Земфира Кратнова - Рандеву с незнакомкой

• Название: Рандеву с незнакомкой
• Автор: Земфира Кратнова
• Жанр: Эротика

Красивые эротические рассказы Земфиры Кратновой

---

«Шшшурх-шшухрх-шшухрх», – шелестела метла.

Невольно он начал подстраиваться под ритм песни.

«Шшшурх-шшухрх».

«Ландыши, ландыши».

«Шшшурх-шшухрх».

«Ландыши».

Он бы никогда себе в этом не признался, но сейчас он действительно завидовал двум старикам.

май 2008

Равновесие любви

Fato major prudencia

…Замирая в твоих объятиях, когда стихнет звон в ушах, когда заглохнет эхо моего долгого стона, отражающегося от стен квартиры, я все-таки решусь, уткнувшись тебе в плечо, рассказать все, или почти все. Рассказать глухо, не стыдясь и не прячась. Холодно констатируя факт, насколько это возможно в столь неподходящий момент. Но разве я единственная из тех кающихся своим любимым в грехе, который не грех, в обмане, который не обман, в боли, которая не боль, а честность, дающая право на беспредельную искренность двух людей, связанных постелью и горечью невозможного? Кающихся, еще храня в себе тепло недавней близости. Кающихся и торжествующих. Ведь очищение правдой, бесстыжей, болезненной и горькой, куда как светлее и правдивее тихой гадливой лжи, которое кричит гораздо громче, чем кажется тебе самой.

Не желая задавать себе этот вопрос, я задаю его. Хотя понимаю, что останусь наедине с ним, пока он не растворится в бесконечной сутолоке бытия, ставящего проблемы куда как серьезнее, чем та, которую и проблемой считать я не могу, а ты – не имеешь права.

Измена или все-таки закономерность? Та правильность, от которой никуда не денешься в этом сладко-беспардонном мире, где самые яркие безумства становятся реальностью, а правила условны и зыбки?

И к тому же, когда это я каялась сама перед собой в том, что сделала? Мой поступок – это мое решение. Открещиваться потом от него не то, что глупость, а откровенная трусость.

Но все-таки, что двигало мной? Похоть или страсть? Первая порицаема, вторая – естественна и единственно возможна, когда нет ничего, кроме мужчины и женщины, тянущихся друг к другу и ищущих забвения в коротком всплеске кажущейся взаимности, где голос тела заглушает голос благоразумия. Хотя – какое тут может быть благоразумие, если я поступаю вопреки всему, в том числе самой себе? Или все таки нет – не вопреки?

Ведь я сотню раз говорила себе, что свободна. Свобода – не внешняя, а абсолютная, внутренняя, не сдерживаемая ни стенами комнат, ни домами городов, ни условностью границ – моя личная свобода, которой я горжусь и которую бросаю смятой дуэльной перчаткой в ненавистную морду холодной сдержанности, пьянит и отрезвляет одновременно. Пьянит – сейчас. Отрезвляет – потом. Но ради этого мгновенного "сейчас" рушатся империи и строятся религии. Что уж мне – одной песчинке в суматошном водовороте событий считаться с требованием тела, которое способно сломать любую теорию и любые правила?

И с какой фразы мне начать свою исповедь?

Твои руки, удивительно родные и горячие, скользят по моим плечам, спине, бедрам… Это знакомая прелюдия, после которой, отдохнув, мы обычно снова принимаемся ласкать друг друга с удвоенной страстью, словно боясь потерять. И сейчас – именно в этот момент – я осознаю, что потеря близка, как никогда. Все зависит от того, насколько я изучила тебя. От того, насколько я могу довериться тебе.

Чувства проверяются на грани. Особенно те острые чувства, которые мы привыкли называть запретными, и запретность которых дает нам силы, упрямо склонив голову, принимать все тычки и пощечины судьбы. Ведь мы строим собственный мир, где действуют только наши правила. А жизнь, самый ехидный рассказчик и творец, ежечасно заставляет нас чувствовать, как сильна она и как слабы мы.

По-настоящему сильные остаются. По-настоящему слабые ломаются тонким хворостом в жестких руках дровосека. Зная, что ты не сломаешься, я до предела тяну паузу, набирая воздуха в грудь и сладко жмурясь, пока ты ерошишь мои волосы, ищешь губами мои губы, шепчешь самые простые и самые великие слова.

И в какой-то момент, поймав себя на мысли, что еще чуть-чуть – и я не смогу вырвать из себя это признание, свернувшееся тугой пружиной, я отстраняюсь от тебя и без предисловия спрашиваю:

– Помнишь, ты говорил, что только самые близкие люди могут доверить друг другу бесконечную радость и бесконечную боль?

Ты внимательно смотришь мне в глаза. Ну, конечно же, ты помнишь эти слова. Еще на заре наших отношений (когда это было – год назад, вечность назад, жизнь назад?) ты предупреждал:

– Ты же понимаешь, куда мы лезем. В обмен на самую горячую страсть мы получим потом самую жестокую боль. Потому что наши чувства искренни изначально. Мы знаем друг о друге то, что другие предпочитают прятать. На обнаженных нервах все воспринимается острее – и любовь, и ненависть. Но если мы уже ввязались в эту игру, нам надо быть честными до конца.

Я тогда не совсем поняла, что ты хотел сказать. До сих пор не привыкла к твоей привычке не говорить что-то прямо, а идти вскользь, полунамеками, полузагадками. Иногда мне требуются долгие дни, чтобы расшифровать твой очередной ребус. Правда, с каждым разом мне становится все легче тебя понимать. И с каждым разом я узнаю тебя все больше.

Мы оба непростые люди. И оба осознавали, что отношения тоже будут сложными. Обреченные изначально, от этой своей дикой и болезненной ясности они становятся настолько безысходно восхитительны, что иногда чувствуешь себя мазохисткой. Но эта сладкая обреченность дает мне право сказать тебе эти горькие слова.

– У меня есть другой мужчина.

– Другие, – улыбаешься ты, прижимая меня к себе крепче. – Один или несколько – какая разница? "Кто раньше с нею был и те, кто будет после, пусть пробуют они, я лучше пережду". Впрочем, нет. С Высоцким я не совсем согласен. Ждать я не буду, я уже дождался. А другие пусть за тебя поборются. В моем возрасте и твоем статусе соперников надо видеть не в сексе. У тебя есть возможность сравнивать. Сравнивай. Это еще очень большой вопрос – выигрывают или проигрывают твои новые любовники.

– Меня иногда убивает твоя самоуверенность, – твоя реакция немного сбивает меня с толку. Хотя следовало ожидать чего-нибудь оригинального.

– Самоуверенность? – Ты переспрашиваешь это особым, мурлыкающим тоном, в котором переплетаются желание и коварство. Твои пальцы скользят по моему животу, ниже, ниже, ниже, игнорируя мои недвусмысленные попытки отодвинуться, потеряться, спрятаться.

Интересно, ты собираешься обсудить мои отношения с другим мужчиной, занимаясь любовью?

Я вскрикиваю, закусываю губу, пытаюсь оттолкнуть тебя… И понимаю, что твоим рукам сопротивляться я так и не научилась. Нет во мне такой силы, чтобы противостоять этому неземному блаженству, этой коварной страсти. Я начинаю извиваться, вырываться. Но ты крепко держишь меня. Держишь кончиками пальцев на дрожащем возбуждении.

– Девочка моя… Моя любимая… Моя самая горячая женщина….

Шепот обволакивает, как густое облако, вливается внутрь меня, растекается по телу. Ласки и голос. Голос и ласки. Мне становится нестерпимо горячо, я теряю ощущение реальности и мне кажется, что нет ничего в этом мире кроме твоих рук и нежных губ.

– Другие мужчины придут и уйдут. А я останусь. Даже если сегодня мы видимся в последний раз, все равно останусь. Потому что я – в тебе. – И усмехнувшись, ты добавляешь: – Во всех смыслах этой фразы.

Наши тела снова сплетаются в иероглиф страсти и безумия. В каждом движении – наслаждение и боль, надежда и безысходность, радость и бесконечная грусть.

Натянутая тетива отношений звенит на той высокой ноте, которая предшествует разрыву. Но подходя к нему вплотную, мы всегда успевали сделать шаг в сторону, уйти от падения в пропасть, хотя даже это – последнее – падение может быть настолько прекрасным и великим…

Как бы то ни было, ты действительно останешься. Моим самым нелогичным, самым невероятным, самым болезненным романом. Равно как и я останусь в твоей жизни незаживающей раной.

Кто сказал, что время – лучший доктор? Нет, оно лишь хороший анестезиолог, умеющий задавить память грузом новых событий. Но рано или поздно сквозь эту толщу бесполезного мусора блеснет осколком разбитого зеркала память о той радости, ради которой живет человек, о тех днях, спрессованных в секунды, что хранятся до последнего вздоха, до последней мысли, о вечности, которая растворяется в нас с тобой, когда мы, обезумевшие от страсти, рвем пространство и время во имя любви – безнадежной, бессмысленной, бесконечной.

Начиная, не думать о последствиях. Первый закон влюбленных и полководцев. Наша любовь – тоже поле сражения. Сражения с судьбой и друг с другом. Рано или поздно кто-то из нас сорвется. Ты или я. И пусть лучше это будешь ты. Мне не достанет смелости нанести этот удар милосердия – coup de grace – обрывая тонкую нить, держащую наши отношения.

– Не впускай меня в свою жизнь слишком сильно.

Ах, Бог ты мой, неужели это я была такой невероятно мудрой еще совсем недавно, когда только-только разгорался невинный костерок, превратившийся потом в грозный пожар, сжигающий нас в пульсирующий пепел?