Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

• Название: История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Классическая проза

 В настоящий том входит первая книга известного романа У.Теккерея "Пенденнис". Это, несомненно, один из лучших английских романов XIX века. Он привлекает глубоким знанием жизни и человеческой природы, мягким юмором и иронией, интересно нарисованными картинами английской действительности. Перевод с английского и комментарии М.Лорие.

---

Когда эта девушка, сидевшая с барышнями в комнате, расплакалась, не выдержав жестокости своей хозяйки, и, рыдая, выбежала вон, напутствуемая прощальной издевкой, Лора стала громко и возмущенно отчитывать Бланш: подивилась, как в ее возрасте можно забыть об уважении к старшим, а также к низшим по положению, как можно, вечно толкуя о собственной чувствительности, так жестоко уязвлять чувства других. Лора заявила подруге, что вести себя так грешно, что ей следует на коленях молить у бога прощения. И, облегчив душу этой взволнованной речью, удивившей ее самое почти так же, как ее слушательницу, она схватила шляпку и шаль и в великом смятении и расстройстве побежала через парк домой, где миссис Пенденнис очень удивилась при виде ее, так как не ждала ее раньше вечера.

Лора поведала ей о том, что произошло, и тут же навеки отреклась от своей подруги.

— Ах, маменька, — сказала она, — вы были правы. Бланш только с виду мягкая и добрая, а на самом деле она жестокая, она эгоистка. У нее нет сердца, хоть она и говорит так много о своих чувствах. Разве может хорошая девушка доставлять горе матери, тиранить прислугу! Нет, я… я отказываюсь от нее, отныне у меня не будет друга, кроме вас.

Последовали обычные объятия и поцелуи, и миссис Пенденнис втайне порадовалась ссоре между подругами, ибо исповедь Лоры, казалось, означала: "Эта девушка не годится Пену в жены — она легкомысленна и бессердечна, она недостойна нашего героя. Он и сам, конечно, поймет это, глаза его откроются, и он вырвется из сетей столь ветреного создания".

Но об истинной причине ссоры Лора не рассказала миссис Пенденнис, а может быть, скрыла ее и от самой себя. Озорница Бланш, будучи в особенно озорном настроении и только ища, кому бы насолить, начала свои проделки сразу после прихода милочки Лоры, с которой им предстояло провести вместе весь день. Усевшись с подругой у себя в комнате, мисс Амори навела разговор на мистера Пена,

— Какой он, однако, ветреник, — заметила Бланш. — Мисс Пайбус, да и много кто еще рассказывали нам насчет актрисы.

— Я тогда была еще маленькая и почти ничего об этом не знаю, — отвечала Лора, густо покраснев.

— Он очень дурно с ней обошелся, — сказала Бланш, покачивая головой. Он ее обманул.

— Неправда! — вскричала Лора. — Он поступил благородно, он хотел всем пожертвовать и жениться на ней. Это она его обманула. Он чуть не умер с горя, он…

— А я так поняла, душечка, что вы ничего об этом не знаете, — перебила ее Бланш.

— Так говорит маменька, — сказала Лора.

— Во всяком случае, он очень неглуп, — продолжала вторая душечка. — А какой поэт! Вы читали его стихи?

— Только "Рыбак и пловец" — это он перевел, да еще ту оду, что не получила приза на конкурсе; она мне показалась очень растянутой и напыщенной, — отвечала Лора, смеясь.

— А вам, дорогая, он не посвящал стихов? — спросила мисс Амори.

— Нет, милая, — отвечала мисс Белл.

Бланш бросилась к подруге, расцеловала ее, не менее трех раз назвала "прелестью", лукаво заглянула ей в глаза, покивала головкой и шепнула:

— Сейчас я вам что-то покажу, только пообещайте, что никому не расскажете.

И, вприпрыжку подбежав к столику с инкрустацией из перламутра, она отомкнула его серебряным ключиком и, достав несколько листков бумаги, смятых, в каких-то зеленых пятнах, протянула их Лоре. Лора стала читать. Стихи безусловно были любовные — что-то про Ундину… про Наяду… про речку. Она читала долго, но строчки расплывались у нее перед глазами.

— И вы отвечали на них, Бланш? — спросила она, возвращая листки.

— Ну, что вы, моя дорогая! — сказала та и, удостоверившись, что ее дорогая Лора прочла все до конца, так же вприпрыжку вернулась к хорошенькому столику и, убрав стихи, снова его замкнула.

Потом она подсела к фортепьяно и спела что-то из Россини, чью колоратуру ее гибкий голосок выводил превосходно, а Лора сидела и рассеянно слушала. О чем думала мисс Белл? Она и сама не знала; просто сидела молча, пока длилась музыка. А потом барышень позвали в малую столовую завтракать, и они, разумеется, пошли туда обнявшись.

И нельзя объяснить молчание Лоры ревностью или гневом, потому что, когда они, пройдя коридор и спустившись в сени, уже были у дверей столовой, Лора остановилась, ласково и прямо поглядела подруге в лицо и по-сестрински нежно ее поцеловала.

А после этого что-то — скорее всего непоседливость маленького Фрэнка, или промахи маменьки, или запах сигары сэра Фрэнсиса — что-то обозлило мисс Бланш, и она позволила себе те выходки, о которых мы уже говорили и которые привели к описанной выше ссоре,

Глава XXV Полон дом гостей

Размолвка между девушками длилась недолго. Лора быстро забывала обиды и ждала того же от других; а у мисс Бланш все чувства были одинаково преходящи, и отповедь подруги не рассердила ее. Обвинения в греховности никого не смущают — они не ранят настоящего тщеславия; негодование Лоры не рассердило ее, а скорее порадовало, ибо причина его была понятна им обеим, хотя ни та, ни другая о ней и не заикнулись.

Итак, Лора была вынуждена со вздохом признать, что романтическая пора ее первой дружбы миновала и предмет ее если и достоин расположения, то лишь самого прохладного.

Что до Бланш, то она не замедлила сочинить весьма трогательные стихи, в которых сетовала на непостоянство друзей. Так уж повелось, — писала она, за любовь платят холодностью, на верность отвечают пренебрежением; и, — воспользовавшись тем, что из Лондона приехало погостить знакомое семейство с тремя дочками, мисс Амори выбрала себе среди них самую лучшую подругу и поведала этой новой сестре свои горести и разочарования. Теперь длинные лакеи лишь редко носили Лоре записочки; и шарабан не часто присылали в Фэрокс в распоряжение тамошних дам. Когда Лора бывала у Бланш, та напускала на себя вид невинной мученицы, а Лора только смеялась на ее сентиментальные позы — весело, добродушно и непочтительно.

Но не одни лишь новые подруги утешали мисс Бланш в ее горестях: долг правдивого летописца добавить, что она находила утешение и среди знакомых мужского пола. Всякий раз, как эта бесхитростная девушка знакомилась с новым молодым человеком и имела случай десять минут побеседовать с ним на садовой дорожке, или в нише окна, или между двумя турами вальса, она ему, так сказать, доверялась: играла своими прекрасными глазами, голосом и тоном выражала нежный интерес и робкую мольбу, а потом покидала его и разыгрывала ту же комедию со следующим.

В первое время после приезда в Клеверинг-Парк у мисс Бланш почти не было публики, перед которой она могла бы лицедействовать; потому-то на долю Пена и доставались все ее взгляды, и излияния, и ниша окна, и садовая дорожка. В городке, как уже сказано, молодых людей не имелось; а в округе всего-то можно было найти двух-трех молодых священников либо помещичьего сынка с большими ногами и в мешковатом сюртуке. Драгун из полка, расквартированного в Чаттерисе, баронет не жаловал: на беду, он когда-то сам служил в этом полку и ушел, не поладив с офицерами, — произошла какая-то некрасивая история с продажей лошади… либо с карточным долгом… либо с дуэлью — кто знает? Не наше дело слишком дотошно копаться в истории наших героев, если только их прошедшее не имеет прямой связи с развитием настоящей повести.

Ближе к осени, с окончанием заседаний в парламенте и лондонского сезона, несколько знатных семейств приехали в свои поместья, маленький курорт Бэймут заполнился публикой, в Чаттерисе снова открылся Королевский театр нашего знакомого мистера Бингли, и начались обычные балы по случаю скачек и судебной сессии. Вначале лучшие семьи графства — Фоги из Драммингтона, Скверы из Дозли-Парка, Узлборы из Бэрроу и прочие сторонились Клеверинг-Парка. О тамошнем семействе ходили всевозможные слухи (кто решится обвинить жителей провинции в недостатке воображения, послушав, как они обсуждают новых соседей!). Про сэра Фрэнсиса и его супругу, про ее происхождение и родню, про мисс Амори, про капитана Стронга передавали без счета рассказов, которые нам незачем повторять; и первые три месяца никто из важных соседей к Клеверингам не заглядывал.

Но когда в конце сезона граф Трехок, наместник графства, приехал в замок Эр, а вдовствующая графиня Рокминстер, чей сын тоже играл не последнюю роль в графстве, сняла огромный дом на набережной в Бэймуте, эти знатные особы тотчас в полном параде нанесли визит семейству в Клеверинг-Парке; и по следам, которые их вельможные колеса оставили на песке подъездной аллеи, незамедлительно покатили экипажи прочей знати.

Вот тогда-то Мироболану представился случай показать, на что он способен, и в занятиях своим искусством позабыть о муках любви. Вот тогда-то длинным лакеям так прибавилось дела, что им уже некогда было носить записочки в Фэрокс и попивать там пиво в обществе смиренных служанок. Вот тогда-то у мисс Бланш нашлись новые подруги, кроме Лоры, и новые места для прогулок, кроме берега реки, где Пен удил рыбу. Он приходил туда день за днем и раз за разом закидывал удочку, но "рыбки, рыбки" оставались глухи, и пери не являлась. И сейчас будет, пожалуй, уместно сказать два слова — под большим секретом и с условием, что дальше это не пойдет, — об одном деликатном предмете, на который мы уже намекали. В одной из предыдущих глав упоминалось некое старое дерево, под которым Пен любил располагаться в дни своего увлечения мисс Фодерингэй и дупло которого он использовал не только для хранения своих крючков и наживки. А он, оказывается, устроил в этом дупле почтовую контору. Под подушечкой из мха и камнем он оставлял там стихи или столь же поэтичные письма, адресованные некой Ундине или Наяде, посещавшей эти места, и вместо них изредка находил квитанцию в виде цветка либо коротенькую расписку на английском или французском языке, выведенную изящным почерком на розовой надушенной бумаге. Что мисс Амори имела обыкновение прогуливаться у реки, нам известно; и верно, что почтовая бумага у ней была розовая. Но после того как Клеверинг-Парк наводнили знатные гости и семейная коляска стала чуть ли не каждый вечер увозить хозяев в другие поместья, никто уже не являлся на почту за письмами Пена; белые листки не обменивались на розовые, они спокойно лежали под мохом и камнем, а дерево безмятежно отражалось в быстрой Говорке. Письма, правда, не содержали ничего серьезного, а в розовых записочках и вовсе бывало лишь по нескольку слов, полушутливых, полуласковых, какие могла написать любая девица. Но глупый, глупый Пенденнис, если ты избрал именно эту, зачем ты ей не открылся? А может быть, для обоих это было шуткой. Может, ты только представлялся влюбленным, и шаловливая маленькая Ундина охотно участвовала в этой игре.