Рудольф Штайнер - Метаморфозы Душевной жизни. Путь внутреннего опыта. Часть 1

• Название: Метаморфозы Душевной жизни. Путь внутреннего опыта. Часть 1
• Автор: Рудольф Штайнер
• Жанр: Философия

---

Так же дело обстоит и с духовным миром. Если из внутренней сферы человека выявляются дремавшие там силы и способности, и вокруг него как бы из темной духовной глубины начинает светиться прежде незнакомый ему мир, то лишь несведущий в этой области скажет, что все это просто самовнушение или галлюцинация. Но тот, у кого есть в этой области опыт, хорошо отличит действительное от воображаемого, и притом точно так же, как в физическом мире можно различать воображаемый и реальный куски раскаленного железа.

Итак, вполне возможно вызвать в себе некоторое другое состояние сознания. Я лишь вкратце описал вам, как из души благодаря духовным упражнениям извлекаются дремлющие в ней способности. Пока человек таким образом упражняется и извлекает эти дремлющие способности, он, естественно, не воспринимает духовный мир, поскольку занят пока только развитием своих способностей. В зависимости от обстоятельств такие занятия могут продолжаться не только годы, но и всю жизнь. Но все эти усилия в конечном счете приводят к тому, что человек учится применять дремлющие в нем познавательные способности для постижения духовного мира, точно так же как под воздействием неведомых ему духовных сил он научился применять зрение для созерцания внешнего мира. Такая работа над собственной душой, такое развитие души для мира, в который человек еще не вступил, который будет воспринят как раз благодаря развившимся способностям и который открывается благодаря тому, с чем человек в него входит, — такая работа над собственной душой может быть названа «аскезой» в истинном смысле этого слова. Ибо греческое слово «аскеза» означает «упражняться, делаться способным на что-то, приводить в действие дремлющие способности». Таково первоначальное значение слова «аскеза». Оно может быть таковым и для нашего времени, если не напускать тумана и не придерживаться ставших общепринятыми в течение столетий заблуждений относительно этого слова. Понять же смысл аскезы, как мы ее сейчас охарактеризовали, можно, лишь приняв во внимание, что человек посредством развития таких способностей стремится открыть для себя новый мир. А чтобы лучше понять этот смысл, мы, применив слово «аскеза» только к духовному миру, применим его теперь к некоторым внешним явлениям жизни.

Применив таким образом слово «аскеза» к развитию духовных способностей, мы затем можем применить его и в жизни. Это произойдет, когда разовьются определенные силы и способности, еще не прилагавшиеся непосредственно к тому, для чего они предназначены; они сначала должны быть извлечены из какой-то сущности или из чего-то еще, чтобы лишь потом их можно было приложить к тому, для чего, собственно, они и предназначены. Сколь бы странным это ни казалось, есть один напрашивающийся сам собой пример того, к чему можно приложить слово «аскеза» в его истинном смысле; и тогда уж мы увидим, почему его неверное применение может привести к пагубным последствиям. Правильно применяя слово «аскеза» во внешней жизни, мы можем назвать аскезой, например, и действия войск на маневрах. Это вполне соответствует греческому словоупотреблению. Как тут нужно применять силы, чтобы узнать, могут ли они быть использованы правильно в настоящей войне, — это аскеза, упражнение. Пока силы не направляются на непосредственный объект, для работы с которым они предназначены, пока, прилежно совершенствуя их, человек лишь испытывает их, это аскеза; таким образом, маневры относятся к настоящим военным сражениям так же, как аскеза к жизни вообще.

Я уже сказал в начале, что человеческая жизнь колеблется между работой и досугом. Но их разделяет очень многое, например, игра. Игра всюду, где она настоящая игра, противоположна аскезе. На примере этой пары противоположностей очень хорошо видна сущность аскезы. Игра — это такое применение наших способностей во внешнем мире, которое доставляет непосредственное удовлетворение. Сам же предмет этого удовлетворения — то, во что играют, — не является, так сказать, твердой почвой, твердой основой внешнего мира, к которой мы прикладываем усилия. То, во что играют, остается в отношении наших способностей мягким, пластичным и послушным материалом. Игра остается игрой, пока мы не столкнемся с противодействием внешних сил, как, например, во время работы. Следовательно, в игре мы имеем дело с тем, что непосредственно относится к способностям, которые при этом применяются, и в деятельности этих способностей заключается само по себе удовлетворение игрой. Игра не готовит ни к чему дальнейшему, она находит свое удовлетворение в себе самой. Прямой ее противоположностью является то, что в правильном смысле должно пониматься как аскеза. Тут нет никакого удовлетворения предметом приложения способностей во внешнем мире. То, что мы комбинируем в аскезе, даже если соединяем крест с красными розами, не имеет значения само по себе, но является той оживляющей игрой, которая пробуждает наши способности тем, что происходит в нас самих и должно применяться лишь тогда, когда мы будем внутренне к этому готовы. Самоотречение, следовательно, выражается в том, что мы совершаем внутреннюю работу, осознавая: прежде всего нам не следует поддаваться стимулам внешнего мира, мы работаем над собой, чтобы вызвать к жизни способности, которые позднее смогут проявиться во внешнем мире. Так, подобно двум крайностям, противостоят друг другу игра и аскеза.

Как в человеческую жизнь входит то, что мы называем в нашем смысле аскезой?

Останемся при этом в сфере духа, где аскеза может проявить как светлую, так и теневую стороны: в сфере постижения сверхчувственных миров, когда человек ставит себе целью восхождение в духовные миры. Тогда мы можем сказать: если человек узнает о сверхчувственных мирах, например, из сообщений других людей или из каких-либо исторических памятников, то поначалу он, возможно, скажет: «Есть сведения, сообщения о сверхчувственных мирах, но мне самому такие сообщения не понять. У меня нет таких способностей». А другой не скажет: «Я хочу понять то, что мне сообщают!», но скажет так: «Я отвергаю эти сообщения, я и знать о них не хочу!» Почему так происходит? Прежде всего, потому что такой человек в прямом смысле слова отклоняет аскезу, и притом по той причине, что не чувствует в своей душе способностей, при помощи которых мог бы развить в себе более высокие способности охарактеризованными выше средствами. Он чувствует себя слишком слабым для этого.

Здесь уже говорилось, что вовсе не обязательно самому обладать ясновидением, чтобы понять сообщаемые ясновидящим результаты духовного исследования. Для исследования духовных фактов, разумеется, необходимо ясновидение, но если эти факты однажды исследованы, то любой человек, мысля непредвзято, сможет понять то, что сообщает исследователь духа. Беспристрастное суждение и здравый смысл — вот поначалу лучшие инструменты для понимания сообщений из духовных миров. Кто стоит на почве духовного исследования, всегда может сказать: «Если исследователю духа и надо кого-то бояться, так только тех, кто принимает подобные сообщения, не подвергнув их строгому испытанию разумом, но не тех, кто пользуется ничем не замутненным разумом. Именно применение разума делает понятным все, что дает духовное исследование».

Но, возможно, человек чувствует себя слишком слабым, чтобы найти в себе силы для понимания сообщений из духовных миров. Тогда он отвергает их, руководствуясь оправданным в данном случае инстинктом самосохранения. Он был бы сбит с толку, если бы воспринял эти сообщения. Это он и предчувствует. Да и, в сущности, всякий, кто отвергает то, что познано на пути духовного исследования, отвергает их из инстинкта самосохранения, осознавая свою неспособность применить к себе эти упражнения, т. е. аскезу в прямом смысле этого слова. Инстинкт самосохранения говорит за него: «Если я признаю эти вещи, они собьют меня с толку; если я допущу их к себе, мой ум не справится с ними, для него это слишком; я не знаю, что с ними делать; следовательно, я их отвергаю!» Таково материалистическое сознание, которое и шагу не сделает, не прислушавшись к тому, что говорит якобы твердо стоящее на почве фактов естествознание.

Но все может сложиться и иначе. И тут мы переходим к опасной стороне аскезы. Может развиться страсть к сообщениям из духовных миров без внутреннего стремления и обязанности испытывать их разумом и логикой. Возможно, что возникнет своего рода алчность к сенсациям, пищей для которой будут служить сообщения из духовного мира. Тогда человек допустит их к себе. Тогда запустится не то, что сейчас было охарактеризовано как инстинкт самосохранения, но нечто противоположное: фактически своего рода инстинкт самоуничтожения. Ведь человек тонет в том, что впустил в душу без понимания, не пожелав применить разум. Сюда относится всякая слепая вера, всякое полагающееся исключительно на авторитет приятие сообщений из духовных, незримых миров. И это приятие, основанное на вере в авторитет, соответствует аскезе, возникающей не из здорового инстинкта самосохранения, а из болезненного инстинкта самоуничтожения с его призывом утонуть в потоке получаемых откровений. Для человеческой души это серьезная опасность. Аскеза оборачивается своей худшей стороной, когда человек говорит: «Я больше ничего не хочу, я хочу от всего отречься, я хочу верить, жить в доверии!» А ведь именно такое настроение на разные лады культивировалось в различные эпохи. Но не все — слепая вера, даже если выглядит очень похоже. Если, например, в древнегреческих пифагорейских мистериальных школах стало поговоркой изречение: «Учитель (Пифагор) сказал», то оно не означало: это сказал учитель, следовательно, мы верим этому! Для учеников это означало следующее: это сказал учитель, значит, от нас требуется размышлять над этим; посмотрим, насколько далеко мы продвинемся, применив свои способности! «Вере» не обязательно всегда быть слепой верой и возникать из инстинкта самоуничтожения. Тому, кто с доверием воспринимает от кого-нибудь сообщения из духовного мира, совсем не обязательно делать это, слепо веря; он может, например, почувствовать, что человек, сообщающий о подобных вещах, воспринимает их серьезно, что он придает этим сообщениям точную логическую форму, что в других областях, в которых доверяющий может разобраться, он логичен и не говорит глупостей. Поэтому, именно наблюдая подобные вещи, которые можно проследить, ученик вправе обоснованно верить, что учитель, говоря о пока неизвестных ученику предметах, стоит на столь же твердой почве. И тогда он, пожалуй, скажет: «Я буду работать! То, что мне сказали и к чему я питаю доверие, может стать для меня путеводной звездой и вести меня к развитию тех способностей, которые будут мне понятны, если я их выработаю».