Николай Гумилев - Том 1. Стихотворения

• Название: Том 1. Стихотворения
• Автор: Николай Гумилев
• Жанр: Поэзия
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01535-0, 5-280-01536-9

Собрание сочинений одного из виднейших представителей «серебряного века» русской изящной словесности Н.С. Гумилева (1886–1921) выходит впервые на его родине спустя семьдесят лет с момента трагической гибели поэта.

В первый том настоящего издания входят практически все поэтические произведения Гумилева, сопровождаемые подробными комментариями, проясняющими в необходимых случаях сложнейший историко-философский подтекст его лирики и небольших эпических произведений.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

1919

«О дева Роза, я в оковах…»

«О дева Роза, я в оковах»,
Я двадцать тысяч задолжал,
О сладость леденцов медовых,
Продуктов, что творит Шапшал.
Но мне ничуть не страшно это,
Твой взор, как прежде, не суров,
И я курю и ем конфеты
«И не стыжусь моих оков».

1920 или 1921

«У ворот Иерусалима…»

У ворот Иерусалима
Ангел душу ждет мою,
Я же здесь, и, Серафима
Павловна, я Вас пою.

Мне пред ангелом не стыдно,
Долго нам еще терпеть,
Целовать нам долго, видно,
Нас бичующую плеть.

Ведь и ты, о сильный ангел,
Сам виновен, потому
Что бежал разбитый Врангель
И большевики в Крыму.

7 декабря 1920

Леопарди

О праздниках, о звоне струн, о нарде,
О неумолчной радости земли
Ты ничего не ведал, Леопарди!

И дни твои к концу тебя влекли,
Как бы под траурными парусами
Плывущие к Аиду корабли.

Ты женщину с холодными глазами,
Влюбленную лишь в самое себя,
И родину любил под небесами.

Мечтал о них, как в смертный час скорбя.
Их смешивал в мечтах… но не любили
Ни родина, ни женщина тебя.

<1918–1921>

Николаю Александровичу Энгельгардту

Чтобы загладить старую обиду,
Слепого Байрона змеиный яд,
Друид британский русскому друиду
Сегодня вверил свой заветный клад.
Да будет имя Уордсфорда штандартом,
Взнесенным Николаем Энгельгардтом.

<1918–1921>

«Низкорослый, большелобый…»

Низкорослый, большелобый,
Эстетический пробор,
Но в глазах ни тени злобы,
Хоть он критик с неких пор.
Он в газетах пишет… — ой ли?
И под силу ли ему
В этом авгиевом стойле
Успокоить кутерьму?
И такие ль Геркулесы
С ярким пламенем в глазах,
Попадая в лапы прессы,
Забывали стыд и страх?
А он мог бы быть свободным,
Как форель в ее реке,
Быть художником голодным
На холодном чердаке.

«Желтое поле…»

Желтое поле,
Солнечный полдень,
Старая липа.
Маленький мальчик
Тихо читает
Хорошую книгу.

Минут годы,
Маленький мальчик
Станет взрослым
И позабудет
Июльский полдень,
Желтое поле.
Лишь умирая,
Уже холодный,
Вдруг припомнит
Былое счастье,
Яркое солнце,
Старую липу,
Хорошую книгу,
А будет поздно.

«Три лестницы, ведущие на небо…»

Три лестницы, ведущие на небо,
Я видел. И восходят по одной
Из них взалкавшие вина и хлеба.

Она висит над страшной глубиной,
Из мрамора, но точно кружевная,
Озарена пылающей луной.

Вокруг нее каскады, ниспадая,
Кипят, доколь их может видеть взгляд,
И пестрых птиц над ними кружит стая.

И так сверкает этот водопад,
Как будто царь неизмеримо щедрый
Алмазов белых сыпет бездне клад.

А наверху, где пинии и кедры,
Там розы алым соком налиты
Так, что черны их бархатные недра.

По ней идут спокойные четы
С приятной важностью, неторопливо
В сознаньи необорной правоты.

И все — Господня вызревшая нива,
Все гости, приглашенные на пир
Хозяином, что ждет нетерпеливо.

И каждый гость калиф или эмир,
Великий визирь иль купец почтенный,
Хотя бы в мире беден был и сир.

Зеленые чалмы хаджей священны,
Бурнусы белы, словно лилий цвет,
И туфли, шелком шитые, священны.

Сильнее пахнут розы, ярче свет.
Вот в зале, где семьсот мильонов гурий
И юношей, их встретит Магомет.
И все они омоются в лазури.

Я одного из них остановил,
Как знать, кого — Гаруна ль аль-Рашида,
Тимур то был, Гафиз иль Боабдил,

Но я такого царственного вида
Досель не зрел. Меня с участьем он
Спросил: «Какое горе иль обида

Тебя волнует, чем ты потрясен,
Что губы у тебя дрожат и руки?
Тебе ответить — для меня закон».

И я сказал: «Эффенди, не от скуки
Рождается назойливость моя,
Сомненье лишь мои рождает муки.

Ответь мне, почему не вижу я
В обитель нег идущих женщин юных,
Жемчужины земного бытия?

От них и песнь рождается на струнах,
И делается слаще сок гранат,
И мы о них мечтаем, как о лунах.

Ответь мне, где отрада из отрад —
Ах, даже плакать нам о ней отрада —
Чьи речи и <…> и пьянят,

Чей рот — цветок заоблачного сада,
Где та, кого я так давно желал,
Где лучшая из жен — Шехеразада?»

Вокруг поток крутился и сверкал,
И лестница все выше убегала,
А я, на белый мрамор пав, рыдал.

Мой собеседник, удивлен немало,
Сказал: «Ты, друг, безумием томим:
Как женщина, она землею стала».

И я ушел, не попрощавшись с ним.

Отрывки 1920–1921 гг

1

Я часто думаю о старости своей,
О мудрости и о покое.

2

А я уже стою в саду иной земли,
Среди кровавых роз и влажных лилий,
И повествует мне гекзаметром Виргилий
О высшей радости земли.

3

Колокольные звоны,
И зеленые клены,
И летучие мыши,
И Шекспир, и Овидий —
Для того, кто их слышит,
Для того, кто их видит.
Оттого все на свете
И грустит о поэте.

4

Я рад, что он уходит, чад угарный,
Мне двадцать лет тому назад сознанье
Застлавший, как туман кровавый очи
Схватившемуся в ярости за нож;
Что тело женщины меня не дразнит,
Что слава женщины меня не ранит,
Что я в ветвях не вижу рук воздетых,
Не слышу вздохов в шорохе травы.

Высокий дом Себе Господь построил
На рубеже Своих святых владений
С владеньями владыки Люцифера…

5

Трагикомедией — названьем «человек» —
Был девятнадцатый смешной и страшный век,
Век, страшный потому, что в полном цвете силы
Смотрел он на небо, как смотрят в глубь могилы,
И потому смешной, что думал он найти
В недостижимое доступные пути;
Век героических надежд и совершений…

6

Барабаны, гремите, а трубы ревите, — а знамена везде взнесены.
Со времен Македонца такой не бывало грозовой и чудесной войны.
<…>
Кровь лиловая немцев, голубая — французов, и славянская красная кровь.

«Я не знаю этой жизни ах, она сложней…»

Я не знаю этой жизни — ах, она сложней

Утром синих, на закате голубых теней.

Комментарии

[текст отсутствует]

Примечания

1

Гета — по-абисински господин