Илья Эренбург - Война. 1941—1945

• Название: Война. 1941—1945
• Автор: Илья Эренбург
• Жанр: Прочая документальная литература

Книга Ильи Эренбурга «Война 1941–1945» — первое за последние 60 лет издание избранных статей самого популярного военного публициста СССР. В сборник включены двести статей из полутора тысяч, написанных Эренбургом за четыре года войны — с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года (некоторые из них публикуются впервые по рукописям). Памфлеты, репортажи, листовки, фельетоны, обзоры, вошедшие в сборник, писались в основном для бойцов фронта и тыла. Они печатались в центральных и местных, фронтовых, армейских и партизанских газетах, звучали по радио, выходили брошюрами и книжками. Их знала и ждала вся страна — от солдат до маршалов, от рабочих эвакуированных заводов, выпускавших боеприпасы, до крестьян, кормивших армию. Сообщения Эренбурга для зарубежных информагентств, переводы его статей из «Красной звезды» были популярны и в антигитлеровских странах Америки и Европы, где открыто печатались в газетах и выпускались книжками. В оккупированных странах они распространялись подпольно. Статьи Эренбурга — это не только своеобразная хроника военных событий; это прямое и точное выражение яростного накала великой и трагической борьбы, итогом которой стала Победа.

---

Скоро мы увидим брянские леса. Незачем там ходить фрицам. Пора и честь знать. На крутом берегу стоит древний русский город Брянск: он ждет русскую армию.

Немецкий генерал Гудериан помнит, как его побили под Брянском. Ехали немцы в танках, а пришлось им убегать пешком. Это был первый урок Гудериану. Теперь Гудериан стал ученым — у него на лбу написано: Елец, Тула, Ливны. Вряд ли Гудериан радуется весне. Он знает, что танками теперь русских не запугаешь. Есть у нас свои танки — получше немецких. Есть у нас хорошие противотанковые пушки. Есть у нас и смельчаки. Такой выйдет, и танку конец. Карл Генке, гудериановский танкист, в письме своей Гретхен жалуется: «Подумать — сколько немецкого труда было положено, чтобы сделать танк, сколько немецких семейств ради этого танка отказывались от куска хлеба, и вот выходит какой-то русский дикарь с бутылкой, да, да, простой бутылкой он уничтожает громадину…» Вот до чего разобиделся немец! Ну, ничего, обидим и других. Довольно они катались в танках! Пускай потаскают своих мертвецов пешком!

Друг-боец, русские города перед тобой: Мценск и Карачев, Брянск и Трубчевск. Там плачут русские женщины: ждут тебя — освободителя. Русские дети хотят жить, а немцы их убивают. По ночам сколачивают гитлеровцы виселицы для русских людей. Друг-боец, идет весна, освобождается земля от снега, скоро птицы прилетят, появится трава, просыпается и сердце человека. В плененных городах говорят: весна идет, а с весной придут наши родные братья, русские люди, друзья-красноармейцы.

Надоели нам фрицы. Жили мы по-своему. Они к нам пришли. Зачем? Чтобы раздеть, разуть, сжечь дома, обобрать до последней ниточки, вытоптать поля, вырубить сады. Они пришли голодные, чтобы отнять молоко у наших детей. Они пришли блудливые, чтобы перепортить наших девушек. Они пришли нахальные, чтобы онемечить наш народ. Они пришли жестокие, чтобы пытать, мучить, вешать русских. Хватит! Не терпит немцев русская земля. Не терпит больше муки русское сердце. Они говорят: «Весна будет временем решительных боев». Ладно, мы тоже торопимся. Они торопятся награбить, мы торопимся освободить нашу Родину. Если мы уничтожим весенних фрицев, больше мы не увидим фрицев зимних. Идет наша весна.

Друг-боец, откуда бы ты ни был, ты защищаешь свой город, свое село, свой дом. Освободи Мценск, чтобы немец не грозил Казани. Освободи Орел, чтобы люди спокойно спали в Сибири. Весной кипит сердце. Весна — время молодости. За жизнь, за свободу, за Родину — на немцев!

8 апреля 1942 г.

20 апреля 1942 года

Я видел немецкий танк, выкрашенный в зеленый цвет. Его подбили наши в начале апреля, тогда еще лежал снег, и немецкий танк напоминал франта, который преждевременно сменил одежду. Но не франтовство — нужда выгнала в холод весенние танки и весенние дивизии Гитлера. А теперь снег сошел. Дороги потекли. Они покрыты ветками, едешь и подпрыгиваешь: автомобиль будто скачет галопом. Распутица на несколько недель замедлила военные операции. Кое-где — в Карелии, в районе Старой Руссы, на Брянском фронте — продолжаются атаки наших частей, но это отдельные операции. Перед майскими битвами наступило грозное затишье. А по Десне, по Днепру проходят последние льдины. На полях — разбитые немецкие машины, трупы людей и лошадей, шлемы, неразорвавшиеся снаряды — снег сошел, открылась угрюмая картина военной весны.

Никогда столько не говорили о весне, как в этом году. Гитлер колдовал этим словом. Он хотел приободрить немецкий народ. И вот весна наступила. Две армии готовятся к бою. Тем временем Гитлер начинает лихорадочно оглядываться назад. Что его смущает? Добротные фугаски томми? Кампания в Америке и в Англии за второй фронт? Растущее возмущение порабощенных народов? Так или иначе, Гитлер начал весну походом… на Виши. Для этого ему не пришлось израсходовать много горючего. Несколько баков на поездки Лаваля и Абеца. Английское радио передает, что фон Рундштедт перекочевал с Украины в Париж. Это, однако, только путешествие генерала. По дороге фон Рундштедт должен был встретиться с немецкими эшелонами: Гитлер продолжает перебрасывать дивизии из Франции, Бельгии, Норвегии в Россию. Видимо, ни RAF, ни статьи в американской печати, ни гнев безоружных французов не отразились на немецкой стратегии.

Перед весенними битвами Гитлер хочет приободрить своих солдат, потерпевших зимой поражение. Он пускает слухи о новом «колоссальном» вооружении немцев. Он распространяет вздорные сообщения о слабости Красной Армии. Вряд ли солдаты 16-й армии обрадуются, услыхав по радио рассказы Берлина о том, что в русских полках теперь только шестидесятилетние старики и шестнадцатилетние подростки…

Сейчас не время говорить о наших резервах. О них расскажут летние битвы. Я побывал в одной из резервных частей, видел молодых, крепких бойцов, хорошо обученных и хорошо экипированных. Настроение в резервных частях прекрасное: все понимают, что враг еще очень силен, но все понимают также, что враг будет разбит. Прошлым летом люди помнили о Париже, о Дюнкерке, о Крите. Теперь они помнят о Калинине, о Калуге, о Можайске, о Ростове. Ненависть к захватчикам воодушевляет резервистов. Прошлым летом Германия представлялась русскому крестьянину государством, фашизм еще мог сойти за газетное слово. Теперь фашизм стал реальностью — сожженными избами, трупами детей, горем народа. Между Нью-Йорком и Филиппинами не только тысячи миль, между ними — мир. Сибиряк чувствует, что под Смоленском он защищает свою землю и своих детей.

Наши заводы хорошо работали эту зиму. Не стоит напоминать, в каких тяжелых условиях протекала эта работа. Миллионы эвакуированных показали себя героями. Есть у нас танки. Есть самолеты. Наши друзья часто спрашивают: «А как показали себя американские истребители? Английские танки?» Легко понять чувства американского рабочего или английского моряка, которые хотят проверить, не напрасно ли пропал их труд. Отвечу сразу: не напрасно. Я видел немецкие бомбардировщики, сбитые американскими истребителями. Я видел русские деревни, в освобождении которых участвовали английские «матильды». Но правда всего дороже, и друзьям говорят только правду: у нас фронт не в сто километров, и на нашем огромном фронте английские и американские истребители или танки — это отдельные эпизоды. Достаточно вспомнить, что все заводы Европы работают на Гитлера. И Гитлер самолеты не коллекционирует. Гитлер не копит свои танки — его самолеты и танки не во Франции, не в Норвегии, они даже не в Ливии — они перед нами и над нами.

О втором фронте говорят у нас повсюду — в блиндажах и в поездах, в городах и в деревнях, женщины и бойцы, командиры и рабочие. Мы не осуждаем, не спорим, мы просто хотим понять. Мы читаем цифры ежемесячной продукции авиазаводов США и улыбаемся: мы горды за наших друзей. И тотчас в голове рождается мысль: какой будет судьба этих самолетов?

Мы говорим о втором фронте как о судьбе наших друзей. Мы знаем, что теперь мы воюем одни против общего врага. Вот уже триста дней, как война опустошает наши поля, вот уж триста ночей, как сирены прорезают наши ночи. Мы пошли на все жертвы. Мы не играем в покер, мы воюем. Судьба Ленинграда, его истерзанные дворцы, его погибшие дети — это символ русского мужества и русской жертвенности. Накануне весны мы говорим о втором фронте как о военной мудрости и как о человеческой морали. Так мать, у которой все дети на фронте, глядит на другую — ее дети дома…

Лоскутная армия

Шесть лет тому назад Гитлер заявил: «Только немцам мы предоставим высокое право умирать за Германию». Теперь Гитлер стал менее привередливым: он набирает наемников, где только может. Его армия — это разноязычный сброд. Он пригнал андалузцев на Волхов, норвежцев в степи Украины, венгров в брянские леса, чехов в Крым. Его солдаты не понимают друг друга. До них доходит один язык — прусской дубинки.

Кто на Ленинградском фронте сражается за Германию? Августиниус Хардштейн, солдат «нидерландского легиона». Он жил прежде в Амстердаме. Пришли немцы, разрушили, обобрали Голландию. Напрасно Августиниус искал работы. Ему хотелось есть, и он продал свою душу черту. От наемника отступился отец, от него отшатнулись друзья. Немцы выдали ему миску супа и солдатские штаны. За что он воюет? За кусок хлеба, который немцы отняли у его матери.

Рядом с белесым Августиниусом — чернявый Хосе Перес, чистильщик сапог, а впоследствии солдат «Голубой дивизии». Его брата фашисты убили в 1936 году. Хосе немцы выдали 1000 песет, и он пошел умирать за Гитлера. В его родном городе женщина на улице ему сказала: «Иуда». Когда испанских наемников везли через Францию, французы кидали в окна вагонов камни и кричали: «Смерть фашистам!» Забившись в угол, чистильщик сапог впервые подумал: стоило ли за 1000 песет продать себя живьем Гитлеру? За французскими камнями последовали русские снаряды, и Хосе перед смертью написал своей матери: «Нас здорово надули…»