Виктор Гюго - Том 14. Критические статьи, очерки, письма

• Название: Том 14. Критические статьи, очерки, письма
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Критика

В четырнадцатый том Собрания сочинений вошли критические статьи, очерки и письма Виктора Гюго, написанные им в различные годы его творчества.

---

Этот путь, пройденный писателем, особенно отчетливо представал в двух дневниках, также опубликованных в сборнике «Литературно-философские очерки», — «Дневнике юного якобита 1819 года» и «Дневнике революционера 1830 года».

«Дневник юного якобита», откуда навлечены печатаемые в этом томе статьи «История», «Театр», «Об Андре Шенье», «Фантазия», «О поэте, появившемся в 1820 году», представляет собой цикл первых критических работ Гюго, напечатанных в журнале «Литературный консерватор», который он издавал в 1819 году вместе со своими братьями. Называя себя юным якобитом — словом, являвшимся синонимом приверженца монархии, Гюго особо подчеркивает свою тогдашнюю политическую ориентацию. Он отмечает в предисловии, что «Дневник юного якобита» следует рассматривать не как литературное произведение, а как исторический документ, отразивший лицо определенной эпохи, «наполовину стершийся набросок наших представлений 1819 года». Значение этого документа Гюго видит в том, что в «лепете ребенка» уже можно обнаружить «зачатки мыслей взрослого человека», другими словами — тех взглядов и воззрений, которые нашли свое выражение в «Дневнике революционера 1830 года».

Сопоставляя в своем предисловии оба «Дневника», Гюго пишет: «Не факты надо искать в них… а идеи. В первом — идеи в зародыше, во втором — идеи расцветшие».

Отдельные статьи «Дневника юного якобита» представляют несомненный интерес. Они красноречиво опровергают утверждения буржуазных литературоведов, что молодой Гюго был последовательным роялистом. Уже здесь ощущается стремление писателя разобраться в сложной обстановке современной ему действительности, проявляется его критическое отношение ко всему тому, что касается насущных для него вопросов литературы и истории.

Семнадцатилетний Гюго с горечью пишет о положении французской литературы 1820 года. «Литературный год начинается прескверно. Ни одной значительной книги, ни одного пламенного слова, ничего поучительного, ничего волнующего сердце».

«Какое жалкое наше время! — продолжает он. — Много стихов — никакой поэзии; много водевилей — и никакого театра. Один Тальма, вот и все. Я предпочел бы Мольера».

Ряд статей, вошедших в «Дневник юного якобита», явился откликом на события литературной жизни Парижа.

Представляя критический отдел журнала «Литературный консерватор», Гюго внимательно следил за развитием французской поэзии, с нетерпением ожидая появления «подлинного поэта».

Когда в 1819 году впервые был опубликован сборник идиллий, элегий и од Андре Шенье, встретивший разноречивую оценку критики, Гюго выступил в защиту Андре Шенье, объявив его предтечей новой поэзии.

Критик горячо приветствовал появление первого сборника стихотворений Альфонса Ламартина «Поэтические раздумья» (1820).

Сопоставляя стихотворения Ламартина и Шенье, Гюго указывает на свойственные им художественные особенности. «Обоих вдохновляет чувство любви. Но у Шенье это чувство всегда земное, у автора, с которым я сравниваю, земная страсть почти всегда очищена небесной любовью».

Несомненный интерес представляет статья «История», в которой автор высказывает критические замечания в адрес историков Франции, усматривая в их трудах лишь бесстрастный «протокол ряда столетий».

Примечательным является тот факт, что Гюго выступает в этой статье как противник монархического деспотизма. Так, анализируя «Историю России» Левека, Гюго резко критикует автора за восхваление личности Екатерины II. Он замечает, что историк должен был бы с большей правдивостью описать царствование Екатерины II и заклеймить «эту коронованную куртизанку». При этом Гюго считает, что и просветители XVIII века незаслуженно преклонялись перед Екатериной II.

Осуждая монархический деспотизм, Гюго высоко оценивает русскую национальную культуру и пророчески предсказывает России великое будущее.

«В Европе сейчас три исполина — Франция, Англия и Россия… за одно столетие, с удивительной быстротой, выросло это молодое государство посреди старого материка, — пишет он о России. — Его будущее чрезвычайно весомо для наших судеб. Не исключена возможность, что «варварство» России еще обновит нашу цивилизацию, и, быть может, сейчас русская земля растит свои дикие племена для наших просвещенных краев. Это будущее России, столь важное сегодня для Европы, придает особую значительность ее прошлому. Чтобы верно предугадать, чем станет этот народ, следует тщательно изучить, чем он был».

Мы уже указывали, что, помещая рядом с «Дневником юного якобита» «Дневник революционера 1830 года», Гюго стремился подчеркнуть проделанную им за десятилетие идейную эволюцию. С этой точки зрения сопоставление обоих дневников вполне убедительно и закономерно. Однако по существу между ними нет ничего общего. В то время как статьи, составляющие «Дневник юного якобита» касаются проблем истории, театра, литературы, записи «Дневника революционера 1830 года» посвящены исключительно вопросам политики — это короткие афористические мысли поэта, вызванные революционными событиями 1830 года. «Это не факты, а отзвуки фактов», — характеризует он свои записи.

Как известно, активным сторонником республики Гюго стал лишь после революции 1848 года. Однако в «Дневнике революционера 1830 года» он уже прямо выражает свое сочувствие республиканской форме государственного устройства: «Народ созрел для республики, пусть будет у него республика».

Решительно осуждая режим Реставрации и политический произвол, который существовал при Карле X, писатель вместе с тем достаточно критически относится к буржуазному королевству Луи-Филиппа; он твердо верит в торжество прогресса: «Отцы наши видели революцию во Франции, мы увидим революцию в Европе».

В своих записях Гюго неоднократно обращается к оценке событий и деятелей буржуазной революции 1789–1794 годов, причем безоговорочно принимает и приветствует крушение старого монархического строя, сметенного революцией; однако ее кульминационного момента — событий девяносто третьего года — он пока еще не приемлет. Этим и объясняется то, что Гюго возвеличивает ограниченного буржуазного деятеля Мирабо и явно недооценивает роли революционного якобинства и личности Робеспьера.

По сравнению с двадцатыми годами резко изменяется отношение Гюго к историческому прогрессу, к завоеваниям французской революции. Примечательна запись сентябрьского раздела дневника: «Напрасно полагают, что европейское равновесие не будет нарушено нашей революцией. Оно будет нарушено. Наша сила в том, что мы можем на каждого короля, который двинет против нас свои армии, напустить его народ. Революция будет биться за нас всюду, где мы этого захотим».

Гюго отмечает в своем «Дневнике», что его былые монархические убеждения за истекшие десять лет резко изменились. От прежних воззрений остались лишь «руины», которые уже не могут оказать существенного влияния на его творчество.

Критические статьи, вошедшие в сборник «Литературно-философские очерки» впервые были напечатаны в альманахе «Французская муза» (1823–1824). В статье о Вольтере (1823), несомненно, сказывается юношеский реализм Гюго. В соответствии с духом времени, враждебным философии просветителей, писатель принижает значение творчества Вольтера, объявляя его виновным в «немалой доле чудовищных вещей, творившихся во время революции»

Статьи «О Вальтере Скотте» (1823) и «О лорде Байроне» (1824) являются одними из первых критических произведений, в которых уже прямо сформулированы некоторые эстетические принципы романтизма.

Гюго осуждает в них литературных староверов — консервативную критику, относившуюся враждебно к писателям, не признававшим догматической поэтики Буало и возводившим в идеал свободный полет фантазии и воображения. Вместе с известным предисловием 1824 года к «Новым одам» эти статьи являются интереснейшим документом литературной борьбы романтиков с классицистами.

В некрологе великому английскому поэту Байрону, скончавшемуся в 1824 году в Греции, Гюго рассматривает романтизм как литературную систему современности, принципиально отличную от классицизма. Он считает, что романтическая литература является выражением жизни французского общества XIX века, а классицизм есть явление отжившее, связанное с минувшей эпохой и ее нравами. Осуждая своих литературных противников, Гюго пишет: «Они все время продолжают говорить о литературе, называемой ими классической, так, словно она еще живет, а о литературе, которую они именуют романтической, так, словно дни ее сочтены».

Борьба передовых писателей 20-х годов за новые литературные формы сочеталась прежде всего с борьбой за обновление тематики. В противоположность поэтам-классицистам, черпавшим свои сюжеты из древней истории и мифологии, романтики обращались к минувшим временам жизни своего народа. При этом большое влияние на писателей оказывают, с одной стороны, английский писатель Вальтер Скотт, а с другой — французские буржуазные историки периода Реставрации, которые пытались раскрыть сущность событий в их последовательном развитии и выдвинули проблему исторической закономерности.