние очень медленное. Снег не только в лесах и на поле весь цел. Грачи орут на гнездах, поют овсянки и синицы, но скворцов и жаворонков не слышно.

Иванов-Разумник рассказывал <со слов Клюева — рукой Иванова-Разумника>[15] о смерти Есенина: что как будто бы перед этим явился он к Клюеву и стал звать его к себе. Клюев пошел одеваться, а Есенин за это время задул у него перед иконой лампадку. «Ты, может быть, и богат, — упрекнул его Клюев, — а у меня богатство это одно: благословение матушки». В номере у Есенина оказалось до того отвратительно, бутылки, закуски, грязь, что Клюев принялся убирать, чистить. Потом Есенин стал его умолять ночевать с ним, но Клюев сказал «не могу» — и ушел. Потом он объяснил, что видел над головой Есенина уже голубой венчик смерти и что весь он был окружен бесами, сделать тут ничего он не мог, и потому пошел домой за него молиться и молился всю ночь.